Мы тут всю неделю посвятили инспекции Топонима – здание было куплено в самый разгар ковидника и мы не посещали квартиры и не собирали жалобы на протечки и прочие негаразды.
А тут прям собрались с мистером Адамсом и пошли-пошли по этажам… Надо сказать, жильцы нас давно приняли, не попали мы только в квартиры с больными людьми и то – попросили по смс скинуть список жалоб, чтобы потом все устранить, и все с удовольствием откликнулись на просьбу.
В одной из квартир увидели женщину… Оказывается, это мама жилички, назовем ее Леной. Больше всего меня поразили глаза Лены – они жили какой-то своей жизнью и были такими тревожными, что меня реально отбросило от порога квартиры – я не сразу сообразила спросить, откуда она.
Оказалось, маму вывезли из Харькова, она который месяц подряд сидит дома и никуда не выходит – хотя стоит чудесная солнечная осенняя погода и виды стоят вокруг – просто запредельно прекрасные.
Мы сегодня с мистером Адамсом едва проснувшись вообще застыли, потрясенные, у окна, потому что увидели розовое небо, розовый океан и золотые листья, пронизанные первыми лучами восходящего солнца. Я такого вообще представить себе не могла, хоть мы уже который год живем у воды.
Но Лена из дома практически не выходит – и за те несколько минут, что мы пообщались, я услышала раз десять повторенное: “Я хочу домой, мне нужно домой, а дочка не пускает, домой надо”. То, что, собственно, дом не совсем имеется в природе, Лену не волновало… Нас поразило именно то, что Лена живет у работающей дочки и зятя, никто ее не гонит, есть деньги, есть крыша над головой, есть возможность отдохнуть от войны, выспаться, насладиться сумасшедшего вида природой, не нужно даже работать и встраиваться в окружающую реальность… Но Лена сидит дома и мечтает только об одном – уехать домой в Харьков.
Знакомая моей сестры уехала из Германии в Киев, оставив едва справившего восемнадцатилетие сына одного в чужой стране. Дома – ее мама, категорически отказывающаяся уезжать, хотя люди существуют в реальности ежедневных бомбежек, отсутствия света и воды, муж, которого не выпускают из страны, и “работа” – куда знакомая сестры ездит ежедневно из своего пригорода, хоть работает в сфере люкса и кому тот люкс сейчас нужен – в этих-то обстоятельствах. Тот факт, что ребенок в чужой стране может остаться круглым сиротой, потому что “дома” у него – и мать, и бабка, и отец – тоже своей роли не сыграл, а ведь шансы еще как высоки, с учетом творящегося каждый день.
Но на написание этого текста меня подтолкнул разговор с подругой, которая ежедневно находится под обстрелами, но тоже не уезжает. На мои истерики и вопли – у семьи трое детей – она очень спокойно и доходчиво объяснила, что “тут мой дом, тут мой сад, тут все выстроено и посажено нашими руками, если мы это бросим – мы оба с мужем погибнем от инфаркта”. Я было попыталась спросить, а что будет, если кто-то из них или детей погибнет от бомбы, но подруга и так в ужасном моральном состоянии, и она просто снова терпеливо начала объяснять, что они уедут только если они поймут, что впереди – только смерть.
После этого разговора я думала несколько дней – и вот что надумала. Сами решите, есть в этом зерно истины или нет – и, возможно, это поможет вам что-то понять и о себе, потому что вопрос об отъезде, наверное, приходил в голову каждому, чья страна вовлечена в войну.
Мне кажется, что несмотря на то, что мы все – уж какое столетие горожане/селяне, мы все так же остаемся по психическому складу либо кочевниками, либо – оседлыми людьми и разница между нам пролегает вот по какому критерию.
Хорошенько проанализировав себя при помощи мистера Адамса, я поняла, что я – не человек без родины, как долго о себе думала. Я об этом уже очень много писала – но никак не доходила в своих рассуждениях до самого главного критерия оценки себя в мире. Моя родина – это не конкретная страна или город, грубо говоря, место на земной поверхности с определенными геокоординатами, моя родина – это место, где живут самые близкие мне люди. В Дрездене – это был Дрезден. В Канаде – это Ванкувер. Если нам придется перебраться на остров святой Елены – это будет Святая Елена, Новая Зеландия, Марс, борт космического корабля, шалаш в лесу… Я обустрою там дом и это станет моей родиной. Для нас родина – это не место, это люди, “мои люди”. Мистер Адамс подумал и согласился, что у него все работает точно так же.
По сути мы – и есть кочевники, которые собирают свои нехитрые пожитки в кибитку, объединяются со своим племенем и переходят с места на место. Там, где будет остановка, – там и будет родина. Потеря территории для кочевника – ничто, потеря “своих” – катастрофа.
Но есть и другие люди, оседлые.
