И снова сказка стала источником страха…

Ребята, мне сегодня знакомая рассказала, что в Таганроге уволили воспитательницу за то, что она читала детям сказки и по ходу действия кого-то там на кол посадили. Дети ее спросили, что это такое – она объяснила, что человека сажали на кол, кол проходил через тело и человек умирал. В результате – обвинение в нанесении психологической травмы и увольнение. Я признаюсь, сначала подумала, что меня обманывают. Пошла проверила – точно, есть такой случай.

Сразу предупрежу, это будет долгое чтение с кучей отсылов к разным не совсем привычным предметам, поэтому если кто ждет обличительных взвейтесь да развейтесь, можно смело ничего не читать.

Вы вообще замечали, как часто мы с вами стали бояться и оскорбляться? Вроде живем в достаточно безопасном мире (да-да, маньяки, пьяные на автомобилях, безответственные врачи и прочее), но если сравнить, в какой опасности жили люди еще двести лет назад, когда среднестатистический человек мог помереть от банальной ангины… то правомерны ли наши страхи? А уж если заглянуть куда-нибудь в эпоху Средних веков – так там и болячки, и войны, и свои родные феодалы, и дикое зверье, и разбойники… Одно страшись и бди. Тысячелетиями мозг человека работал в состоянии повышенной готовности к опасности – и вот опасности одна за другой исчезают, а мозг наш за сотни тысяч лет эволюции остается прежним. Куда ему за пару столетий измениться.

Вот и получается, что если нет повода для реального страха – страх надо придумать. Или найти. Иначе – как объяснить то огромное количество психо-неврологических расстройств у наших современников. Поэтому тому факту, что нынешний человек многого боится – я уже не удивлена. Но помимо совершенно реальных опасностей – мы можем еще и напридумывать себе жуткой жути. И в поисках своего дорогого и родного кошмара, с которым желаем сродниться, – вдруг натыкаемся на сказку.

Вот мы и дожили до того времени, когда поводом для страха стала сказка.

Вернее, не сказка, а сказки… То и дело читаешь, что кто-то из мам не читает дитятке Перро, или Андерсена (и такое я встречала, сказка “Огниво” – пример того, как солдат вступил в сговор с ведьмой и ах – воспользовался ее услугами). А о Мумми Троллях, хоббитах, Нарнии, Мэри Поппинс, Пэппилотте Длинныйчулок и главном враге всего духовного Гарри Поттере уж позвольте выдержать длинную мхатовскую паузу. Ну и конечно, следующим номером нашей программы следует “а вот в наших сказках”…

Я уже устала приводить в разговорах с особыми ценителями “своего особого пути” аргумент о том, что русские сказки – они не духовнее всех остальных. Нет и не может быть какого-то особенного народа с какими-то особенными “добрыми и волшебными” сказками, потому что сказка – это не розовые сопельки для колыбелек: ребята, поверьте мне как филологу, который всерьез с доктором Пиндершлосс занимался сбором фольклора (у нас был жутко строгий препод, ему абы чего на практике не подсунешь). Так вот – что бы вы ни взяли в стране сказок, вы рано или поздно поймете, что сказка – это вовсе не “добрая и милая история”. Сказка – это очень сложно.

Потому что сказка – это всегда кенотаф мифа. Почему кенотаф? Потому что в этой могиле нет мифа как такового, он перерождается в сказку, трансформируется в нее. И главным отличием сказки от мифа будет то, что вещи грандиозные, величественные – и одновременно страшные и пугающие (миф – это такая невообразимая древность, что его образы, соотносясь с содержимым нашего бессознательного, способны заворожить и вызвать те самые чувства, которые они вызывали у людей, переживавших миф как реальность) – в сказке изменяются, трансформируются, теряют сакральность. Грубо говоря, слушая о сотворении мира из частей убитого дракона, мы понимаем, что это “понарошку”, потому что для нас миф давно стал сказкой. А вот в древности, слыша голос жреца, повествующего о том, как первобог убил дракона, страшную праматерь всех и всего, и сотворил из ее тела небо и землю, древний человек буквально ПРОЖИВАЛ это сотворение, словно бы лично ПРИСУТСТВУЯ при нем. Разницу ощущаете?)

Герои мифа и герои сказки – это весьма непростые существа.

Моим самым любимым примером вышеописанной трансформации является баба Яга (я о ней писала в работе по фольклору). Итак, кто такая бабка Ежка? Казалось бы, сказочная старуха, летает на ступе, живет в избушке в лесу, то кушает, то помогает добрым-молодцам.

