Декабристки в моем сознании, отравленном школьной некрасовской поэмой, а затем и филфаковским житием-бытием, представляли собой некий портрет идеальной женщины, которая выбирала любовь вопреки всему. А идеалом из идеалов была Мария Волконская, воспетая Пушкиным и учительницами русского языка и литературы всех возрастов. И только сейчас я задумалась – а кто же была эта женщина? Какую жизнь она прожила?
Порывшись в сети, обнаружила, что как и всегда, жизнь и миф – это два совсем разных полюса бытия.
В октябре 1824 года Пушкин получил письмо от своего приятеля Сергея Григорьевича Волконского, в котором было написано о помолвке писавшего с Марией Раевской.
Мария Волконская и Пушкин – особая тема, породившая устойчивую версию о том, что Мария Николаевна была большой «потаенной» любовью великого поэта… На закате своей жизни Волконская, вспоминая Пушкина, как-то обронила: «В сущности, он любил лишь свою музу и облекал в поэзию все, что видел». Может, княгиня и была права, кто знает…
Ее свадьба состоялась 11 января 1825 года. Невесте не было еще и двадцати, жениху исполнилось тридцать семь. Слывший в молодости красавцем и повесой, он в то время, по воспоминаниям современников, уже «зубы носил накладные при одном натуральном переднем верхнем зубе».
Сами понимаете, блестящий молодой генерал, который получил свое звание в 24 года, мог вдохновить Пушкина и стать прототипом мужа Татьяны Лариной. Вполне вероятно, что и история замужества Марии Раевской могла трансформироваться в историю замужества Татьяны… Хотя Наталья Фонвизина была убеждена, что именно ее история любви, известная Пушкину, послужила толчком к написанию “Онегина”. Оставим все эти догадки литературоведам, а сами посмотрим, как же дело обстояло в реальной жизни.
Генерал был влюблен в Марию давно, но он колебался, просить ли ее руки. Мария Волконского практически не знала, но повиновалась воле отца и вышла замуж за блестящего жениха. «Мои родители думали, что обеспечили мне блестящую, по мнению света, будущность», – писала Мария Николаевна в конце жизни…
Мария Раевская знала, что красива с ранней юности. К ней сватались – но ее отец отвергал женихов, считая, что его дочь достойна самой замечательной партии. Став невестой, а затем и женой молодого генерала, Мария Николаевна, по существу, не успела даже как следует узнать супруга до ареста в январе 1826 года; в первый год они прожили вместе не более трех месяцев. Вскоре после свадьбы она заболела и уехала лечиться в Одессу, Волконский же не получил отпуска из дивизии и не смог сопровождать жену. В ноябре 1825 года, когда Мария Николаевна находилась на последнем месяце беременности, муж отвез ее в имение Раевских, а сам возвратился к месту службы, где был немедленно арестован и препровожден в Петербург.
Мария Николаевна рожала очень тяжело, а затем еще два месяца находилась на грани смерти в родильной горячке. От нее долго скрывали арест мужа, но она заподозрила неладное, а узнав правду, твердо решила разделить участь мужа. К ней не пускали никого из жен декабристов, на первое свидание в тюрьму к мужу она пошла не одна, а с родственником. Генерал Раевский, ее отец, который в 1812 году, не колеблясь, бросался в огонь неприятеля, теперь не выдержал. «Я прокляну тебя, если ты не вернешься через год!» – кричал он. Перед смертью старик Раевский, показывая на портрет дочери Марии, произнес: «Вот самая удивительная женщина, которую я знал!»
Советские историки декабристского движения считали решимость Марии Николаевны бунтом против женской закабаленности, против всех махровых устоев традиционной семьи царского времени (ведь о ее прохладных чувствах к мужу было известно). Не знаю, насколько это правда.
Лично я для себя ответа на этот вопрос не вижу: сына Николеньку Марии Николаевне взять с собой не разрешили. Мужа она не любила или не успела полюбить. Николай Первый официально разрешил женам декабристов развод. Дело было в глубокой вере Марии Николаевны – ее брак был венчан? Или в глубоком чувстве долга? Но тогда как же чувство долга перед новорожденным ребенком? Честно – я НЕ ЗНАЮ, что могло подвигнуть эту женщину следовать за мужем.
И тем не менее – она презрела мольбы отца, интриги брата и отчаяние матери.
В своем последнем «вольном» письме юная княгиня писала:
«Дорогая, обожаемая матушка, я отправляюсь сию минуту; ночь превосходная, дорога – чудесная… Сестры мои, нежные, хорошие, совершенные сестры, я счастлива, потому что довольна собой». Вот эти строки меня очень настораживают – это пишет мать, бросившая только что родившегося сына?
