О загадочной “химии”

Приведу сначала цитату из вычитанного на одной площадке.

Это о “химии”, ребята, об одном из самых загадочных феноменов в нашем мире.

Начну издалека: современные ученые, пожелавшие измерить гармонию алгеброй, вывели 4 столпа человеческой совместимости.

1. Совпадение общего образа жизни и привычек. Это когда двое являются жаворонками или совами, домоседами или тусовщиками и тому подобное.
2. Совпадение ценностей. Тут чуть сложнее. Совпадение религиозных воззрений, политических позиций, взглядов на главные, основополагающие вопросы мировоззрения. Грубо говоря, баба тварь дрожащая или право имеет? Может ли мужчина все решать на том основании, что он мужчина? Либерал или консерватор? Веган или мясоед?
3. Совпадение психологического устройства. Ну тут можно многое писать, а я лучше приведу классическое “Любовь как встреча двух неврозов”.
4. Ну наконец – самый загадочный пункт. Химия.

Совпадение людей по первым трем пунктам – вещь частая, можно найти тысячи, миллионы совпадений и в образе жизни, и привычках, и в интересах, и даже в психологическом устройстве. Люди одного поколения растут в примерно одинаковых условиях.

Ну вот смотрите, мое поколение – поколение, родившееся в 70-х годах. Мы все росли в схожих условиях, питались примерно одинаковой пищей, получали схожие травмы, пережили крушение мировоззрения. Принадлежащие к одному поколению – как раз действительно могут создать ту самую “любовь как встречу двух неврозов”, потому что и комплексы, и детские травмы, и умение договориться у них будут примерно одинаковые.

И казалось бы, совпадение по трем пунктам из четырех – должно давать возможность создавать пару просто легче легкого. Скажем, имеется исследование, которое доказывает, что если у пары совпадает вокабуляр, то она имеет прекрасные шансы на долгосрочные отношения. Особенно это стало легко исследовать в наше время, когда люди больше пишут, чем разговаривают, поэтому переписку легче отследить и проанализировать с чисто филологической точки зрения. Так вот, если у пары с самого начала совпадает словарный запас (в исследовании говорилось о 80% совпадений), то вероятность долгосрочных отношений можно было предсказать с самого завязывания знакомства.

Ха! Но тут на сцену выходит та самая пресловутая химия. И все то, что было вполне ясным и предсказуемым начинает теряться в тумане и зыбкости “невозможно объяснить” и “невозможно описать”.

Тот самый “электрический разряд”, “высоковольтная дуга”, которая может ощутиться совершенно незнакомыми с друг другом людьми, которая может даже испугать, настолько внезапно и неожиданно она обрушивается на жертву. “Стрелы Купидона” – это оно самое. То, что влетает в солнечное сплетение, как огненный шар и заставляет человека испуганно спрашивать себя: “Что это было?”

Химия – то, что может удерживать в самых тяжелых и разрушительных отношениях, и без чего не складываются, казалось бы, идеальные пары, совпадающие по всем трем пунктам.

Ученые пытаются дать следующие объяснения. Хелен Фишер, биолог и антрополог, утверждает, что любовь можно разделить на “стадии” или “фазы”. Желание-притяжение-привязанность.

Желание – это чистая физиология, реализация сексуального порыва, направленного на продолжение рода. Поле деятельности половых гормонов эстрогена и андрогена, никаким образом не связанное с рацио мозга.

Притяжение (романтическая влюбленность) – длится дольше “желания”. «Романтическая любовь — это естественная (и часто позитивная) аддикция, которая эволюционно развилась у высокофункциональных животных еще 4 миллиона лет назад как механизм выживания, создания привязанности и продолжения рода, и присутствует во всех культурах». (Цитата). МРТ мозга показывает, что в период романтической влюбленности мозг словно “варится” в дофамине, и человек находится как будто бы под перманентным воздействием психостимуляторов. Мало ест, почти не спит, все время в прекрасном настроении, не чувствует боли и усталости, не подвержен депрессиям, иммунитет пашет на полную, поэтому ни сопли, ни ангина влюбленного не берут.

Если с парой все хорошо, притяжение переходит в привязанность. Дофамин уступает место окситоцину, вазопрессину и киссептину, исследование которого началось не так давно, но то, что уже успели узнать ученые, дало возможность называть киссептин “виагрой для мозга”. Похоже, киссептин очень важен для вынашивания беременности и повышения либидо у женщин.

Но все эти замеры гормонов и сканирования мозга все равно не отвечают на главный вопрос: а что же такое та самая “химия”.

Ведь кроме нее еще бывает попадание в “мой типаж”. Я вот до сих пор ломаю голову, откуда лично у меня взялся “мой типаж”. Тем более, что пока я ковырялась в мозгах на эту тему, я вдруг поняла, что имеется типаж, которым я любуюсь, как деревенский ребенок, впервые увидевший витрину магазина игрушек. Имеется типаж, который меня привлекает “ой, ниче так, симпатичный” и “ой, какой сексапильный”. Причем вот вам фоточка мужчины, на которого я еще в подростковом возрасте среагировала в стиле деревенский ребенок и елка.

