Про суррогатное материнство, сбитые прицелы и очередную немодность православия.

Общество лихорадит, и лихорадит долго. С приснопамятного панк-молебна словно прорвало плотину: там и тут можно читать о “слияниях в экстазе РПЦ и государства”, о “бедных девушках, которые пытались докричаться до церковников”, о том, что оскверняли храмы душевнобольные, а не вменяемые граждане, а церковь жаждет их сожжения на кострах инквизиции, что история с дочерью певца Филлиппа Киркорова – это иллюстрация нетерпимости института церкви, а живая вера без посредников – это все, что остается ищущим свободомыслящим людям.

Я бы так и не решилась писать об этом, если бы не посмотрела дискуссию певицы Лолиты и дьякона Андрея Кураева в передаче Владимира Соловьева “Поединок”. Из-за своей удаленности от России, отсутствия в доме телевизора и недавно окончившегося Великого Поста, когда все чтения СМИ были снижены до минимума, я не могла взять в толк, откуда такое количество людей говорит и думает совершенно одинаково, словно под одну выкройку, почему они произносят одинаковые фразы о часах патриарха, Храме Христа Спасителя, священстве и мирянах, о том, что соответствует, а что – не соответствует Библии, о том, что верить надо без посредников, о том, что есть только единичные батюшки, которые сохранили веру, а все остальные – продались Кремлю и так далее.

Собственно, только увидев дискуссию Лолиты и дьякона Андрея Кураева я поняла, что все эти стандартизованные фразы – услышаны и усвоены из телевизора. Ни для кого не секрет, что средства массовой информации, способ подачи ими материала, упадок среднего и высшего образования и общей культуры формирует единый стандарт мышления. Так вот, это ни для кого не секрет, но так получается, что тем не менее зная все это, зачастую люди не замечают, что сами следуют этим стандартам. То есть им кажется, что они мыслят очень оригинально, самостоятельно и непохоже на других, но способ изложения ими мыслей – удивительно стандартен, схож с теми же шаблонами, по которым мыслят, если хотите, их братья по “искусственному разуму”, порожденному СМИ, и озвученному значимыми персонами – будь то статусный журналист, певец или политик.

Ну так шаблонное мышление – это не такая страшная беда, мало ли, какому духу времени хочется следовать человеку. Беда в другом. Если под это шаблонное мышление человек стремится подогнать всех и вся, даже если для этого придется, подобно Прокрусту, кого-то подрезать, а кого-то – и вытянуть. В одной из предыдущих статей я писала, что нет на свете страшнее веры, чем вера в бога в душе. Мысль эта прочитана у Честертона – и я с ней абсолютно согласна. Иллюстрацией этого тезиса стала дискуссия в передаче В. Соловьева.

Оппонентами отца Андрея, защищающими суррогатное материнство, были певица Лолита, балерина Волочкова, некая писательница, чьем имя мне ничего не сказало, и холеный человек с лицом ростовщика, оказавшийся кровно заинтересованным в процветании этой отрасли: директор репродуктивного центра. Оппоненты, как им показалось, хорошо подготовились: запаслись цитатами из Библии, а также изрядной долей пассионарности по поводу счастья материнства, богоугодности дарения такого счастья и оправданности этого счастья Богом, потому что ребеночек-то, зачатый в пробирке и выношенный матерью-инкубатором, душу получает, а значит, все в порядке, Бог одобрил процесс.

И хотя цитаты из Библии и были произнесены, все равно рано или поздно высокие дискутирующие товарищи склонялись к тому, что посредники не нужны, а Бог должен быть в душе. И вот как только этот тезис озвучивался – быстро становилось понятным, что на самом деле мерой всех вещей являлся сам говорящий. Человек не может не иметь объекта поклонения – он так создан. Иное дело, что объекты – разные. У кого-то – это деньги, у кого-то – слава, у кого-то – Господь Бог, у кого-то – собственные дети. Но если человек помещает Бога внутрь себя самого, внутрь своей души – рано или поздно он придет к поклонению самому себе. И выразится это поклонение в том, что самого себя, свою святыню человек поместит в центр своего мировоззрения. И всю вселенную начнет вращать вокруг этого центра, в прямом смысле становясь мерой всех вещей.

