По моей ленте уже который день подряд путешествует статья немецкой фемино-мыслительницы Бриджит Шульте, над которой прямо-таки рыдают мои приятельницы, перепощивая ее десятки раз.
Речь идет о все том же: за всяким гениальным мужиком стоит обслуживавшая его женщина, которой не было времени для себя и для развития своих талантов. А вот ежели бы мужики-подлецы подвинулись, то была бы у бабонек и своя Шекспирша, и Моцартша, и Да Винчиева. Несколько абзацев посвящено тому, что у большинства женщин – нет времени для себя, что себе они посвящают 10 минут из 16 часов бодрствования, что они загнаны, погрязают в домашних и карьерных делах. Ну и выход на коду – погодите, еще родится женщина-гений и всем ужо покажет.
По поводу рождения женщины-гения, кто смог бы подвинуть Шекспира с Эйнштейном, тут увы, природа-мать (умей за нее постоять) нам шансов не дает. Талантливых женщин – сколько угодно, гениальность – лежит в иной плоскости, женский мозг на нее просто неспособен в силу физиологических причин. Именно поэтому у мужчин – имеются Рембрандт и Да Винчи, а у женщин имеется Фрида Кало или Зинаида Серебрякова. Именно поэтому у мужчин имеется Шекспир и Булгаков, а у нас – Ахматова и Бронте. Эйнштейн у мужчин – и Мария Кюри у женщин. Мы – про разное, мы – для разного сделаны. И чего стоит та гениальность, если только женщина умеет делать то, чего не научится ни один мужчина: рожать детей.
Но мы сегодня не будем говорить об этой части статьи, я хочу поговорить о другом. О том, что сильно расстроило моих приятельниц – об отсутствии времени для себя. Комменты незнакомых между собой женщин были написаны как под копирку: вот оно че, Карл Михалыч, а мы не знали…
Помните, я давеча писала, что ощущаю себя генератором банальностей? Так вот – мне и в голову не приходило, что еще одна банальность: то, что женщине как воздух необходимо время для самой себя, время полного одиночества, посвященного только ей одной, – является откровением для такого количества моих знакомых.
Знаете, имеется такой бородатый еврейский анекдот: у Сарочки была огромная семья: муж, родители, родители мужа и шестеро детей. Всю неделю Сарочка крутилась как белка в колесе, работала с утра и до ночи – и при этом была спокойна, как наевшийся удав; но был один день в неделю, когда она закрывалась на час у себя в комнате и никто не знал, что она там делает. Она приходила с базара, распаковывала сумки и уходила в свою комнату, запирая дверь изнутри. Вся семья изнывала от любопытства, но никто не знал, что же там происходит за закрытыми дверями. Однажды помирающие от любопытства дети просверлили в двери небольшую дырочку, чтобы подглядеть за мамой. И шо б вы думали? Мама Сара сидела в комнате и пила чай, заедая его самыми дорогими конфетами самого дорогого магазина сладостей. Все еврейское кагало тут же начало бить ногами в двери и ломиться с упреками, что их-таки обманули в самых тонких чувствах. Мама же Сара открыла дверь, оглядела всех орлиным взором и произнесла, закрываясь на ключ: “Ша, семейство, не мешайте маме делать вам маму”.
Этот анекдот, узнанный мной в юном возрасте, очень скоро стал моим девизом – я поняла, что без этого времени, посвященного самой себе, никакое женское бытие невозможно. И открою вам правду: все мои приятельницы и знакомые, для которых данная аксиома осталась тайной за семью печатями, как под копирку несчастны в жизни. Они бьются, бегут, как белки в колесе, они кладут свою жизнь на алтарь родных и работы, приносят себя в жертву всему и вся. Полнеют, болеют, хиреют, сереют лицом и пишут душераздирающие тексты о том, что жизнь стала чередой серых изматывающих будней, от которых темно в глазах и черно на душе.
