Знаете, чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь, что очень часто выход из невыносимой и мучительной ситуации находится там же, где был вход.
Рассказываю порцию очередного услышанного трэша.
Итак, представьте себе красивую, стройную, умную и спокойную молодую женщину, студентку, живущую далеко от дома, и влипающую в отношения с богатым мажором. Мажор поначалу весь упивается упавшей на него с неба тургеневской барышней, столь редко встречающейся на просторах нашей жизни, закручивает ее в водовороте чувств, дарит подарки, засыпает цветами и настаивает на том, чтобы та поселилась в его гнездышке.
Девица, назовем ее Даша, втрескивается по уши, и, будучи реально редким для современности экземпляром, неиспорченным современными нравами, начинает изо всех сил заботиться о возлюбленном, печь ему пирожки, наводить на дом лоск, при этом умудряясь еще учиться и следить за собой. Полгода длится идиллия, а потом мажор устает от розовых лепестков по углам, усаживает Дашу перед собой и спокойно заявляет: “Дорогая, я тут подумал и решил, что не хочу больше с тобой жить, это слишком напряжно, я еще не готов, давай расстанемся. Собирай вещи, я даю тебе месяц, чтобы ты нашла себе квартиру”.
Заявление было сделано просто с бухты-барахты, Даша и не подозревала, что вообще-то от нее устали, ей никак не давали знать, что где-то что-то идет не так.
Даша начинает искать квартиру, но жилье дорогое, а значит, нужно искать того, с кем она сможет делить жилье пополам. В общем, помимо того, что ее отфутболили, милостиво не выгнав из дому сразу, ей еще предстояло найти нормальную квартиру в небандитском районе, запаковаться, перетащить все вещи – и все это происходит перед Новым годом аккурат перед зимней сессией.
Эдакая “Ирония судьбы”.
Но это не трэшачок, ребята. Трэшачок в том, что мажор затем изволил известить Дашу, что будет приезжать к ней на новую квартиру на свидания. И Даша СОГЛАСИЛАСЬ! То есть ей было недостаточно того, что ее унизили тридцать три раза подряд, когда уставшим тоном известили, что ей надо выметаться. Ей было недостаточно того, что ее жизнь грубо нарушили, вытащив ее из хорошего снятого жилья у университета, сломав распорядок жизни “токмо по насередке любви”. Нет, ей нужно было выпить чашу унижения до дна – чтобы стать эдакой девушкой для свиданий, которую будут навещать, когда спермотоксикоз постучит в окно. А не постучит – или постучит по другому адресу, так и не навестят.
И вот Даша, вся в слюнях и соплях, вопрошает, что ей делать. А мне хочется подойти и стукнуть девку больно по темечку. И заставить посмотреть на ситуацию моими глазами.
Бабы, что ж вы делаете? Вы превращаете себя в “рабынь любви”, смотрите на мужиков глазами котЕГов из Шрека, предупреждаете любые желания – а потом, когда совершенно закономерно о вас вытирают ноги, разлагаетесь еще бОльшим половичком. Да, я все понимаю – ЛЮБОВЬ, “Я не могу заставить себя не любить его”, “я умираю, мне не важно, кем быть для него”. Но в том-то и дело, что соглашаясь на все большие и большие унижения, вы даете мужчине ключи от кладезя бездны. Тот, кто не соображает, что творит – распоряжаясь вашей жизнью, как будто вы солдатик из картонной коробки, тот никогда не дотумкает и не осознает, ЧТО ИМЕННО он творит с вами. (Мизерный шанс что-то осознать лежит в том, чтобы самому пережить нечто подобное, а потом, зализывая порванную шкуру, вспомнить вас, болезных). Позволяя унижать себя, вы просто даете ему простор для действия – не встречая сопротивления, мужчина будет все дальше и дальше гнуть вас, пока не сломает. А кому нужны сломанные игрушки? Да никому!
Достучаться до Даши у меня пока не получается. Видимо, с ее женской гордостью и чувством собственного достоинства изначально происходила большая беда – поэтому взывать к ней “Очнись! Что ты творишь?” – пока бесполезно.
Но ее “пример – другим наука”. Выход из этого тупика находится там же, где и вход. Да, это тяжелый выход, да, ничего приятного в продирании к нему не будет. Но разве не стоят эти синяки результата?