Именно это порождает совершенно абсурдные, с точки зрения воцерковленного православного христианина, высказывания. Человек может говорить о том, что он – христианин, но при этом делать вещи, противоречащие христианским канонам, например, обращаться к услугам суррогатной матери. Он может говорить, что ходит в церковь, но при этом говорить, что не вся церковь благодатна, а только некий храм вне Москвы, и особенный батюшка, который соответствует его личным представлениям о том, каким должен быть священник. Он говорит, что читал Священное Писание, но все его разговоры свидетельствуют о том, что максимум, который он позволил себе пролистать, – это сборник цитат из Библии, приведенный Бог весть где и Бог весть кем. Однако, мнение он уже составил и готов его защищать. Но более всего меня умиляет в эти людях иное: они всегда очень точно знают, как бы повел себя Христос и что бы Он сказал по какому поводу. Объяснение, почему это происходит, умилять не способно: в некоторой степени эти люди – сами себе христы, ведь они сами сотворили Христа по своему образу и подобию, поместили его к себе в душу и искренне ему поклоняются.

Вот именно эта младенческая несведущесть в матчасти и потрясающая самоуверенность в цензурировании Евангелия, поведения и слов Христа – самое главное свидетельство начавшегося поклонения богу внутри себя (читай, самому себе). Когда человек начинает чувствовать в себе власть над Христом, когда человек считает себя способным говорить от имени и вместо Христа и когда человек не сомневается в этом своем праве.

Малейшее сомнение подавляется собственным пониманием цитат из Библии, собственным правом на диалог с Богом и управление Божьими ответами, собственным правом на распределение оценок церкви, которой 2000 лет, и священству, которое является ровесником самой церкви.

Более того, посеянное поклонение “богу-в-душе”/самому себе, дает бурную поросль. Человек так устроен, что он не может открыто следовать греху. Грех нужно облечь в какую-то привлекательную обертку, чтобы он показался красивым, достойным следования, чтобы он показался добром. А уж сатана этих оберток имеет – не перечесть. И человек, изменчивое существо, более того – устроенное сомневающимся, не может устоять перед этими обертками. Потому что можно сомневаться во всем, в чем угодно, кроме некой незыблемой истины. У человек верующего эта истина – в Боге. Человек может сомневаться во всем, чаще всего – в самом себе, но эту истину он должен оставить неприкосновенной, незыблемой, потому что именно вокруг нее как бы “наматывается” мировоззрение, именно вокруг нее вращается мироздание. Незыблемая истина является как бы камертоном, который настраивает весь хор дыхания жизнЕЙ, вдохнутым Господом Богом. Верующий человек постоянно сличает себя, свою жизнь с этим камертоном Бога – и если понимает, что появилась фальшь, то подстраивает себя, а не камертон.

У человека, поклоняющегося “богу в душе” все происходит иначе. И субъект сомнения, и объект сомнения, и незыблемая истина у него оказываются собранными в одном месте: в нем самом. Появляющимся неизбежно раздраем пользуется сатана, размахивая перед глазами замечательными фантиками, и тогда человек неизбежно идет за ними, словно крыса за дудочником, не осознавая, что движется в сторону бездны. Ему кажется, что он сам додумался до таких славных формул, до такого гуманного учения, догадался, каким на самом деле был Христос и каким на самом деле должен быть пастырь христианской церкви, какой должна быть сама церковь и идеальный христианин. И все было бы хорошо, но с каждым шагом вслед за чудно шелестящими и блестящими фантиками, человек все больше сбивает прицел оценки себя и мира, все больше скатывается в субъективность и противоречивость суждений, все больше увлекается чудными фразами, смысл которых все дальше ускользает от него, и яркими эмоциями, которые заменяют логику.