И я смотрю на этих женщин и думаю: а кто оценит-то? Дети оценят полный холодильник, разносолы на столе и отглаженное белье в шкафу? Нет, дети ценят нас за совершенно другие вещи. Детям как воздух нужна любовь родителей, без нее они хиреют даже во дворцах, а с ней – цветут даже в хижинах. Может, еду и стопки белья оценит муж? Девушки, давайте и тут смотреть правде в глаза: с любимой бабой и тарелка борща радует, а с нелюбимой – и “дефлопэ с крутонами” (привет моему любимому отрывку из “О чем говорят мужчины”) поперек горла. С любимой и на неглаженной простынке есть чем заниматься, а с нелюбимой и на открахмаленной постели не знаешь, как поскорее ночь скоротать. Но тут знаете, что обнаруживаешь, если покопаешься? Что на самом деле все эти “домашние крутки” в промышленных количествах, стирки-глажки-готовки методом конвейера, все эти влажные уборки три раза в день, да плюс своя работа, – все это делается не для родных. Все это делается на оценку некоему коллективному образу по имени “что скажут люди”. Сколько раз я слышала: “Ну вот придет кто-нибудь, а у меня грязно”. “Придет кто-нибудь, а у меня корзина белья нестиранного/неглаженного”. “Кто-нибудь придет, а у меня посуда не мытая”.
Но вы сами-то вспомните свой опыт. Есть дома, где все друг у друга на головах, кошка-собака бегают, шторы год уже не стирались, в углах можно пиратские сокровища искать… А там хочется быть как можно дольше, в этом доме тепло душе, там чувствуешь себя расслабленно и спокойно. А порой прийдешь в блещущую чистотой “операционную” со свежим ремонтом и блестящими полами – и ищешь предлога свалить как можно быстрее и больше никогда не возвращаться, настолько там тяжело физически и душевно находиться.
Расскажу историю, она неоригинальная, вы сами, наверное, такое встречали. Был у нас на родине еще приятель. Мы как к нему с женой в дом приходили, так я на год комплексами и заряжалась: у них чистота была идеальная (при том, что Луганск страшно пыльный город, там пыль надо вытирать каждый день, а если уезжаешь на неделю, даже при закрытых окнах потом на мебели можно узоры рисовать). И чистота была идеальная, и дом идеальный, обои под мягкую мебель подобраны, каждая комнатка – образчик для журнала “Дизайн интерьеров”. Жена вечно что-то чистила-блистила, холодильник забит, как ни зайдешь – пахнет свежими булочками и накрахмаленным бельем… Короче, я себя после визитов к ним чувствовала не то, что недоженщиной, а вообще недочеловеком. А приятель еще посреди всего этого прохаживался и пальцем тыкал: тут, мол, как-то пыльно, журналы не стопочкой, бокалы в серванте потускнели, пирожки не поднялись… А жена среди этого мечется и только приговаривает: “Да, Андрюшенька, нет, Андрюшенька”.
Если честно, Андрюшеньку мне перманентно хотелось убить – потому что он вечно всем был недоволен, вечно ходил скривившись, вечно гыркал, если честно, мы очень не любили к этой паре ходить, но по работе мистера Адамса приходилось достаточно плотно общаться. А потом он от нее свалил – вот просто однажды взял, собрал сумку и свалил.
Ребят, а через год он нашел себе женщину. Блин, что это была за феерическая тетка! Более витальной бабы я вообще за всю жизнь не видела. Она стригла на дому, так что можете себе представить, что у нее в трешке было. Одна комната – под парикмахерскую, в ванной вечно толкутся клиенты – кому голову мыть, кому сушиться, на кухне сын делает уроки, тут же на окне дрыхнет котяра размером с добермана, у сына кучи друзей с утра до ночи сидят… Думаете, Андрюшенька там крутил козьи морды и ими жене в харю тыкал? Как бы не так! Андрюшенька был счастлив как телок – он и жрать готовил, пока Ленка клиентов стригла, он и по магазинам бегал, и с Ленкиным сыном задружился… Голубиная почта потом доносила, что когда своя дочка родилась – тот Андрюшенька по локоть в памперсах и бутылочках как миленький запропал.
