О судах над мертвыми

Сегодня мой приятель запостил сразу три статьи на смерть Олега Табакова. В принципе я благодарна ему только за то, что нашла их в одном месте и мне не пришлось перелопачивать тонну дерьма собственноручно.

Это лишь один скрин, больше просто не хочу перепощивать, но нужно же было дать понять, о чем идет речь.

Новая великолепная тенденция – гадить вслед ушедшему в мир иной человеку. Гадить смачно, упоенно, наслаждаясь и самим процессом, и самим собой в процессе. Называть вещи своими именами – “ссать на могилу”, придумывать хэштег “Падежскота”. И гордиться, отчаянно гордиться собой, таким смелым, неполживым, неподкупным… Борцом с режимом, который не боится сказать “правду”, особенно такую правду, которая принесет восхищение масс. Вот же, он не побоялся сказать, не побоялся “нассать на могилу” – выразив свое несогласие с позицией известного и любимого народом мертвеца.

Я скажу, что вообще-то не против выражения мнения, каждый из нас может сказать все, что думает – и поделиться своим мнением с близкими или дальними людьми. Но есть разница – О КОМ ты говоришь и КАК ты это делаешь. О живом – да пожалуйста, он, если обратит внимание, может тебе ответить. Вы оба – на одинаковых котурнах хотя бы потому, что вы оба – живы и способны вступить в диалог. А вот хаять мертвецов – это показатель особенной нравственной инвалидности. Ведь человек больше не может ответить – он действительно оказывается беззащитен. И вот такое похабное, площадное хаяние заведомо беззащитного перед тобой человека, – показатель не только нравственной инвалидности, но и трусости. Ведь при жизни – почему бы и не написать лично этому человеку, объявить обо всех претензиях, выразить свое несогласие с его точкой зрения.

Да только не было этого при жизни – позволить себе быть нелюдью товарищи, подобные автору процитированной статейки, могут только у могильного холмика. Там – они чувствуют себя безнаказанными. Ведь сам мертвец уже не ответит, а живые близкие – находятся в состоянии острого горя и вряд ли обратятся в суд защитить честь и достоинство.

Знаете, что меня поражало всегда и поражает до сих пор? До недавнего времени – любые воюющие между собой государства хоронили мертвецов противника. Советские люди, страшно пострадавшие от нацистов, шли и хоронили мертвых врагов – не глумясь над трупами, не раскидывая их по полям, а делая хотя бы братские, но могилы. Потому что пространство смерти – уравнивает нас всех, мертвый враг, каким бы он ни был, заслуживает хотя бы того, чтобы после смерти лежать в могиле, а не быть растасканным зверьем по норам. Беззащитность мертвеца – показатель человечности живого. Способен ли он на последнее милосердие – уважение к телу даже самого ненавистного существа.

Помнится мне, в исторических хрониках надругаться над телом поверженного врага и по похоронить его, – показатель величайшего презрения, презрения за гранью любой морали, осуждаемого даже авторами записей или переписчиками. Это было редким, из ряда вон выходящим поступком.

Нынче же все переменилось. Внуки и правнуки тех, кто, изнемогая от голода, последствий войны, страдая от непосильного труда, – шел и хоронил своих воинов вместе с воинами врага, теперь за особенный моральный подвиг почитают прилюдно, вслух не просто сказать гадость, а возгордиться сказанным. Посчитать это делом своей особенной доблести. И не бояться, что вокруг возникнет брезгливый вакуум, что от сказавшего такое – могут отвернуться все, даже самые преданные друзья. Потому что должны же быть некие границы, за которыми – остается только замолчать и уйти, не оглядываясь. Но увы, окна Овертона продолжают расшатываться – и одно из них уже готово выскочить из рамы и разбиться на тысячи осколков.

Только невдомек этим судьям и их почитателям, что как бы окна не шатались, как бы они ни бились, в том мире, куда ушли мертвые, которых они так беззастенчиво поливали дерьмом производства собственной души, действуют другие законы. И зачем говорить что-то о сковородках или бочках с серой? Достаточно будет ожившей совести, которая есть голос Бога в душе, – и молчаливого взгляда в глаза тех, кого так упоенно поливал. Сартровский “ад – это другой” может быть именно таким… Неужели же не страшно?

3 thoughts on “О судах над мертвыми”

  1. Замечательный актёр, создавший много ярких образов. И Шелленберг, и Кащей. И бармен Гарри из “Человека с бульвара капуцинов”. Да мало ли ещё каких. Олег Табаков это часть истории страны, чего там. Чем же это таким он этим нелюдям-то не угодил? И вправду, велико геройство: гадить из-за углов, чтоб поглумиться над памятью известного человека. Это до какого-же скотского состояния нужно дойти, чтоб поступать так? Мёртвым самим ничего, но вот чтущим память Табакова такое глумление это как плевок в душу. Для меня самого Табаков был одним из последних актёров великой школы советского кино.

    Reply
  2. Дойдя до слов о том, что автор считает Виктора Шендеровича одним из столпов “Совести Нации”, понимаешь, что читать дальше не имеет смысла. Как не имеет смысла интересоваться мнениями автора о чём бы то ни было.

    Reply
    • у меня при имени Шендеровича возникает только одно перед глазами: совесть нации и матрас. После этого – что бы он ни говорил, я уже не сумею почитать это ни умным, ни остроумным.

      Reply

Leave a Comment