Еще немного о “витрувианском мире”.

Недавно в голову пришла ассоциация с отбором материала по “витрувианскому методу” – упереться руками-ногами в границы собственного мира и отбирать материал отовсюду понемногу, ставя себя в центр как единственный критерий правды-лжи. Именно этот метод кажется мне наиболее странным и непостижимым – потому что я не в силах познать критериев отбора именно потому, что в центре стоит уникальная личность со всеми брУльянтами и тараканами, водящимися в отдельно взятом мозгу.

Некоторое время назад услышала в один день несколько знаменательных фраз от людей, с которыми общаюсь в реале каждый день. Разговор зашел о вере. Один заявил, что такие вещи – бред, что он верит в себя и ему этого достаточно. Второй подхватил клич и принялся пространно рассуждать о том, насколько верующие люди сами себя ограничивают (сказано, кстати, было совершенно внеконфессионально), а вот ежели бы не ограничивали, тогда бы познали вкус натуральной свободы, которую этот товарищ кушает каждый день половниками.

Третья дама, человек действительно сложной судьбы, продолжила, что ее дети станут верующими только через ее бездыханное тело. В общем и целом довольно большая компания оказалась единодушной – верующих, оказывается, уважают за силу воли, что они умеют поститься и всячески ограничивать плоть в течение постов, но в общем и целом верующие в глазах группы товарищей оказались людьми темными и отсталыми, приблажными и уж конечно совершенно лишенными такого особенно ценого понятия как свобода.

Есть моменты, когда дискуссии неуместны. Тот разговор был как раз такого плана. Доказывать взрослым людям что-либо можно лишь в одном случае: если они готовы тебя слушать. А вот это как раз явление достаточно редкое. Но кое-какие мысли они в моей голове пошевелили.

Выплескиваю вот сюда…

Самый главный момент, который неверующие предъявляют верующим – что они верят в нечто такое, чего никто никогда не видел, в существование Бога, доказать которое нельзя эмпирически. Что побудительными моментами для неверующего является то, что потом быстро даст результат, что можно потрогать и понять. Скажем, любимая женщина – вот она, рядом, ради нее будут совершаться безумные поступки, ради нее будет достана звездочка с небес и так далее. А что Бог – Его все равно никто никогда не видел.

Гм… а кто когда-нибудь видел любовь? Любовь нельзя пощупать или измерить (все попытки изъять из влюбленного организма анализы и замерять параметры химии похвальны, но только они не могут исключительно по тестам сказать, в страссе ли организм из-за любви или из-за временного помешательства). Доказать, что кто-то любит, постороннему человеку невозможно – сие всегда приходится принимать на веру и объекту любви, и окружающим. В общем, любовь вроде есть – но доказать, что это именно она, нет никакой возможности.

Или ум… Не разум как категория гомо сапиенс, а ум. Кто мне докажет, что ум у него есть? Пощупать дадите? А иначе не поверю 🙂

Или вера… Вера вообще. Можно замерять? Ежели не замеряется, то ее тоже нет.

Вот на кое-какой вере и остановимся.

Вера в себя… По-моему, самое бесцельное и бесперспективное занятие из всех возможных. Речь ведь тут не идет о вере в свои силы при найме на работу или при некоем физическом усилии. Тут как раз ведется речь о том самом витрувианском человеке, когда Я, эго, является альфой и омегой, центром вселенной, и человек обожествляет себя и свои силы, отрицая, что в этом мире есть еще другая сила, которая этот мир, собственно организует. Для таких людей не существует даже туманной формулы “Ну, может, что-то и есть, Высший Разум какой-нибудь”. Тут как раз “Вижу цель, верю в себя”. Никакие осторожные рассказы про то, насколько легко сломать человека, свести его с ума, причем бесповоротно и необратимо, насколько слаб и неповоротлив человеческий разум, а сфера чувств разболтанна и малоосознаваема – все эти мягкие намеки не меняют ровным счетом ничего. Заклинательная формула “я верю только в себя и свои силы” незыблема и непоколебима как скала. Разумеется, ровно до тех пор, пока границы витрувианского мира не оказываются разрушенными. Чем? Да теми же самыми своими силами – слепая вера в себя чревата отсутствием самопознания, самопонимания и предвидения следствий своих поступков. И дай Бог, чтобы на месте витрувианских руин начало выстраиваться нечто не такое хрупкое и примитивное.