Он уже не слышит себя, как не слышала себя балерина Анастасия Волочкова, которая умудрилась позиционировать себя православной христианкой, и наводнять интернет своими снимками в виде, недостойном даже не просто христианской, а просто добродетельной женщины. Которая умудрилась рассуждать о Боге, о любви, милосердии, счастье материнства – и ронять фразы: “Да что там усыновлять, да мало ли, что там за родители были, мало ли, что там за наследственность, хочется, чтобы генетический материал был свой, высшего качества”. Как не слышал себя директор репродуктивного центра, умудрившийся надергать цитат из Ветхого и Нового завета без контекста, говорящих о милости и всепрощении, но при этом изо всех сил защищавший свой кошелек. Как не слышала себя Лолита, навалившая в одну кучу часы патриарха, радость материнства, и о том, что беременный живот – это инкубатор и какая разница, как его сдавать, семейные подробности жизни Киркорова, священников-геев, несовременность церкви и “девочек” пусси-райот. Как не слышат себя женщины-матери, которые оправдывают аборты и считающие, что церковь тоже не должна считать их грехом.

Я расскажу сейчас одну историю, которая не просто не делает мне чести. Более того: она показывает, какая степень морального уродства возможна у свободомыслящего человека, каковым я когда-то была. Я едва вышла замуж – и у меня случился гормональный сбой, повлекший за собой довольно серьезную задержку месячных. На приеме у гинеколога вердикт был однозначен: практически стопроцентная беременность (а поскольку я дама довольно пожилая, то еще застала время, когда для УЗИ, подтверждающего беременность, нужно было идти в спецклинику). И я как сейчас помню, как спускаясь с гинекологического кресла равнодушно бросила врачихе, которая мыла руки: “Пишите направление на аборт, рано нам еще рожать, да и жить негде”. Только сейчас я понимаю, почему видавшая виды врач на меня смотрела такими глазами. Потому что на себя я до сих пор смотрю еще хуже. Я считаю себя тогдашнюю – моральной уродкой. И чем дольше живу на белом свете – тем степень моего уродства кажется мне страшнее.

УЗИ не подтвердило беременности, да и конечно, даже если бы она случилась, мы бы этого ребенка обязательно родили. Я уверена, что ни я, ни мой муж бы не совершили смертного греха убийства нерожденного человека. Но та минута равнодушных слов, которые обрекали возможную зародившуюся жизнь на небытие, показывает, какой степени морального падения может достигать человек, который имеет центр вселенной в самом себе. И одна только вещь дает мне силы жить дальше – то, что раскаянный этот грех – это не я. Покаяние отрезало от меня этот грех, я более не отождествляюсь с ним, как удаленный болезненный кожный нарост не тождественен человеку, у которого его отрезали. Именно поэтому все, кто может обидеться на последние слова, должен очень хорошо уяснить. Что, во-первых, я никого не имею права судить, потому что сама хороша. Во-вторых, считаю одобрение абортов, сурматеринства – моральным уродством, но ЛЮДЕЙ, одобряющих их – уродами никогда не считала и не считаю, я считаю таких людей ошибающимися, промахнувшимися в выборе, но всегда имеющими возможность измениться.

Тот же сбой прицелов произошел и с людьми, одобряющими суррогатное материнство. Какие бы цитаты из Библии не назывались, какие бы аргументы не приводились, главное – это то, что в случае с суррогатным материнством мало того, что в процессе зачатия могут участвовать до 5 человек: донор спермы, донор яйцеклетки, сурмать и двое приемных родителей. Мало того, что из матки расчленяются и изымаются “лишние” детишки, мало того, что все это происходит за деньги… Главное – что никто не учитывает тут интересы ребенка. Не учитываются они при аборте – когда женщина кричит, что никто не имеет права распоряжаться ее телом, а раз ребенок – это часть тела, то тут она – хозяйка и барыня. Не учитываются они при усыновлении – когда у ребенка не спрашивают, хочет ли он быть усыновлен родителем-одиночкой, родителями-геями. Не учитываются они и при суррогатном материнстве, когда никто не спрашивает ребенка, хочет ли он быть зачатым противоестественным путем, быть проданным и воспитываться не теми, кто его зачал и родил. Я знаю, что в ответ моментально раздается: “Да лучше приемные родители, чем алкаши; лучше геи, чем наркоманы; лучше семья, чем русский детдом”. Все это верно. Но все понимают и даже не оспаривают, что на самом деле лучше всего вышеназванного – это мама, папа и куча любящей родни. Когда мама – это мама, папа – это папа и родня – это братья-сестры, бабули, дедули, тети и дяди, кузены и троюродные внучатые племянники. Это – лучше всего на свете. Но пока общество будет предпочитать выбирать из двух зол, не соображая, что надо выбирать добро, чтобы избавиться от зла – мы так и вынуждены будем вращаться в порочном круге.

