Ознакамливаюсь с логикой любителей сталинизма.

Нет, Дудь все же определенно даровит – хотя бы в области создания информационных поводов.

Который день штормит интернет, причем сегодня пять лет со дня трагедии в Одессе, только отгулял Первомай, ознаменованный разгоном маевки полицией (вот это я понимаю кривая ухмылка Клио), близится День Победы. А народ в сети обсуждает фильм Дудя о Колыме.

У меня сейчас новый виток погружения в историю – поэтому не могу не выслушивать мнение тех, кто Дудя ругает и считает его клеветником и злодеем.

И знаете, что за дивный мир мне открывается? А вот извольте, расскажу.

Поскольку опровергнуть этот фильм в общем и целом не удается – кто же будет спорить, что Золотая Колыма была всеобщей каторгой, где гноились миллионы людей, то начинаются придирки к деталям, где, как известно, окопался дьявол. И все было бы хорошо, я сама люблю на детали обращать пристальное внимание, но хотите силлогизм?

Академик Королев был арестован (упускается факт пыток, факт голода до потери зубов от цинги, факт сломанной челюсти, которая в конце концов сгубила Королеву жизнь, потому что его не могли интубировать во время проблем с сердцем, факт того, что академик доходил на приисках, вынужденный махать кайлом) – академика отправили на Колыму (фотография саровского коттеджа из дерева, где работали другие академики, работавшие над атомной бомбой (?) – за академика заступились летчики и другие ученые (не упоминается, что ученые тоже были из шарашек, то есть такие же зеки, и не заступились, а подали списки тех, без которых работа бы не состоялась) – иначе было нельзя, потому что ученые создали бомбу/запустили ракеты в космос только потому, что им сказали, что их расстреляют (ведь советская власть должна была владеть как пряниками, так и кнутами, а иначе был хитрый план Запада взорвать атомные бомбы над территорией СССР и уничтожить все) – Королев оставался патриотом СССР и был расстроен, когда умер Сталин (следовательно, Советская власть – власть прекрасная, а вот нынешние олигархи – сволочи, потому что прибрали в частные руки то, что создавал народ). Следовательно, все было сделано правильно, даже сам Королев это подтверждает, оставшись патриотом своей страны. (Господи ты Боже мой, как же сложно любителям сталинизма даже подумать о том, что это были люди другой формации, еще не умевшие разделять Родину и государство).

Это и есть логика тех, кто рассматривает всю систему ГУЛАГа и вообще репрессивного аппарата СССР как “вынужденную и необходимую меру”, потому что иначе было нельзя. И вообще, вот Ежова же казнили, значит, палачей тоже уничтожали. И иногда дела пересматривали – вон отпустили музыканта, учившего цесаревича Алексея музыке, пересмотрев дело в 1939 году.

Знаете, что меня добивает во всей этой дьявольской арифметике и дьявольской же логике? Что все эти любители сталинизма и советской действительности добрежневского образца – на самом деле тоскуют же по справедливости!!! Любая аргументация в пользу кровавого Кобы и его кодлы – сводится в конце концов к тому, что “вот при Сталине ужо бы наших олигархов постреляли, настало бы царство справедливости и народные слезы бы отлились толстопузым гадам”.

Дело не в какой-то особенной кровожадности защитников сталинизма – думается мне, что это исконно русская черта: мечта о том, что есть где-то райское место, где нет горя, где каждый получает по заслугам, где царит справедливость и равенство, где нет жирующих богатеев и тощих нищих… Город Солнца, где будет утерта всякая слеза…

Православный народ знает, что это – скорее, тоска по Царствию Божию, которое не от мира сего, а в этом мире, увы, имеется свой князь, и он – человекоубийца искони, поэтому в этом мире – ожидать особенной справедливости и братства по меньшей мере наивно. Но горькая эта правда – нехороша для большинства, которое православным себя считает исключительно по национальной принадлежности, поэтому морально легче искать царство справедливости тут, на месте, вокруг себя. И уж конечно – вокруг себя его не содержится и содержаться не может – и тогда нужно не смотреть вперед, как предки (весь 20 век человечество упорно ждало, что счастье придет из будущего, да так и не дождалось) – а оглянуться назад. И там, оказывается, имеется практически рай на земле, СССР, где все были равны, где народ победил в самой кровавой из мировых войн, где было чем гордиться, где не было унизительного чувства неполноценности и принадлежности к третьему миру, где самые сильные державы боялись и уважали 1/6 часть суши, а очень разные народы жили вместе, строя страну-мечту.

Видя этот сон золотой, мечту, грезу – ну кто захочет присмотреться внимательнее к сияющему великолепию и обнаружить вместо мраморных дворцов и цветочных арок – горы трупов, моря крови и услышать истории о “снятии слоями” целых классов, включая, кстати, тех самых гебешных палачей, ударно трудившихся в 1937 году и подлежащих уничтожению как слишком много знающие. Кто захочет слушать, что арестовывали не сплошных врагов народа и не шпионов, а спускали “планы по валу”, где врагов искали по телефонным справочникам и домовым спискам, а выигрышем в эту адскую лотерею – было путешествие в подвалы тюрем, суд-тройка, и – либо дверь направо, где пуля в затылок прекращала земной путь “выигравшего” (и кажется мне, что это была удача), либо – дверь налево, где присужденные “десятка” или “двадцатьпятка” проводили человека через такую гнусную геенну, что живые буквально завидовали мертвым, а человеческий облик оставался только у самых сильных духом и/или истинно верующих в Бога.