Среди моих знакомцев, безапеляционно верящих в себя, едва ли найдется тот, кто действительно выстроил из своей жизни нечто хотя бы приблизительно счастливое. Общечеловечески счастливое. Вкривь и вкось идущая жизнь, полная непонимания себя и претензий к окружающим (иначе как – не центр же своей собственной вселенной оказывается виноватым во всех косяках и негараздах)… Не признавать же за собой вины за ошибки – иначе вера рухнет, ведь вера нужна в нечто сильное, всепобеждающее и превосходящее по всем параметрам то, что называется “среднестатистическими показателями”.

Рассуждение о свободе – вот что меня заняло надолго. Парень, выдавший его, вообще чрезвычайно интересная личность. Я впервые видела человека, который совершал бы массу всяких смелых и даже отчаянных поступков не от смелости, а от компенсации собственной трусости. Но это лишь штрих к портрету рассуждавшего. А смысл рассуждения о свободе свелся к тому, что верующие постятся (он имел возможность наблюдать и мусульман, которые постятся световой день, но имеют право есть ночью, и причем уже с 7 лет ребенка начинают приучать к таким постам – постепенно увеличивая продолжительность между приемом пищи). Что в пост верующие всячески отказываются от развлечений, от плотских отношений, “сидят киснут, ничем их не проймешь” (С). Разумеется, не обошлось без острот в адрес священства, упоминания о том, что все святыни – подделка, ну и все то же “как можно называться “рабами” (с).

Этот человек тоже верит в себя – и в товарища Задорнова с его одами славянам, прилетевшим на виманах с других планет. Причину такой веры я выяснить так и не смогла, хотя мне очень интересно, почему в виманы вера есть, а, скажем, в языческих богов – нет.

Но я очень благодарна этому человеку, потому что он снова заставил меня подумать о свободе. Еще одно понятие, которое каждый трактует в силу своих витрувианских границ. Свобода, по мысли этого молодого человека, – это возможность кушать мясо всегда, незамедлительно веселиться при возникновении этого желания, да и вообще – хочу, даю в морду, хочу – облобызаю и дам денег. И все в адрес одного и того же человека. В общем, “что хочу, то и ворочу, моя частная собственность”.

Но если подумать – насколько возможно следование этому посылу даже в нашей повседневной жизни. Вот, скажем, мясо. Иногда врачи запрещают его есть – даже если очень-очень хочется. И тот же парнишка будет следовать их рекомендациям. У него останется возможность скушать прожаренный бифштекс – и загреметь с острым панкреатитом в клинику. Но он не будет его кушать – потому что сам захочет быть здоровым, а не лежать на больничной койке. Он сам ограничит свою свободу – и это будет его выбор. Допустим еще одну ситуацию: вот такой парнишка полюбит всем сердцем вегетарианку. И откажется от мяса из любви к ней. У него останется возможность есть мясо хоть сырым, хоть каким – но он сознательно выбирает путь отказа от него. А возможность остается всегда. Он – свободен? ДА! Он свободен, потому что возможность у него есть – но он актом свободного волеизъявления выбирает один путь, а не другой.

Так почему при этом себя он будет считать свободным, а верующего, который идет на тот же самый свободный выбор из любви к Богу – считает ограниченным и несвободным?
Несколько кривая логика – вам не кажется?

Или его пример с весельем? Сколько раз в повседневной жизни нам приходится останавливать своих прихоти веселиться именно сейчас и никогда в другую минуту? Может, кому-то и на похоронах весело – так что, прикажете, хохотать? Или добровольно выбрать сдерживание своих позитивных эмоций?

Если вдуматься – у всех у нас полно свободы. Любой из нас вот сейчас, после прочтения этих строк, может встать, пойти выкинуться из окна, поубивать всех соседей, ограбить первого встречного, растлить ребенка или оскорбить старика. В потенциале – мы свободны совершить все мыслимые и немыслимые преступления на свете. И сколько из нас сделают это? И что же, всех считать ограниченными и убогими несвободными существами? “Кто я, тварь дрожащая или право имею?”