Родственники декабристов передали ей столько писем и посылок для сосланных, что пришлось взять вторую кибитку. Тайком сестры прикрепили к ней клавикорды.
В Сибирь Волконская приехала второй из декабристок. Сергей Григорьевич, гремя кандалами, побежал к жене.
«Вид его кандалов, – вспоминала через много лет Мария Николаевна, – так взволновал и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала сначала его кандалы, а потом и его самого».
Эта сцена так трогала в школе, вызывала слезы на глазах учительниц и особенно сентиментальных учениц. Мне она еще в институте казалась слишком сентиментальной, слишком “романной”, слишком рассчитанной на посторонние глаза. Но лишний раз повторяю – это сугубо мои личные тараканы.
Теперь для Марии Николаевны наступила совсем иная жизнь: ей самой пришлось готовить еду, вести домашнее хозяйство, экономить деньги.
Однажды Марию Николаевну отчитали за то, что она приобрела холст и заказала белье для каторжан. «Я не привыкла видеть полуголых людей на улице», – отвечала она. Смутившийся комендант резко изменил тон, и ее просьба была выполнена.
Природа щедро одарила Волконскую, дав ей своеобразную красоту, ум и характер, отшлифованный хорошим воспитанием и чтением книг (она владела, как родным, английским и французским языками), замечательный голос и музыкальные способности. Но не это было главным в дочери генерала Раевского. Зинаида Волконская писала когда-то, что жизнь Марии Николаевны «запечатлена долгом и жертвою».
Глядя на картинку в камере Петровской тюрьмы и о том, какими красками описывалась жизнь декабристов и их супруг на каторге и ссылке, я не могу избавиться от мыслей о том, что через сто с небольшим лет разбуженные ими Герцен и затем силы “революционной демократии” погрузят Россию в такой ад, что все эти милые диалоги про белье для каторжан, сухие деревянные комнаты, отчего-то называемые камерами, малоутомительный труд и нетяжелые кандалы – кажутся водевилем. Эх, знали бы декабристы, какого демона пробуждают… знали бы они…
Но вернемся к супругам Волконским. Самыми тяжелыми для них были семь месяцев в Благодатском руднике, затем – три года в Читинском остроге (о, времена, о сроки! – И. А.) . И за эти годы – три тяжких утраты: в январе 1828 года умер двухлетний Николенька Волконский, оставленный на попечение родственников; в сентябре 1829-го – отец, генерал Раевский, простивший Марию Николаевну перед смертью; в августе 1830-го – дочь Софья, рожденная в Сибири и не прожившая и дня.
Ни братья, ни мать так и не простили Марии Николаевне ее «проступок», считая именно ее виновницей смерти шестидесятилетнего отца. После этой семейной утраты Александр, Николай и Софья Алексеевна Раевские не отвечали на письма своей сестры и дочери. Лишь одно послание, полное упреков, получила Мария Николаевна от матери:
«Вы говорите в письмах к сестрам, что я как будто умерла для Вас… А чья вина? Вашего обожаемого мужа… Немного добродетели нужно было, чтобы не жениться, когда человек принадлежит к этому проклятому заговору. Не отвечайте мне, я Вам приказываю!»
Жесткость и непреклонность характера оказалась явно наследственной. По какой-то причине разойдясь со своей лучшей подругой тяжелых сибирских лет Екатериной Трубецкой, Мария Николаевна не пришла на ее похороны и ни разу не посетила ее могилу.
Несмотря на почти полный разрыв с родными, Волконская старалась держаться; вся ее жизнь проходила теперь в заботах о детях. В Петровском заводе она родила сына Михаила и дочь Нелли, которые стали утешением матери. С 1836 года Волконские жили в восемнадцати верстах от Иркутска, в селе Урик. Красота тридцатилетней Марии Николаевны не тускнела: Одоевский воспевал ее в стихах, Лунин – в прозе.
Семейного счастья с мужем не получилось – слишком разными они были людьми. Но, к чести обоих, – до самых последних дней они отзывались друг о друге с величайшим уважением и в этой традиции воспитали детей.
В «Записках», рассказывая о жизни в иркутской ссылке, Мария Николаевна по существу не упоминает о муже. Почти нет их совместных портретов.