У людей оседлых родина – это там, где дом, где корни. Они могут родиться в одном месте, переехать в юности в другое место – все равно в пределах одной страны – и остаться там навсегда. Приобрести дом/квартиру, обустроиться и врасти в почву корнями. Для таких людей огромную роль играет именно собственное жилье, собственный сад-огород, собственные животные. Эти люди задруживаются с соседями и создают крепкие социальные связи, часто женят детей и потом воспитывают общих внуков. Уехать из родного дома для них – не просто травма: если подобный отъезд происходит лет эдак после 65-70, то человек может очень быстро угаснуть при том, что никаких терминальных болезней у него до этого не было.
Об этом очень хорошо знают эмигранты – кое-как, с горем пополам, они могут перетащить за собой пятидесятилетних родителей, но с бабушками и дедушками – приходится делать страшный выбор. Либо – ты срываешь с места старика и практически гарантированно его хоронишь в течение полугода, или – оставляешь его на месте и разрываешься надвое, каждый раз уезжая из отпуска домой зарубеж.
Но даже молодых людей, принадлежащих к породе оседлых – практически невозможно без последствий вырвать из места, куда они пустили корни. Как говорит муж моей подруги – я в эмиграции либо сопьюсь, либо сдохну от инфаркта.
Кочевники и оседлые настолько плохо понимают друг друга, что это приводит к многочисленным ссорам и недоразумениям, а сейчас, в военное время, и к открытым конфликтам.
Когда вы читаете или слышите, “как эти подонки-эмигранты могут ругать свою родину, они предатели и твари”, то слышите вы это от оседлых людей. Их связь с родной землей такова, что любая попытка высказывания мнения о том, что то, что их питает, что дает им силы жить, их родина – может быть неправой или виновной в каких-то прегрешениях, равноценна для них оскорблению их матери. Для них действительно родина – это мать, это источник вечности, силы, если хотите, жизненной энергии, всего самого доброго и светлого, что может быть в материальном мире. Родина для них поистине свята.
Но для кочевника родина – это не земля, не конкретное место, для кочевника родина – это его племя, если его племя с ним (а обычно люди эмигрируют семьями), то родина тоже с ним. Для кочевника не оскорбительно, если кто-то ругает страну, где он родился, но ему крайне неприятно, если кто-то ругает его народ; тут приведу пример на самой себе. Во мне половина русской и половина еврейской крови, и ругать русских и евреев мне можно – а другим нельзя 🙂 Если русских буду ругать я, мистер Адамс или моя сестра, то это нормально, нам можно, а если русских начнет ругать кто-то из канадцев или немцев, то это неправильно, неча тут возбухать и на нас бочку гнать, на себя посмотрите. Подобные вещи описывал еще Пушкин – так что никаких особенных новостей в этом нет, с годами это свойство национального характера никуда не делось, чему мы с мистером Адамсом являемся живыми свидетельствами.
Ровно то же самое с гордостью – при всем моем пацифизме, я не могу прекратить гордиться тем, что дала миру Россия (в самом широком смысле от царской империи до СССР) – и не могу не гордиться евреями. Недавно смотрела фильм о том, как искали и нашли Эйхмана – и сидела гордилась “нашими”. Совершенно идиотическая логика с учетом моего еврейства, которое на самом деле не еврейство для евреев, потому что еврей у меня папа, – и такой же идиотизм с точки зрения наличия русской крови, потому что она изрядно разбавлена украинской и вообще, я больше хомо советикус, а не хомо украинус или руссо туристо-облико морале :). Но тут – ничего не попишешь, шо маемо, то маемо.
При этом – градус алогичности нарастает – Россия в качестве территории мне не родина, ругать Россию как государство и ее правительство, я готова так же яростно, как и Украину, потому что как раз государство я связываю с правительством, и тут давно уже существую в парадигме “чума на оба ваших дома”. Как любому кочевнику – мне безумно жаль людей, “мое племя” в самом широком смысле этого слова, но никаких укоренений я не чувствую, территория, земля – это не то, что я связываю с собой, поэтому ругаться на государство – готова без всяких уколов совести.
Надеюсь, объяснила понятно. А теперь еще раз о связи типа психики и возможности прижиться на чужой земле.
Если вы – кочевник, то у вас есть шанс хорошо перенести эмиграцию. Да, непременная адаптационная ломка будет как у всех: психи, срывы, депрессухи и поиски себя будут сопровождать вас первые пару-тройку лет на всенепременнейшей основе, но как только к вашей семье присоединится “ваше племя” – новые друзья, знакомые, церковная община, соседи… все, вы адаптировались, вы – условно говоря – разбили лагерь и готовы существовать в заданных обстоятельствах.
И если так случится, что вам снова придется переезжать – поверьте, у вас тоже получится. Даже если вы вроде бы пустили корни, купили дом и обзавелись садом. Вы все это продадите – и перекочуете в другое место, где сумеете точно так же обжиться и найти себя.
