Синдром “украинской усталости”, в моем случае – диагноз определен

Этот термин в западной психологии существует уже пару месяцев как. У себя нашла его около месяца назад. Перегорела-переболела…

По долгу службы часто отвечаю на вопросы о себе – меня безошибочно идентифицируют только русские, все остальные бродят по карте, пытаясь угадать страну моего происхождения. Позавчера уловила себя на мысли, что всем говорю, что я русская из Германии. Вот именно так и никак иначе. Особенно настойчивые получают город, из которого я приехала, Луганск… В 99% из ста у людей округляются глаза и следует междометие “О!”. Я привычно говорю, что война, у меня там бабушка, жива-здорова.

Свой паспорт я запрятала как можно дальше, чтобы не видеть не нем государственной символики. Из новостей меня интересуют новости российские и новороссийские, украинские стараюсь слушать вполуха.

Я все приняла: свою расовую неполноценность, совковость и быдлячество, уменьшение количества друзей на десятки человек. Больше ничего и нигде не болит – все перегорело и превратилось в золу. В сознании начал образовываться провал – голова понимает, что это безумие, но ничего не может поделать. Я считаю, что родилась в СССР, жила в СССР и уехала в 2004 году, в ноябре. С 1991 по 2004 я жила где-то в междумирье, сопротивлявшемся заразе “никогда мы не будем братьями”. Как только зараза приобрела вид волны цунами оранжевого цвета, захлестнувшую страну десять лет назад, мы уже стояли на границе Украины и Польши, а через несколько автобусов после нас государственная граница страны были перекрыта.

Ровно год назад мы смотрели на Майдан как на дежавю, потому что как раз были в Киеве во время первых оранжевых беснований. Думали, что опять побузят – и перестанут. Не перестали…

Первые реакции – недоумение и даже некоторое глумление над всеми этими “онижедетьми” быстро сменились все более крепнувшим ужасом. Сначала – Беркут, потом – Мариуполь… После Одессы все изменилось раз и навсегда. Вчера читала интервью адвоката Надежды Савченко, который выстраивает линию защиты на том, что против этой женщины выстраивается куча лжесвидетельствований, потому что все свидетели называют толчком, который заставил их записаться в ополчение, именно 2 мая, Одессу. Ах, бедный-бедный убогий креакл, взявшийся защищать военную преступницу… Ему действительно невдомек, что для всех нас 2 мая навсегда стало черной датой разлома жизней на до и после… что все мы, сломавшиеся, уже почти спокойно говорим о том, что одно событий было “до войны”, а другое – “после войны”. Что многие действительно поняли, что погремушек первого Майдана нет и не было, что все страшно, всерьез и взаправду… а значит, война… и значит, нужно идти воевать.

После Одессы и до так называемого “перемирия” нас еще ломало и корежило, мы существовали в режиме “от компьютера к телевизору”, мы звонили друг другу, рассказывая новости, и пытаясь не сойти с ума от валившегося на нас кошмара… осознавли, что на самом деле страдаем морально, а там… там люди учатся жить рядом со смертью и это страшное соседство приучает их к своей неизбежности и неотвратимости, оборачивающихся привычкой… Привычкой к смерти…

Еще тлела какая-то надежда на то, что пантеон босховских чудищ, порожденных сном разума украинского народа и захвативших власть в стране, каким-то образом исчезнет, будет арестован, бежит из страны, растворится в европейских престижных городах… Не случилось, легитимизировались, засели во власти, правят вот… До Славянского Трибунала далеко, да и не верю я, что эти люди там окажутся… мир измельчал и справедливость из него ушла вслед за правдой. Слишком туго власть предержащие затянуты в путы денег и компромата… слишком очевидно то, что они будут делать то, что требуют держатели ниточек, за которые их теребят… А значит, нужно учиться жить в предлагаемых условиях.

Так что, друзья мои, об Украине я писать если и буду – то очень нескоро. Устала, выдохлась, приняла правила игры. Ушла в эскапизм, где СССР просуществовал до 2004 года, ноября месяца. В этих иллюзиях существовать комфортнее, чем в горькой правде, заключающейся в том, что иногда Господь действительно отвечает на задаваемые вопросы. Еще в Германии я настойчиво спрашивала, почему многие немцы в 30-е годы садились на пароходы и уплывали из Европы куда подальше, не оглядываясь и не пытаясь вернуться после 1945 года. Ответ я получила… и могу теперь сказать: “Бойтесь ваших вопросов, на них иногда приходят ответы”.