Это чистой воды дурдом, но я давеча натолкнулась на клип “Квин” к “Горцу” и снова зависла. Понимаете, Ламберт мне визуально не очень и нравится, в нем для меня нуль сексапила, но в динамике я, тетька под полтос, снова оцепенела, глядючи на вот этот расфокусированный взгляд исподлобья. Он меня просто завораживает и все тут.

Есть такая психолог, доктор Линда Янг, так вот она описывает типаж как составную конструкцию, в создании которой могут участвовать стандарты привлекательности, которые приняты в обществе, личный опыт, семейные особенности и ранние импринты — что-то, что поразило нас в раннем детстве и стало “типажом” в зрелости. Не знаю, мне тут крайне сложно что-то понять, потому что муж у меня – чистейший ответ фрейдизму, он похож визуально на моего папу и нас что в юности, что в зрелости часто принимают за брата и сестру. Сексапильными мне кажутся актеры, походящие по типажу на мистера Адамса. А вот красивыми мне кажутся вообще другие мужчины вроде Ральфа Файнса или Бена Барнса.

Но продолжим о химии. С одной стороны, она совершенно не гарантирует, что пара совпадет по первичной триаде, а с другой – без нее триада вроде как и работает, и имеется гармония в отношениях, но как только человек встречает носителя “сходной химии”, самые прочные отношения может тряхануть со страшной силой. Женщины и мужчины бросаются в адюльтер без оглядки на прожитые вместе годы – и очень часто все заканчивается трагично, потому что химия не является гарантией того, что людям будет хорошо вместе где-то кроме постели.

А потом я решила сходить на экскурсию на форумы и почитать, а как у народа вообще с совпадением по 4 параметрам вместе? И узрела я, ребята, бездну.

Сколько же мужчин и женщин оказалось живущими без “химии” или находящихся в безобразно токсичных отношениях с оной! Я читала истории и реально офигевала от разнообразия несчастий и страданий. Те, кто помоложе, еще как-то пытались искать это совпадение, те, кто постарше, обжегшись на молоке, рассказывали, что “ну ее, эту химию, лучше уж просто рядом быть с правильным человеком”.

Самое интересное, что сотни комментаторов, говоря о “химии”, вовсе не имели в виду секс, вернее, не ставили его во главу угла. Чем больше я знакомилась с человеческими историями, тем больше понимала, что ничего не понимаю. “Химия” необъяснима и несводима к чистому сексуальному призыву, это нечто совершенно эфемерное, но одновременно мощнейшим образом связывающее людей. Одно я поняла однозначно: те, кто выдирались из “химии”, если отношения не складывались, проходили через персональный ад, причем не только на уровне душевных страданий, но и чисто телесных реакций.

Я уже несколько раз рассказывала, как в 20 лет за секунду умудрилась втрескаться в коллегу, которого видела во сне за 9 месяцев до знакомства. Сейчас, когда я смотрю на события трезвым взглядом зрелой женщины, я все еще не могу объяснить ровным счетом ничего. Вот ты стоишь в комнате, вот входит мужчина – и все, в башке у тебя все переворачивается и ты словно на грани обморока. Ты не знаешь его имени, профессии, кто он такой – но чтобы успокоить дыхание требуется отойти к окну и продышаться. Никакого непреодолимого сексуального влечения у меня к С. не было – просто когда я находилась рядом с ним, я впадала в какой-то туман и прострацию. То есть мы о чем-то говорили и что-то обсуждали, жестикулировали и прикасались к друг другу, сидели за одним столом, но я ничего не могу вспомнить детально, потому что это было какое-то поле, окружавшее меня плохо проницаемой для остального мира стеной.

Выдираться из этого наваждения было действительно невыносимо. Мои близкие подруги знают, что если я переживаю какие-то очень глубокие чувства, я не говорю об этом. Я закрываюсь в ракушку и пока не переварю все сама, не выйду и не смогу ничего вербализовать. Все подруги прошли через обиду на меня – что я не рассказываю им о чем-то по свежим следам, теперь они знают эту особенность и просто понимают, что дело не в недоверии, а именно в том, что у меня просто нет слов, чтобы начать разговор. Их нет – и я не знаю, откуда их брать. Доктор Пиндершлосс узнала о той истории ровно через полгода, когда она уже просто пинками загнала меня в угол и устроила допрос, почему я разучилась смеяться. Я помню, что мы сидели в общаге в ее комнате, был полумрак – и я как-то начала давить из себя все то, что не умела вынуть наружу и облечь в слова.

