Мы говорили с вами об освобождении разума, которое дается христианством. Сегодня попробуем поговорить о том, от чего еще оно освобождает. Правда, от антиномий нам и здесь не освободиться 🙂
Нас очень часто упрекают в том, что мы – ненавидим человечество, ненавидим гордое звание человека, потому что везде твердим о смирении, которое понимается как слюнтяйство, культивирование ненависти к себе и чуть ли не медитации на тему “какая же я сволочь”.
Помнится, одна особенно ретивая спорщица не поленилась пойти в Сеть и натаскать оттуда высказываний Святых Отцов и известных христианских писателей и подвижников о смирении. Спорщица допустила сразу две ошибки: привела цитаты без контекста, и главное – ошиблась с пониманием, если хотите, терминологии. Она подменила христианское понимание смирения своим собственным – и конечно, приведенные цитаты, где пишется о смирении, сразу стали звучать как призывы к ненависти к себе.
В принципе ошибка не нова – ее делали и до барышни. Поэтому давайте разбираться.
Очень хорошее объяснение сути этой ошибки я прочитала у Клайва Льюиса. Перескажу своими словами. Христианин любит в себе создание Божие – и во всех существах, а тем более в людях, тоже видит это создание. Именно поэтому мы разделяем грех и грешника: грех – это не мы. Как моя ангина – это не я сама. Как бородавка на руке – это не я и даже не моя рука. Именно поэтому мы должны быть милостивыми ко всем Божиим созданиям. Ведь мы разделяем их – и их бородавки, потому что попросим Господа о той же милости: чтобы Он тоже не относился к нам так, как требуют наши грехи.
А можно вести себя и по-другому. Видеть в себе пуп земли и предпочитать свои выгоды – всем остальным. Вот именно эту любовь к себе мы должны возненавидеть, и не просто возненавидеть – а убить. Именно с этой любовью христианин ведет непрерывную войну – и победа в ней означает достижение смирения.
Англичанин Дж. Макдональд говорил: “Ад стоит на словах: Я принадлежу только себе”. Именно это принадлежание самому себе убивает христианин – именно его нужно возненавидеть, чтобы достичь смирения. Если хотите, христианин должен возненавидеть в себе ветхого человека, то есть человека, разъедаемого грехом. Как ампутируют гангренозную конечность, как выбрасывают удаленные кожные наросты – так мы должны возненавидеть в себе грешного человека и постоянно вести с ним борьбу. Удивительно бы было любить свою гангрену и из любви к пораженной ею ноге утверждать: “Ну это же часть моего тела, я его все люблю, вместе с ногой, я даже горжусь тем, что у меня нога гангренозная, а те, кто хотят такие ноги отрезать – проповедуют ненависть к своей целостности и своему телу”.
А ведь этот абсурд – полная аналогия того, как думают о нас, борющихся со своими грехами и ненавидящих их. Мы – разделяем себя и наши грехи, наши грехи – это не мы. И значит, призывы к достижению смирения – это призыв к отделению от себя той самой гангрены грехов, призыв к разделению со своим ветхим человеком, призыв к тому, чтобы мы искали и нашли в себе образ Божий – и полюбили его.
И знаете, от чего освобождает совершенное смирение? От скромности! Если Бог доволен человеком, то и человек в новом, не похожем на земной, смысле, может быть довольным собой. Как долго мне были непонятны и странны слова Богоматери: “Ублажат меня все роды”. Сколько я думала – как может смиренная женщина говорить о себе такое. Увы, я оперировала слишком человеческим пониманием смирения как крайней степени скромности.
Когда “душа сбылась”, как ее задумывал Господь, человек приходит к состоянию, когда он понимает, что им довольны. Как говорил Клайв Льюис: “Когда человек научится любить ближнего, как самого себя, ему будет дано любить себя как ближнего”. Когда человек научится любви к себе в смиренном смысле, в смысле любви к образу Божию в себе – тогда он сможет полюбить образ Божий в ближнем. И тогда ему будет дана та самая любовь к себе, когда ты знаешь, что тебя не просто любят (ведь любят ни за что, “просто так”, как говорил Ослик из старого советского мультфильма) – а тобой ДОВОЛЬНЫ, ты – РАДУЕШЬ любящего.
Увы, чаще всего мы, христиане, ковыляем по этой дороге, хромая на обе ноги. Тяжела борьба с самим собой; хотя на этом пути есть и радости побед – но горькие плоды поражений слишком часто сушат язык. И утешением нам служат слова ушедших по этому пути гораздо дальше: “Сколько раз падаешь – столько и поднимайся, не сдавайся, не опускай руки”.
И тяжесть пути, и шишки, и царапины, и боль – не заставят христиан слушать другие слова: “Не стОит бороться с самим собой: силы слишком неравные”. Потому что при внешней правильности этих слов, мы видим пропасть разделяющую наш путь – и этот.
