Казалось бы, сколько было статей и постов на тему того, как ужасно плясать на костях и радоваться смертям – не важно, чьим. Есть в смерти нечто такое, что делает (ну или должно делать) ушедшего неприкасаемым, свободным от наших издевательств и глумлений. Как бы мы ни ненавидели, как бы ни ссорились с ушедшим.
Да, врагов трудно прощать, хоть Христос и заповедовал нам делать это. Трудно искренне простить того, кто принес горе и беду лично нам (не знаю, как кому, а вот мне простить обидевшего меня будет полегче), или нашим любимым людям (вот тут у меня как раз и напряги, обидчика моих любимых людей мне простить гораздо сложнее).
Но одно дело – попытка борьбы с собой в прощении врага, а другое дело – пляски на костях этого врага. Или не врага – а некоего абстрактного всеобщего врага.
Казалось бы, украинский феномен радости от гибели людей (хоть Донбасса, хоть Одессы, хоть России) – ужасает многих. Соцсети и блоги приносят сообщения о том, как страшно пишущим видеть эти неприкрытые возгласы “весело”, “поделом”, “порадуемся”. Какие жуткие эмоции вызывают все эти запощивания картинок с пляшущими козакамы и дивчынами, эти шутки юмора на темы, о которых любой нравственно вменяемый человек может говорить только полушепотом и в самых траурных выражениях.
Но не тут-то было. На днях произошло два события: смерть Рокфеллера и убийство супруга Марии Максаковой Дениса Вороненкова. И что же? Я вдруг узрела поток если не ликования, то торжествующих высказываний о том, что в аду будет весело и радостно, ибо новоприбывшие давно напрашивались в это дивное место, что теперь на планете будет чище, что теперь очередь Елизаветы Второй и Сороса… В общем, если не пляски на костях, то такое пританцовывание и даже некоторое ощущение “праздника происходящего” (как писали мои ученики 8 класса в сочинении о Дне Победы).
Журналисты уже публикнули видео упавшей в обморок на тело мужа Максаковой (у меня так и не хватило сил его посмотреть, мне было достаточно заглавной фотки с совершенно безумным лицом вдовы, чтобы понять, что смотреть на все это просто не получится) – и народ потянулся глядеть, обсуждать, делиться впечатлениями.
Кстати, странно, но я вообще о Максаковой и ее муже до убийства знала мало, читала, что они сбежали в Украину и что-то там начали нехорошее говорить о России. Но за пару дней до дня Х узрела клип, свежий клип, снятый Максаковой уже в Украине. В нем совершенно пошлая блондинка, поющая какую-то дикую попсятину в сопровождении качка (и о которой вообще невозможно даже догадаться, что она вроде бы оперная певица) – ходит в красном платье и демонстрирует фигуру, которую можно было бы спрятать под чем-то длинным и не сильно облегающим. Пожав плечами – решила, что птичка не интересна. И вдруг – рвануло, у нее убили мужа.
В первую очередь, меня потрясло именно вот это пение и хождение в красном платье – и буквально черездвухдневное вдовство. А вторым потоком недоумения – потрясла реакция людей. Обсуждения взахлеб, мол, так тебе и надо, подстилка бандитская. Обсуждение, что сказала мать. Обсуждения, чьей любовницей она была и сколько наворовали оба ее мужа. Я понимаю, что Максаковой не до соцсетей и не до реакции интернета, если захочет, она узнает все гораздо позже. Но вот сладострастные сплетни, обсуждения и радость многих людей меня шокировали. Именно тем, что недавно еще все грустили о том, как украинцы реагируют на смерти – а сегодня и сами, в общем-то, не против поглумиться, мол, заработал и он, и она.
По поводу смерти Рокфеллера реакция еще более удивительная. Прямо-такие откровенная радость и выстраивание личных предпочтений на очередь, кто будет следующим. Сладострастные рассуждения о переливаниях крови гойских младенцев и пересадки молодых гойских сердец, вывешивание на весах, сколько бед наделал усопший и какие сковородки заготовили ему в аду бесы. А самое удивительное, что подобные вещи я слышала и читала от людей верующих, состоящих во многих православных группах.
И все это во время Великого Поста.
Ребята, ну реально – прямо по притче о сучках и бревнах в глазах все происходит. Сучки в глазах украинцев ничуть не мешают лесоповалам в собственных глазницах. Не понимаю, откуда это пошло. Правда – не понимаю, как можно ужасаться украинским пляскам на костях и тут же, прямо буквально тут же – идти плясать на других могилах самим. Как можно не страшиться выносить вердикты и вслух объявлять о том, что ждешь чьей-то смерти.
Знаете, наверное, многие действительно утратили понимание, что в этой жизни возможно говорить прилюдно, а что – должно оставаться внутри человека, не будучи оглашенным городу и миру. Буквально на наших глазах размываются не просто базовые понятия о добре и зле, а базовые понятия о том, что человеку нравственно полноценному делать можно, а что – нельзя. Даже не верующему, а нравственно вменяемому с совершенно светских позиций.
Впрочем… Это и есть главный аргумент в споре с теми, кто доказывает, что человечество стремится к добру и свету. Ничего не меняется со времен толпы, оравшей “Распни Его, распни” до толпы, оравшей “Смерть врагам народа”, или толпы, оравшей “Москаляку на гилляку”. Все то же и так же под этим небом.
Только Один Он остается над всеми нами:
Но глядит Он из дальней дали,
Весь изъязвлен и весь в крови:
Дети, дети Моей печали,
Дети, дети Моей любви!
Буди милостив к нам, грешным…