Но мы выбираем не делать этого – мы выбираем полить на окне цветы, мило поболтать с соседями, спокойно пройти мимо первого встречного, улыбнуться ребенку и помочь старику. Причем мы свободны в выборе подобной линии поведения, просто потому, что нам это более по душе. Более того, перед нами открывается гораздо больше возможностей, чем я тут назвала. Можно из окна выкинуться, можно полить на нем цветы, можно его покрасить или помыть в нем стекло, можно повесить на него яркую картину, подглядывать из него за соседями или демонстрировать из него самого себя… Куча вероятностей – и все одинаково перед нами открыты. И мы свободны выбрать из них наиболее нам подходящую.

У верующих людей свободы не меньше, все дело в том, что мотивация совершения ими выбора – иная, иногда отличная от той, которая движет неверующими. Но от этого выбор не делается менее свободным. Не “что хочу, то и ворочу”, а “я сознательно хочу поступить правильно, так, как заповедал Бог. И если для этого нужно бороться с собой, то я сознательно делаю выбор – и буду вести эту борьбу. Потому что я так хочу, это моя свободная воля”.

И где здесь несвобода? Это свобода – только ее мотивация не всегда понятна тем, кто исповедует “что хочу, то и делаю, и в этом смысл свободы”.

А вот насчет рабства… Я знаю только одно: если человек не Божий раб, то он раб страстей.

Уже очень давно я задумываюсь о том, что психоанализ взял методику работы духовника и духовного чада и перенес его в светские условия. Объясню, почему начинаю так издалека. Признание себя рабом Божиим означает признание своего бессилия изменить что-то в себе без помощи свыше. Бог и Его заповеди, правила о мире и о человеке признаются верными и доминирующими – и человек, применяя эту формулу “раб Божий” (кстати, “раб” – происходит от глагола “работать” и если уже копать глубже, то в иврите и арамейском это слово имело значение не “живой товар”, а просто “работник”, причем рабами царей назывались даже первые вельможи государства) – так вот, человек, применяя эту формулу, начинает “работать Богу”, изменяя себя в соответствии с тем, каким Бог сотворил его и каким человек должен был быть до грехопадения. Повторюсь – этот выбор осуществляется сугубо добровольно, и толчком тут является любовь. Самый атеистически настроенный человек способен меняться ради любви. Поэтому понять эту мотивацию легко любому – не важно, что он исповедует и во что верит или не верит.

Работа Богу – это понимание, что есть грех, что есть страсть – а ведь именно это понимание психоанализ взял на вооружение. Только назвал другими словами. Часто невроз проходит тогда, когда человек понимает, что он делал не так, осознает, что в его жизни толкнуло бессознательное на невротическую компенсацию.

Понявший страсть, перестает быть ее рабом, он вступает на путь избавления от нее. А ежели не понимать ничего? Вообще не осознавать – что движет поступками, отчего последствия их такие, а не иные? Жить без понимания, откуда что берется и куда девается. Это и есть рабство – причем рабство тем более страшное, что хозяева остаются невидимым и непознанными, их много и они маскируются так, что не отличишь, где он – а где их слуги, а где сам человек. Что может быть страшнее такого положения вещей – когда раб – один, а хозяев – много, и они никогда не являют своих лиц, угнетая и наказывая тем страшнее, чем больше человек запутывается в их сетях. А самое большое издевательство в том, что ему кажется, что он свободен.

Это как алкоголик уверяет, что он наверняка может не пить. Вот завтра возьмет и начнет больше не пить. Ведь он совершенно свободен… И нет никакого выхода до тех пор, пока он не осознает, что он – алкоголик. Раб водки. И только тогда перед ним забрежжит едва видимый лучик надежды на избавление от этого рабства. И никак иначе. Но внутри своей жизни от похмелья до похмелья – он мнит себя свободным. И уж гораздо свободнее тех идиотов, у которых столько денег, а они не тратят их на водку. Разумеется, они несвободны – а как же иначе… Деньги есть – а они не пьют. Убогие, конечно, ограниченные. Вот напились бы – и вмиг узнали, что есть подлинная свобода.

Но алкоголизм – это только одна страсть. А сколько их – страстей и страстишек, который ежеминутно терзают нас? Пока не осознать, что если мы – не рабы Божии, то мы – их рабы, лучика надежды не будет.

Будет витрувианский мир, заботливо выложенный и подпертый собственными руками, существующий ровно до тех пор, пока не произойдет нечто, что разрушит его до основания. И лучше раньше, чем позже.