Кто захочет смотреть в глаза людям на фотографиях из бесчисленных дел, среди которых – расстрелянные шестнадцатилетние шпионы, двенадцатилетние дети врагов народа, “укравшие соцсобственность” в виде десятка колосков крестьянские мамки, не смогшие выдержать плача голодных детей, “дезертировавшие с рабочего места” четырнадцатилетние голодные подростки, убегавшие с завода к маме от шестнадцатичасовых смен…

Нет, такого не может быть в царстве справедливости, ведь правда? И уж где там подключить эмпатию – и просто представить себя, ожидающим стука в дверь ранним утром, когда все спят, ожидающим каждый день, каждую ночь, неделями, месяцами… Видеть собранный для тюрьмы чемоданчик, где лежит самое необходимое… Бояться сказать лишнее слово, потому что за любой анекдот, за опечатку, за неудачную шутку – можно отправиться в ту же тюрьму, о которой ходят кошмарные слухи, передаваемые шепотом. А потом – дождаться этого стука – и все… Попасть на конвейер – с вырванными ногтями, лишением сна, избиениями, издевательствами, и либо – подписать и стать палачом тем, кого потянул за собой. Либо – не подписывать и снова и снова быть ломаемым и теряющим человеческий облик. Ну а дальше – если повезет, то пуля, если нет – Золотая Колыма, Соловки, куда пошлет дорогая страна быть рабом и ударно строить за миску пустой баланды.

Нет, такое тоже представлять нет возможности, потому что если впереди – мрак, позади – тоже мрак, то тогда где ж оно, царство справедливости? Что ж тогда, правы те самые верующие, что утверждают, что его на земле нет и быть не может? Нет-нет-нет, лучше мы найдем аргументы и будем сражаться за наш сон золотой, за возможность закрыть глаза и представить, как же будет прекрасно жить, если взять и это царство возродить; пострелять олигархов, созвать ученых в шарашки, чтобы они снова что-нибудь великое построили и вывели страну вперед к славе. Уж что-то, а Колыма у нас есть, да и, видать, палачом стать – нам раз плюнуть… Тем более, если вот так вдуматься, чьи ж мы потомки-то… Покажут нам, кто враг – ужо мы его быстренько в расход.

Знаете, чем больше я читаю и чем больше узнаю – тем более уверена в том, что правда – это невыносимая ноша. Православный человек, относящийся к исповеди всерьез, точно поймет, о чем я сейчас скажу. Когда мы каемся, мы обращаем глаза “зрачками внутрь” (с) и видим всю тьму, которая живет в нас. Мы понимаем правду о себе – и становимся сами себе омерзительны. Это не кто-то, это мы – виновны во всем том безобразии, которое видим в себе. Это мы – склонны к самым мерзким вещам. И признав в себе способность на самую большую гнусность, мы можем воскликнуть: Mea Culpa, Боже! Моя вина!

Но это – поступок большой внутренней силы, к нему на самом деле готовы не все, и принимающие исповедь священники часто говорят, что на исповеди чаще перечисляют, кто и в чем обидел кающегося, а не кого обидел он. Так вот, все вышесказанное – справедливо не только по отношению к конкретному человеку, но и к народам. Правда о самих себе – невыносима и тяжела. И если нет политики, заставляющей, грубо говоря, тыкаться носом в собственное дерьмо, то ожидать желания понять о себе больше, чем иллюзии, – нечего.

Кстати, это касается не только советского периода, но и Великой Отечественной войны. Я уже писала о книге Николая Никулина “Воспоминания о войне”, это мемуары, которые автор не собирался публиковать, они написаны не как книга для кого-то, а как воспоминания, которые нужно было выплеснуть на бумагу, иначе они бы разорвали психику человека, страдающего от жесточайшего посттравматического расстройства. Собственно, я начала перечитывать эту книгу после еще одного интервью Юрия Дудя… Он говорил с Юрием Шевчуком и ветераном чеченской войны. Воспоминания этих двоих меня совершенно ошеломили – и я бросилась думать, где же уже читала подобное. И вспомнила о Никулине. Понимаете, одно дело – школьные учебники или культ Победы последних лет с этим кошмарным “Можем повторить”. А другое – живые голоса людей, которые писали для себя, а не для печати, то есть были предельно откровенны. То, что вспоминает Никулин, – находится за гранью воображения, и именно поэтому оно является правдой. Мало кто способен представить, что такое война – потому что это попросту невозможно для тех, кто родился в мирное время (и именно поэтому настоящие ветераны, не тыловые крысы, не хотели вспоминать о войне и всегда отказывались ходить по школам и вузам; именно поэтому настоящих ветеранов, не тыловых крыс, мало дожило даже до семидесятых годов (раны и каторжный труд послевоенных лет убивали их молодыми). А еще его воспоминания – они разные.

Они не только о беспримерном героизме, но и о глубинах человеческого падения. Они – о бессмысленных кровавых жертвах, о страшной жестокости обеих сторон и о способности обеих же сторон оставаться людьми. Они – о буднях войны и о мелких радостях, составлявших световые пятна в беспросветном мраке.

И была бы моя воля, ребята, я бы включила эту книгу в школьную программу вместо всех этих пафосных симоновских и твардовских стихов. Потому что только читая о войне правду – хотя бы на уровне наблюдений очень мудрого, очень грустного и очень честного человека – народ окажется неспособным на “можем повторить” и “дегустацию блокадного хлеба”.

Знаете, если бы национальная идея состояла в том, чтобы народ понял, через какой ад прошел и выжил вопреки всему, думаю, все было бы совсем иначе в нашей истории. Но чтобы эта национальная идея заработала – нужно читать правильные книги и учить о себе правду, а не патриотические придумки. И тут мы снова упираемся в то, что для того, чтобы знать правду, нужно быть очень, очень сильным духом. Эту силу могла бы дать вера… Но кто ж такое допустит…

Грустно…