А у Ленки были особые “дни загула”, когда она с утра завеивалась с подружками на шопинг, потом в кафешку, потом – метнуться куда-нибудь людей посмотреть-себя показать; у нее были такие дни, когда она принадлежала только самой себе и тем, кого хотела видеть. И между загулами – работала, любила Андрюшеньку (я при ней даже забывала о своих кровожадных мыслях в его адрес, он просто идеальным мужем и отцом с ней стал), с детьми возилась, как квочка. И ей пофиг был на то, что где-то там линолеум подзапылился, что в ванной кучи полотенец висят, что на кухне посуда вразнобой и шторы не стираны год. И нам было пофиг – потому что у нее в доме было весело, классно, шумно и очень тепло. Душевно так…
Мораль сей басни такова – что никакие пироги и крахмальные простыни не дадут вам счастья и семейного благополучия. Я не устаю повторять простого в своей невероятной сложности рецепта: мужчина всегда будет любить и ценить женщину, рядом с которой ему легко, спокойно и ненапряжно. А легко, спокойно и ненапряжно ему с женщиной, которая умеет сделать так, чтобы не превратиться в придаток к мужу и детям, кухонный комбайн с встроенной функцией стирки, уборки и унылого влачения бытия. В комбайн же ей не дает превратиться любовь к себе – из которой автоматически проистекает то, что ей как хлеб, воздух и вода необходимо время только на себя. Это не означает нелюбви к семье или отсутствие чувства долга, это означает только то, что женщина разумна настолько, что она понимает, КЕМ ИМЕННО является для семьи.
Хочется это феминисткам или нет, за они или против, но женщина – в первую очередь хранительница семьи, очага, она – создатель атмосферы и чувства дома (того самого home feeling); она может расщеплять атом или лечить людей, она может быть уникальным спецом, но на самом деле только она способна превратить дом либо в место, куда все будут рады вернуться после трудового дня, либо – в место, откуда все будут мечтать исчезнуть, желательно навсегда. Это на самом деле великий дар – и я не понимаю, почему феминистки носятся с профессионализмом, когда на этом поле у женщин нет равных (и не появится, тут уж мужики должны просто поднять ручки и сдаться сразу).
Зная, что именно на женских плечах лежит этот часто незаметный, но такой важный труд, любая мудрая женщина будет понимать и другое: как любой труд – он чреват выгоранием, усталостью, приступами раздражения и отчаяния; ему можно и нужно учиться, им можно овладеть, как любым навыком, а можно и проявить незаурядный талант. И как любой труд – он требует отдыха. Нет, он не может подпитываться от чувства долга, это топливо весьма сомнительного качества – оно может достаточно долго давать энергию, пока не произойдет взрыв, от усталости ли, от монотонности, от неблагодарности объектов этой бесконечной жертвенности (а только женщины сейчас поймут, насколько этот труд бывает изматывающим и действительно мало замечаемым близкими). Этому труду требуется другое топливо – тот самый рецепт еврейской мамаши из анекдота. Время для себя, только для себя… Дающее отдых, расслабление и новые силы для трудовых свершений.
Знаете, какой еще могу привести пример? Он жестокий – но мне кажется, совершенно правдивый.
Во время войн и голода знаете, каким матерям удавалось сохранять детей? Не тем, которые отрывали от себя последний кусок и отдавали его детям. А тем, которые ели сами, деля этот последний кусок с детьми. Нет никакого героизма в том, чтобы погибнуть от голода, погубив тем самым и детей, которых некому будет кормить. Героизм в том – чтобы взять из пайки и кусок себе, взять – чтобы жить. Взять – чтобы остаться с детьми и дать им шанс жить с матерью. Слабой, голодной – но живой.
Так и с нашим женским трудом. Взять время себе, восстановиться, сделать то, что хочется, съесть то, чего вроде не можешь себе позволить, купить вещицу, о которой мечтаешь – но на которую никогда нет денег. Все это – та самая пайка, которая не даст помереть от эмоционального выгорания, которая окажется тем самым кусочком, который спасет жизнь. Жизнь семьи… Психическое здоровье детям… Разве это – не адекватная цена? Разве это – не то, что НУЖНО себе позволять, чтобы “делать всем маму”?