В нашем современном мире, где ювенальная юстиция в рупор кричит о правах детей, часто в ущерб правам родителей, почему-то в вопросах суррогатного материнства наблюдается удивительное нечувствие. (Впрочем, вы можете и догадаться, отчего это происходит). Но вот чего в упор не замечают свободомыслящие товарищи, рассуждающие о злобности церковников, которые не дают им думать и поступать так, как им хочется: что сбитые прицелы имеют тенденцию искажать жизнь тем больше, чем сильнее они сбиваются. И процесс этот неостановим, особенно с учетом второй беды свободомыслия. Клиповости мышления.

Способ подачи материала СМИ приучает людей, которые слишком часто пользуются их услугами при составлении своего мнения, таков, что более трех минут никакая информация подаваться не может. Подчас это порождает совершенно невменяемые случаи: когда короткий блок новостей, прерывая музыкальную передачу на радио, сообщает о крушении самолета и сотнях жертв, а через минуту диджей ставит попсовую песню: “Где-то самолеты сбиваются с пути”. Когда сообщается о смерти ребят-пограничников и тут же раздается песня: “Весело служить пограничником”.

Подобные экзерсисы доводят людей до того, что ни одну мысль они не могут додумать до конца, потому что просто не способны думать более трех минут. Результаты – цвели буйным цветом вчера, они цветут еще более буйным цветом в интернет-дискуссиях, когда человек имеет право на анонимность, а значит, может еще более не стесняться в выражениях. В результате человек действительно может надергать мыслей и идей – и выдавать их быстрой скороговоркой на гора, совершенно не понимая, что все они противоречат одна другой и что он может выглядеть в глазах человека иной культуры мысли просто глупцом.

Христианство действительно – само по себе образование. Первое, что оно требует от человека, всерьез приходящего к нему – покаяния. А покаяние по-гречески – “метанойя”, дословно – перемена ума. Постепенно человек приучается всерьез смотреть на самого себя и на мир, всерьез оценивать свои поступки, всерьез понимать их причины и следствия. Он учится думать – и как следствие приобретает культуру мышления, ничего общего не имеющего с высшим образованием. Свободомыслящим людям со стороны это кажется оглуплением, но только недавно я, наконец, поняла, почему, – и перестала осуждать этих людей.

Клиповое мышление, как я сказала, кастрирует долготу осмысления чего бы то ни было. Вот есть мысль и максимум, который позволяет себе свободомыслие – это понять, откуда она пришла, какой тезис ее породил. А вот с тем, что проистекает из этой мысли – клиповое мышление не работает. Христианин вынужден посвятить Христу всего себя, христианин должен принять христианство целиком и полностью и отдать ему себя самого всерьез и без оговорок. А значит, христианин должен осмыслять источник мысли, ее течение и далее осмыслять последствия и результаты. То есть не брать мысль и считать ее правильной и затем обозначать, как свое мнение, – а составлять силлогизм целиком, осознавая все его составляющие: от тезиса-антитезиса до выводов.

Клиповость мышления, свойственная свободомыслию, не дает пройти этот процесс – говорю как человек, имевший этот опыт и могущий анализировать его с позиций пройденности и осмысленности. Именно поэтому христиане кажутся свободомыслящим глупыми: христианин говорит о чем-то, имея опыт осмысления всей цепочки силлогизма, свободомыслящий человек может охватить разумом только исходную мысль и вывод, принимая их за разные мысли. Но КАК их соединил христианин, он охватить разумом не может.