В одиночку бороться с самим собой действительно бесцельно – силы действительно слишком неравные. Но мы боремся не в одиночку. Нам помогают – нас ведут за руку, а если мы падаем – несут на руках. Рядом с нами Тот, кто претерпевал гораздо более страшные муки этой борьбы и этого страдания, рядом с нами Тот, кто омоет наши раны Своей благодатью, рядом с нами Тот – кто будет протягивать нам, упавшим, руку до тех пор, пока мы тянем свои руки к Нему. И даже если не тянем – Он будет смиренно ждать рядом, когда мы хотя бы пошевелим пальцем в Его сторону, пока хотя бы мысль наша обратится к Нему…
Вот почему для нас так странны, выморочены и безнадежны слова тех, кто, высоколобо пеняя на нашу глупость, говорит, что Бог должен быть в душе, а не в храме и не в Книге.
Нет страшнее веры, чем эта – поклонение богу, который внутри тебя. Если человек поклоняется тому, кто внутри него – рано или поздно он поклонится самому себе. Уж лучше поклоняться солнцу, крокодилам или легкомысленным олимпийцам, чем тому, что или кто внутри тебя.
Нет страшнее веры, чем вера в себя, нет страшнее поклонения, чем поклонение себе. На заре времен эта вера привела мир к катастрофе, из-за этой веры Бог претерпел страдания на Кресте и должен был сойти в ад, эта вера погубила больше жизней, чем все эпидемии и несчастные случаи за все времена. Эта вера губит и нашу цивилизацию – ведь сейчас из нее сделали нового идола.
И кстати, сразу опережу презрительные замечания в свой адрес: “вера в себя” понимается христианами не так, как понимается она теми, кто говорит: “Я в Бога не верю, я верю в себя”. Давайте посмотрим на пример, который может и не быть связан с христианством.
Человек, обладающий неким талантом или хорошей способностью, уверен в своих силах. Более того, именно такие люди, которые обладают хорошими способностями, менее всего склонны носиться с ними как курица с яйцом. Эти люди верят в себя в том смысле, что они уверены, что их знания или умения послужат им при выполнении того или иного задания, работы. Такие люди не стесняются признать, что они чего-то не знают или не умеют и с готовностью учатся, не превознося своих авторитетов и талантов. А вот пишут о себе “Я – гений Игорь Северянин” вовсе не те, кто этого звания действительно достойны, а как раз те, кто склонны верить в себя больше, чем того требует здравый смысл.
Христиане верят в свои силы – и одновременно знают, что получили их не от самих себя, а в дар. Дар этот мы должны развивать, как заповедано в притче о талантах, но одновременно помнить – что не мы его “авторы”, следовательно, не должны приписывать себе всех заслуг. Христиане верят в себя – как верят в себя люди, уверенные, что смогут успешно воспользоваться своими знаниями или умениями, как верит в себя инженер, проектирующий мост, или летчик, поднимающий самолет. Но мы не верим в себя – как в источник наших талантов, мы не верим в себя вопреки логике и здравому смыслу, мы не верим в себя как в суперлюдей, которые “прорвутся к успеху вопреки всему”, мы не верим, что все сможем и всего достигнем. Мы даже не верим, что победим и построим рай на земле (но это тема для другого разговора). И уж тем более мы не верим в себя как в “источник бога в себе”, а раз внутри тебя бог, тогда ты сам – тоже бог. Этот силлогизм приятно подглаживает самолюбие, но увы, с действительностью не имеет ничего общего. Тот, кто сам себе бог, существо по идее высшее, великое и достойное поклонения окружающих, в общении оказывается нудным, неэрудированным, малоприятным, лишенным самоиронии, а то и здорового чувства юмора, презирающим окружающих за недостаточное прочувствование божественности вышеозначенного божества и просто несогласие с его воззрениями на вселенную и мелкие частности вроде способа приготовления шашлыков.
Замечу попутно, что все товарищи, которые верили в себя, а не в Бога, встречавшиеся на моем пути, были двух типов. Люди с разнообразными зависимостями с одной стороны, то есть люди, совершенно очевидно сползавшие вниз по социальной лестнице – или люди с высшим образованием, которые кроме себя поклонялись науке. Последние по этой лестнице неслись вверх со скоростью лифта, оставляя за собой гекатомбы тех, по которым прошлись коваными сапогами. И вот в чем странность – у всех как-то очень печально было с частной, приватной жизнью. Видимо, вера в себя порождает такие вот перекосы.
Эта самая нехристианская вера в себя порождает упорное делание себя мерой всех вещей. У принципе, оно и понятно: если центр вселенной находится внутри, если объект поклонения и веры – в той же области, тогда как же не определить этот центр, а значит, и его носителя, в центр измерения мироздания. И тогда выражение о “мере всех вещей” приобретает конкретное значение. То есть конкретный человек начинает считать себя мерой всех вещей, а вовсе не человека как вид.
Конкретный индивид, назначающий себя мерой всех вещей, начинает кроить под себя все мироздание, усекать там, где неудобно – и подшивать заплаты там, где удобно; а в результате – порождать вокруг себя вакуум, потому что урезая вселенную до самого себя, мы делаем ее слишком маленькой, слишком узкой, скроенной по нашей ущербной мерке, слишком уродливой и куцей.