Среди ссыльных декабристов было немало людей одиноких, некоторые жены воспользовались разрешением на расторжение брака, некоторые не успели до заговора обзавестись семьями (к примеру, жена декабриста А. Поджио после ссылки мужа расторгла с ним брак и вновь вышла замуж). Мария Николаевна привыкла выступать всеобщей спасительницей и покровительницей. И многие искренне восхищались ею, так что от недостатка мужского внимания Мария Николаевна не страдала, хотя некоторые отзывались о ней неприязненно и резко. Михаил Лунин оказался одним из тех, за кого она вела переписку, запрещенную ссыльному. Большинство его писем сестре, Е. С. Уваровой, написано рукой Марии Николаевны. Михаил Лунин не скрывал своей любви к Марии Николаевне.
Сын Волконских, названный Михаилом, родился в 1832 году, и упорно ходили слухи, что отцом его был декабрист Александр Викторович Поджио… Версия эта никак не может считаться доказанной, но необычайная взаимная привязанность и близость Александра Викторовича и Михаила в течение всей последующей жизни явно имеет элемент осознанной родственности…
В 1835 году у Марии Николаевны родилась дочь Нелли, отцом которой также считали не Сергея Волконского, а Поджио (и даже И. Пущина, что маловероятно). Нелли также была любимицей Поджио, и когда он тяжело заболел на склоне лет, то поехал умирать к ней, в ее имение Вороньки, хотя у него была собственная семья».
Незаметно, постепенно менялись и характер, и взгляды на жизнь Марии Николаевны: она все больше устремлялась к земному благополучию, и главным образом не для себя, а для детей. С очень большими усилиями она определила сына Мишу в Иркутскую гимназию. Потом и вся семья перебралась в город. Свой дом здесь опальная княгиня стремилась превратить в лучший салон Иркутска. Она на свой лад и наперекор как Волконскому, так и Поджио устроила судьбу красавицы дочери: едва той исполнилось пятнадцать, выдала ее замуж за преуспевающего сибирского чиновника Л. В. Молчанова, оказавшегося дурным человеком. Растратив казенные деньги, он был отдан под суд, после чего тяжело заболел и, разбитый параличом, сошел с ума и умер. Второй муж младшей Волконской рано скончался от чахотки. Только третий брак Нелли, дважды вдовы, оказался удачным.
В 1856 году Михаил Волконский, живший уже в Петербурге, привез к декабристам весть об освобождении. После этого из Сибири возвратился его отец. Совсем больная, Мария Николаевна уехала годом раньше.
Вернувшись на родину, она начала писать воспоминания о пережитом. С первых же строк повествования становится ясным, что брак Волконских был заключен не по взаимной любви… Кстати, Мария Николаевна писала свои «Записки» только для сына. Он же, к 1904 году весьма преуспевающий чиновник, не без колебаний взялся за публикацию воспоминаний матери. Ее умные и скромные «Записки» выдержали множество изданий. Одним из первых, еще в рукописи, прочитал их поэт Н. А. Некрасов, автор поэмы «Русские женщины».
Мария Николаевна в сопровождении своей любимой Нелли ездила на лечение за границу, но это не помогло. Умерла и похоронена княгиня Волконская в уже упомянутом селении Вороньки Черниговской губернии, принадлежавшем семье ее дочери Нелли, во втором замужестве Кочубей, фамилия которой случайно совпала с именем героя пушкинской «Полтавы», посвященной Марии Николаевне. Ее последние дни с ней разделил приехавший проститься навсегда Поджио… А Сергей Григорьевич жил в это время в имении сына под Ревелем (ныне – Таллин). Он надеялся съездить проститься с Марией Николаевной, но от него скрыли ее последнюю болезнь, о чем он долго сожалел. А через два года не стало и его.
Вот такие судьбы…
(Частично материал взят отсюда: http://www.tonnel.ru/?l=gzl&uid=436)
Ирин, отношение к детям и собственно материнству тогда было совсем другим. Вполне нормой было отдать ребенка нянькам-кормилицам-гувернанткам и видеть его пару раз в день. Утром и вечером. Бон матин и бон суар. Ну, или когда настроение есть поиграть. И никто от этого особо не страдал.
Ален, читала об этом. Но ко времени Волконской уже кое-что начало меняться. И детская одежда появилась, и детские комнаты… Уже началось смещение к тому, что мать сама занималась детьми… сама кормила грудью (это ж считалось раньше неколмильфо)…
Но в принципе – иной исторический контекст, конечно…
Мы можем только гадать, почему же Волконская поехала за мужем в Сибирь. Но вопрос в другом – ” А могла ли она не поехать????” Что было характерно для общества 1820-30 годов???7 Как я это вижу для себя:
– Брак по расчету считался нормой. Собственно говоря, и сейчас в России много браков по расчету. Изменилось только то, что решение принимают не родители, а сам человек (дочь, сын)
– Отношение к разводу и разведенной женщине – негативное.
– Отношение к незамужней женщине 22 лет – старая дева.