Нам кричат: “А в Библии тоже были суррогатные матери”, например, Лолита не подумала, как она выглядит в глазах христиан, и заявила сходу: “А Богородица зачала от голубя”, а Агарь родила Аврааму ребенка без Сарры. Это пример клиповости мышления – есть факт, я его принимаю – и дальше хоть трава не расти. А если подумать, то окажется, что Богородица зачинала не от голубя, да и младенца Христа у нее никто не забирал и Дева Мария Его никому не продавала. У Агари тоже ребенка не забрали, а если посмотреть, какие последствия было у этого рождения – и как мы кушаем эти последствия до сего дня – то этого примера вообще можно было бы и не касаться.

Или еще пример. Скажем, когда христиане говорят о том, что феминизм породил то количество сирот, которое существует сейчас по всему миру, нас гневно обзывают идиотами. Именно потому, что люди видят понятие феминизма, понятие сиротства, но не могут проследить всю цепочку рассуждений, которая соединяет эти два явления. Попробую озвучить: феминизм провозгласил свободу женщины от многих вещей, в том числе от рождения нежеланного ребенка. Феминизм заставил женщину почувствовать себя хозяйкой своего тела, в том числе той жизни, которая в нем зарождается. Если женщина чувствует себя хозяйкой тела и его содержимого, значит, она может распоряжаться им по собственному разумению. Значит, плод внутри нее из личности, человека, превращается в имущество, которым хозяйка распоряжается по своему усмотрению. Если плод внутри не считается ребенком, потому что он не может существовать без тела женщины, тогда и новорожденный ребенок, который тоже не может существовать без тела женщины, ее молочных желез, тоже может считаться имуществом (во всяком случае морально разрешаться считаться таковым). Если новорожденный ребенок – это имущество, то им тоже можно распорядиться по желанию женщины. А значит, оставить его в приюте, на помойке, на пороге чужого дома. Лучше, конечно, в приюте, потому что помойка – это уже уголовное преступление.

Теперь имеем всю цепочку рассуждений от начала и до конца.

Так вот: христианство приучает человека думать свои мысли до конца, а свободомыслие вкупе с клиповостью мышления – разрешает брать “мнения”, делать их аксиоматичными и складывать в картину мира без проверки на совместимость.

Наверное, должна сразу оговориться: культура мышления – прерогатива не только христианства, ею может обладать любой человек, даже свободомыслящий (правда, он после этого перестанет быть свободомыслящим:)). Просто эта культура мышления в современном мире встречается крайне редко вне церкви, а среди представителей современной поп-культуры – исчезающе редко. Но именно они являются кумирами большинства и основоположниками мнений многих людей, а это, увы, весьма показательно.

Что хочу сказать в заключение. На примере дискуссии о суррогатном материнстве мы снова видим столкновение двух миров: мира “свободной мысли”, управляемой чистыми эмоциями “ах, радость материнства вопреки природе”, “ах, цивилизация нашла способы дать ребенка бесплодным, а значит, это благословлено Богом”, “ах, даже одинокий мужчина теперь может родить ребенка для себя” и так далее – и мира христианской культуры мысли, которая видит не только эмоции, но и последствия этих поступков. Оно задает очень неудобные вопросы: “А как быть с суррогатной матерью, которая продает ребенка”, “как быть с правами ребенка быть зачатым и рожденным естественным путем”, “как быть с правом этого ребенка, ставшего взрослым, не страдать от кризиса самоидентификации”; “как быть с правом этого ребенка не иметь болезней, которые очень часто сопровождают ЭКО”.

Как быть с морально-этической оценкой этого явления – и оценкой тех явлений, которые могут возникнуть впоследствие его.

Снова христиане оказались немодными, снова нам кричат: “Вы должны меняться, потому что меняется мир”. Кричащие не понимают, что христианство видело немало новомодных идей – и все их пережило. Христианство видело рождение, расцвет и крах величайших империй, казавшихся вечными. Оно видело рождение, распространение и закат великих идей. Христианская церковь крестила, венчала, отпевала, а иногда анафематствовала величайших гениев вселенной, чьи имена все дальше от современного стиля мышления. Христианство пережило столько, что у него уже есть право не быть, как говорила Марина Цветаева, “собственным современником”.