И знаете, чем все это заканчивается? Разрушением идеалов – и как следствие, разрушением привычного нам мира. Как раз тем, что мы откушиваем в нашем замечательном XXI веке, когда полностью созрели плоды века просвещения.
Главный идеал христианина – Иисус Христос. Мы не просто стремимся походить на Него – наши отношения качественно иные. Мы – соединяемся с Ним в причастии, и нашим душам уготовано соединение с Богом, отдаленным прообразом которого является брак людей. Только пожалуйста, не нужно кривых ухмылочек и сальных шуточек – или кивков про растворении атмана в брахмане. Как двое становятся одной плотью (не только на телесном уровне, вот почему для христиан так страшен блуд – потому что мы соединяемся не только телесно, но и духовно с теми, с кем вступаем в половое общение) – так и спасенная душа соединится с Богом в такие отношения, отдаленным прообразом которых является наш брак. На земле, в нашей телесной жизни эти отношения – выражаются в причастии Крови и Плоти Христа.
Но нашими идеалами являются еще и люди, которые обОжились при жизни, которые стали святыми. Христианин стремится походить на тех, кто достиг совершенства в такой непростой жизни верующего – на тех, кем Господь остался доволен. В замечательном сонме наших святых можно найти тех, кто ближе всего даже по типу темперамента, даже по профессии, даже по возрасту подходит конкретно нам. И малые дети, и убеленные сединами старцы, и женатые, и вдовые, и девственные – становились святыми. Есть святые, которые до покаяния были разбойниками и блудницами, колдунами и солдатами; были невинными детишками, которым еще не в чем было каяться, но которые делали выбор – с Христом или нет; святые были правителями гигантских империй и рабами, учеными и землепашцами, монахами и мирянами. И знаете, что самое радующее? Что выбираешь не только ты – но и тебя. Люди верующие сразу поймут, о чем я говорю – когда ты понимаешь, что не только ты выбрал свой идеал из многих, но и идеал выбрал тебя. Эта диалогичность, это понимание того, что тебя – слышат, с тобой – общаются, тебя – любят – выдергивает душу из космического одиночества и оставленности, дает чувство надежды. Что не только Господь держит тебя за руку – но что такие же люди, как и ты сам, боровшиеся с такими же грехами и страстями, так же падавшие и поднимавшиеся – помогают тебе идти, молятся за тебя, если хотите – болеют за тебя, чтобы и ты дошел, вкусил той радости, участниками, ПРИчастниками которой они стали.
Идеалы христиан – это люди, к которым нельзя придраться даже со светской точки зрения. Ну что плохого можно сказать о Сергии Радонежском или великой княгине Елизавете Феодоровне? Что плохого можно сказать о Марии Египетской или святой Варваре? О Вере, Надежде, Любови и матери их Софии? О Серафиме Вырицком и Серафиме Саровском? О блаженной Ксении или Матронушке Московской? Об Иоанне Кронштадтском или Николае Чудотворце, Спиридоне Тримифунтском или Пантелеимоне Целителе?
Верящие в себя тоже находят для себя идеалы – правда, меняются они гораздо быстрее, чем моды. Существует целая индустрия создания идеалов – и поскольку у “свободомыслящих” верующих в себя центр вселенной находится в самих себе, а сами они меняются весьма часто – то и прицел, которым ищут идеалы двигается вместе с направлениями взглядом мыслящих “свободно”. Вчера все восторгались какой-нибудь голливудской звездулей, сегодня – модным ученым, сказавшим “последнее слово в науке”, позавчера – все преклонялись перед каким-нибудь модельером с двусмысленной репутацией, а завтра – поклонятся банкиру, сумевшему сделать миллиард из воздуха. Идеалы свободомыслия – всегда дети века сего, их забывают как только изменится мода или время года, общественное мнение или состав правительства. Эти идеалы – могут быть пустышками, как и их достижения, а могут быть вполне уважаемыми хорошими людьми. Но главное отличие в том, что идеалы христианина – вне времени, они – в вечности. А идеалы века сего потому так и называются – что актуальны даже не для века, а вполне возможно для пары лет. Идеалы христиан – это идеалы, проповедующие ценности, которые вне времени и даже вне культуры – идеалы верящих в себя часто зависимы от миллиона обстоятельств – и всегда от тех, кто на них в данный момент делает деньги.
И кто после этого раб? Тот, кто смотрит на вечность, не зависящую ни от чего, кроме Бога – или те, кто вращается подобно флюгеру, имея ориентир в себе, а значит, сбитый прицел, и которых можно направить куда угодно – что и происходит ежечасно и ежеминутно?
Думаю, если отбросить эмоции и оставить просто честность – ответ будет один. А значит, и тут христианство освобождает, а не порабощает, значит, и тут истина – познанная и признанная делает свободным. И самое главное – эта истина дает даже свободу от самой себя. Она не требует, а всего лишь ждет, когда ее найдут, когда ей разрешат сделать тебя свободным. Это – высший дар и высшее благо.
(продолжение следует)