– Вероятность вступления в брак у разведенной женщины, я думаю был минимальным. В данном случае и сам развод и то, кем был “бывший муж” стало бы пятном на репутации
– Невысокий процент незамужних людей.
– Патриархальный склад семьи – муж глава семьи.
– Отношение к вере и церковному браку – “и в горе и в радости, в болезни и здравии, в богатстве и нищете..”
На фоне всего этого – какой был характер у Волконской? Готова ли была она, для собственного счастья, переступить границы существующих условностей, причем и в одну и в другую сторону??? Ведь ее выбор был тяжел. Я думаю, из двух зол она выбирала меньшее….
Ой, Ольга, не знаю… может, и правда общественное мнение повлияло. Хотя декабристы для нас, потомком советской школы – герои, для тогдашнего общества они были преступники и развод с теми, кто покусился на монархию, если можно так выразиться, святая святых российской государственности, не был осуждаем ни под каким видом.
Не осуждаем же мы сейчас женщин, разводящихся с какими-нибудь каннибалами или маньяками…
Я для себя только начала обдумывать эту тему – декабристы и декабристки… пока мало чего осмысленного сказать могу…
Развод не осуждался, но посмотрите на это, откинув какие либо эмоции – просто факты (эх, портит юристика людей, профессиональная деформация))))).
Волконская стала бы (если правильно считаю) – 22 летней разведенной с преступником женщиной. . Много ли женихов у нее появилось бы, даже с учетом того, что она была красавицей? Ведь сложно сказать…. Кроме того, первый раз ее замуж выдал отец, думаю ничего бы не изменилось и нового мужа ей снова бы навязали. Я смотрю на ее решение и с этой точки зрения. Какие были возможности ее выбора –
– остаться соломенной вдовой
– развестись и надеяться, что следующий муж будет не хуже того, который есть
– ехать за мужем в Сибирь.
Ведь не смотря на красоту, она вступила в брак почти в 20 лет, не так уж и рано по тем временам, скидка только на то, что это был Санкт-Петербург, где возраст вступления в брак был выше (старше), чем в целом по-России. При том, что до 1830 года церковь устанавливала бракоспособный возраст в 13 лет для женщин и в 15 лет для мужчин. И только с 1830 минимальный возраст для вступления в брак был повышен до 16 лет для девушек и 18 лет для мужчин.
И можно просто почитать о романе Толстого “Война и Мир” (перечитывать не обязательно, я его осилила два раза, но желания перечитать нет) или Евгения Онегина (вот его с удовольствием перечитаю)))) – самый “сок” – девушки 16-17 лет, 23 года – засидевшаяся в девках…
А Марья Гавриловна из “Метели” Пушкина “Она была не молода, ей шел 20-й год” (наше с девченками любимое изречение))))).
И коммент, честно украденный из инета (Онегин) : – “Увы, Татьяна – не дитя, старушка молвила, кряхтя…, – было сказано матерью 18-ти летней Татьяны в тот момент, когда самой матери было 36!”
Ольга, в том и дело – не могу без эмоций. У меня в другую сторону деформация – как у училки 🙂 Это ж дитятки, как же их бросать – причем ради долга… Я поэтому стараюсь не касаться темы женщин на войне…
Девушки, не думаю, что отъезд в Сибирь в ссылку был лучше, чем “пятно на репутации” и т.п.Преобладало чувство долга и сострадание
А вот о Поджио неверная информация. Отец Марии был с самого начала категорически против брака, и зятя с его помощью упекли в Шлисербургскую крепость. Представляете эту пытку неизвестностью: ищет, пишет прошения — “а в ответ – тишина”. Когда пришел его срок на каторгу, только тогда отец открыл дочери правду и поставил вопрос ребром: либо ты выходишь замуж второй раз, либо муж остается в крепости. А тот уже умирал от чахотки… Врагу не пожелаешь такой судьбы, как по мне, так Сибирь легче…
Николай намеренно уходил от освещения целей бунтарей,обвинял декабристов имменно в намерении убить царя и истребить всю семью. Поэтому ему и удалось во многом настроить общество против декабристов, как злодеев. Царь культивировал в общественном сознании зверскую составляющую намерений декабристов, а в программах обоих тайных обществ вопрос о ликвидации царя не был первостепенным. Не забывайте, дкабристы либо сами герои Отечественной войны, либо их сыновья. И дух патриотизма в первую очередь диктовал им намерения по ликвидации крепостничества (ведь они вместе были на поле брани), приобретении всяческих демократических свобод (отчасти согласна,что до сих пор не можем совладать с этими “свободами”). “Свобода – это право исполнять свой долг” (Иоан Павел Первый