А вот если вы – человек оседлый, то даже если вы эмигрируете, вам будет очень, очень сложно, и не факт, что вы не вернетесь на родину. Я знаю десятки таких историй, когда отсюда уезжали люди прекрасно стоящие на ногах, родившие и выучившие тут детей, прожившие не один десяток лет на одном месте. Но вот не приживаются они на чужой почве – как можжевельник, пересаженный не по тем сторонам света, как он вырос в родной земле. Рано или поздно оседлый человек бросит все – и вернется туда, где остались его корни, где у него родина, где могилы его предков, и где его будущая могила. Для таких людей “любовь к отеческим гробам” – это не пустой звук, я очень часто слышу от них: “Как же вы могли уехать и бросить могилы предков”?
Мне очень сложно объяснить, что могилы предков для нас – это не сакральное место, что для нас понятие “встретимся в Царствие Небесном” – это и есть цель, наше упование – там, а не в месте, где покоятся предки. Подозреваю, что это снова-таки кочевое сознание, могилы – там, где ты оставил умерших, но остаться на месте только ради них просто невозможно, потому что “На будущем – в Иерусалиме”. Кочевник просто иначе видит реальность – и иначе оценивает свою связь с ней.
Знаете, когда я как-то упорядочила мысли по этому поводу, у меня больше нет никаких желаний осуждать или обвинять людей противоположного лагеря. Ну не придет же кому-то в голову обвинять кого-то в том, что у него имеются веснушки или темная кожа. Это – статус кво, данность, с которой приходится жить как с осанкой или темпераментом. Орать, что человек из другого лагеря – предатель, придурок или враг – это уподобляться тем, кто считает кого-то унтерменшем. То, что тебе непонятна чья-то позиция, не делает эту позицию ущербной или вражеской. Мы просто существуем в разных представлениях о вселенной – и у этих категорий нет оценки “правильно” или “неправильно”, они просто существуют как данность, с которой нужно уметь иметь дело.
Если вы задаете себе вопрос: почему украинцы или русские из областей под обстрелами не уезжают, просто знайте – они оседлые, им действительно нельзя уезжать, они могут не пережить переезда. Если вы задаете себе вопрос: почему украинцы или русские срываются со своих мест и уезжают далеко и навсегда, поймите одну вещь – они кочевники, они сумеют прижиться на новом месте, у них получится.
Никто из них не предатель и не враг – это всего лишь способ существования белкового тела под названием гомо-сапиенс, и если бы этого разнообразия не было, наша жизнь была бы довольно мрачной. Впрочем, она сейчас и без этого мрачна – поэтому давайте хотя бы не добавлять в этот коктейль тьмы, обвиняя друг друга в грехе предательства родины, потому что понимание родины у нас – просто отличается, только и всего.
Какое простое обьяснение. Я, признаться, испытывала чувство вины, когда думала на эту тему. Так как чувствую то же, что и вы. И думала, что мне не хватает патриотичности. Мои родные живут на границе с Украиной, не уезжают, и говорят, что уедут только если начнут бомбить совсем рядом. То, что бомбят дома на другом конце города, а они живут, засыпают и просыпаются под звуки пво, а иногда и взрывов, это, видимо, еще не рядом для них. Надеются на лучшее, а у меня кровь стынет в жилах от мысли, что могу их потерять. И да, я бы уже уехала давно, закрыла дом, оставила работу, на новое место ( совсем не обязательно в другую страну, я живу в России), только спасая детей, родных людей, которых люблю. Место – не главное, главное – люди. Мои доводы не убеждают их, так и живем. Надеждой на скорый мир и на Господа.
Анна, я тоже до этого дошла через чувство вины, мне все казалось, что я обязана найти какие-то такие слова, которые убедят моих друзей уехать. И всякий раз, когда не получалось, еще больше погружалась в чувство вины. А потом начала просто думать – и дошла до такого объяснения. Может, это и правда, если работает не только на мне.
А ты читала “Гроздья гнева”? Там очень доходчиво проиллюстрировано то, о чем ты рассказываешь. Семья “оки” тянется за лучшей долей в Калифорнию. Тяжело прощаться с домом и землей, но надо.
Больше всех бравирует дед, ехидный такой персонаж. Он все хвастается, как сорвет с дерева сочный калифорнийский персик да как сожмет его — чтоб аж сок брызнул.
Ну и бабка там под стать.
А в итоге они оба даже не доживают до Калифорнии. Кто-то, по-моему, накануне отъезда умер — не выдержал (читала давно, могу врать), а кто-то — ночью в грузовике, когда пересекали пустыню.
Не смогли оторваться от своей земли.
Айечка, тяжелейшее чтиво… Там бабушка, кажется, в грузовике умирает… Я читала еще в институте, поэтому тоже детали не помню.