Даже уже когда стало легче, даже когда прошла фаза обозленности на весь мир – однажды столкнувшись в городе с силуэтом, отдаленно напомнившим мне С., я испытала полный нокаут. Мне нужно было остановиться и успокоить сердце, провалившееся куда-то в пятки. Холодный пот, сбитое дыхание, паника. С момента, когда я видела его последний раз, прошло больше полутора лет, я заставила себя полностью забыть его лицо, забыла его фамилию и дату рождения. Соцсетей не существовало – но тут сработала чистая интуиция. Я до сих пор не желаю искать и находить его – не потому, что боюсь, что изменю мистеру Адамсу, а потому, что знаю, что нейроны побегут по знакомым накатанным дорожкам (плавали, знаем, было дело с еще одним увлечением молодости, когда только очень сильный и очень грубый подружкин пендель поставил мне башку на место) и мне придется переживать эдакие афтершоки, которые на самом деле совершенно не связаны с конкретно вызвавшим их персонажем, а относятся к чисто телесной памяти, когда вот является некто, а вот тут звучит “наша песня”, а вот тут – вываливаются воспоминания, и битте шен, кушайте катание нейронов по санному пути, вроде как присыпанному двадцать лет назад.

Кстати, если иметь рядом трезвую подружку, которая вовремя наподдаст волшебного пенделя, переживание таких афтершоков не сильно комфортная, но очень пользительная штука, закрывающая незакрытые гештальты. Оставшееся в молодости навсегда остается там – и свой файл вы оплачиваете и закрываете (ну, разумеется, при условии, что брак крепок и розовощек, а не находится в бесконечной перезагрузке).

Так вот – оглядываясь назад на историю с С., будучи оснащенной парой десятков лет занятиями всякими психологическими экзерсисами, я все так же ничего не понимаю. Ни в том, как это работает, ни в том, что вообще это было такое – потому что если бы дело было в сексуальном влечении, ну это еще хоть как-то можно было себе объяснять, а вот с таким вот “я не понимаю, что со мной” – все остается покрытым туманом.

Единственным несомненным плюсом этой истории (помимо того, что это был тяжкий, но интересный опыт переживания) стало то, что без нее у меня не получилось бы помочь нескольким людям выдраться из такой же химической ловушки. И вот тут из своего опыта я уже скажу так: это выдирание возможно. Надо только запастись терпением и силой воли. В отличие от настоящей любви, которая “никогда не престает”, химия из себя выпускает: со шрамами и лоскутами оставленной кожи, но выпускает. Если дать себе время на восстановление и отдых, то из этой борьбы ты выходишь успокоенным и обновленным, готовым к другим отношениям. Я допустила две ошибки: я обозлилась и мстила всему миру, и не смогла вовремя рассказать об этой истории доктору Пиндершлосс. Когда проблема вербализована – сильнейшее напряжение спадает, а я тогда этого не знала.

Как только я закрыла для себя эту историю, поняла, что злиться – это не просто бессмысленно, а и чревато возвращающимися бумерангами, научилась кайфовать от одиночества, вот тут и явился пред мои светлы очи мистер Адамс. И тут произошла другая химия – когда мы сидели в кафешке с нашими общими знакомыми, у нас было первое свидание, и он, рассказывая что-то паре, которая потом была свидетелями на нашей свадьбе, просто случайно прикоснулся рукой к моему колену. Это была чистая жестикуляция при разговоре. Я не смотрела на этого парня даже как на потенциального ухажера – у меня на тот момент было четверо внятных парней, с которыми я встречалась и которые считали меня своей парой. И тут меня просто дернуло, как будто ударило током. Если вы когда-нибудь прикасались рукой к оголенному проводу – вот это самое то.

Ничего подобного я не испытывала ни до, ни после в жизни – история с С. была совершенно иного толка. На дворе был месяц март, мистер Адамс проводил меня до дома и я до мая колупалась в своих романах, изредка встраивая “ударившего током” в свое плотное расписание свиданок.

В общем-то я и тут не совсем понимаю, что это было – видимо, Купидон, сбитый с толку моей тупостью, просто шарахнул мне по коленке стрелой, чтобы, так сказать, рассеянная и легкомысленная ослица, наконец, посмотрела на того, кого не смогла объехать ни на какой козе.

Но Купидону виднее – я лишь по обыкновению проиллюстрировала личным примером то, о чем тут пишу.

В общем и целом из всего сказанного становится понятным только то, что с этой “химией” так ничего и непонятно. Как возникает, откуда берется, куда девается, почему иногда бьет двоих, а иногда одного – все это вопросы без ответов. Думаю – мы их и не получим, сколько бы ученые ни пытались замерять количество гормонов и степень их воздействия на мозги.

Чистейшая мистическая мистика, которая, наверное, стала бы чуть понятней, если бы наука ввела, наконец, понятие души как чего-то существующего – что управляет телом.

А пока – остается только дивиться, насколько же это туманная область наших взаимоотношений.