Я была навеселе и летала на метле… Помните?

У кельтов до сих пор есть существо по имени Старуха Хег, у коренных народов Зауралья ее зовут Нга, в праславянском корень “ега” – было связано с пресмыкающимися, змеями. Старуха с подобным прозвищем есть у всех народов Евразии, куда ни ткни пальцем по карте. У нее крючковатый нос, хромоногость (или костяная нога), длинные кривые зубы. Зачастую на плече – филин или ворон, Живет она в избушке на курьих ножках, является хозяйкой леса, дороги “на ту сторону”, то есть в Тридевятое Царство, волшебных предметов и животных. Сова – связывает этот образ не просто с “седой древностью”, а с эпохой мегалитов, отстоящей от рождества Христова на тысячи лет. Сова и ворон – птицы, пожирающие мертвецов, длинный нос старухи – еще один намек на саркофагию, пожирание мертвых. Избушка на курьих ножках – это гроб или ритуальное сооружение на захоронении. Из всего сказанного становится понятным, что Яга – это коллега Харона, отвечающая за переход от жизни к смерти (а также за другие обряды перехода – инициации, испытания).

“Накорми-напои-спать уложи” – это ритуал прохождения через омовение, поедание “пищи мертвых” и сон, навеянный некими веществами, меняющими психику героя. Волшебный конь, даруемый Ягой, – это ритуальный конь, умерщвляемый вместе с воином и сходящий с ним в могилу. Волшебный клубок – та же нить Ариадны, способная вывести из мира мертвых в мир живых. Какой атрибут Яги не возьми – натыкаешься на очень страшные и суровые вещи, не имеющие под собой никакого повода даже просто улыбнуться.

И что же мы видим сейчас? “Я была навеселе и летала на метле, эх, сама не верю я в эти суеверия”.

Человечество расстается с мифом (как и с прошлым) смеясь, по непременному закону превращения трагедии в фарс. Внушающие ужас реалии мифа становятся волшебным “понарошку” сказки. Играющий в сказку ребенок – всегда помнит, что он в сказке, что в ней все невзаправду, а “как будто-бы”. Именно поэтому я очень скептически отношусь ко всем особенно духовитым заламываниям рук по поводу роулинговских “волшебных палочек”, “зельеварения” и “заклинаний”. Потому что (в отличие от большинства заламывателей рук я читала и книги, и смотрела фильмы, и даже зарегистрирована на сайте Поттерианы) – так вот, непременной “начинкой” палочки является волос из хвоста единорога, перо феникса, драконья жила и прочие волшебные артефакты. И поскольку я все еще помню, как это – быть ребенком, а значит, помню, что дети – необычайно трезвы при различении “понарошку” и “на самом деле” – то я не боюсь, что мой ребенок заинтересуется чернокнижием. Именно потому – что “волос единорога” – это ведь сказка, а значит – “понарошку”. Ровно то же самое касается зелий и “заклинаний” – они все “понарошку”, как и волшебные существа, и вообще весь бестиарий Роулинг. Именно потому, что ребенок очень хорошо различит, магл он или маг (насколько я понимаю, никто еще не получал пригласительного письма из Хогвартса, поэтому рассчитывать на то, что он – волшебник, а не человек, тут даже не приходится).

Ну хорошо, оставим Поттера в покое… Повернемся, так сказать, лицом к родным березам. Поглядим на своих особенно “добрым и духовно верным” героям, воспитывающим “только доброту”.

И так и быть, не будем брать оригинального Афанасьева (а оригинальный двухтомник – это такой трэш, что честное слово, Николай Васильич Гоголь иногда рядом не стоит по степени пугания, особенно на ночь).

Итак, Иван Быкович (главный герой одноименной сказки). Сын коровы и человека (мне акцентироваться на столь интересной подробности происхождения героя?), оборотень, могущий превращаться в быка. Обманывает старика, помогающего ему, выпуская все корабли из плена в дереве. Привозит Ивану Царевичу невесту, которая вообще не пойми, кто – потому что тоже оборотень, но перекидывается и в птицу, и в звезду, и в рыбу.
Крошечка Хаврошечка. Сестра трех сестер Одноглазки, Двуглазки и Трехглазки (вы уже себе представили циклопиху, просто человека и человека с открытым третьим глазом?). Лазящая в ухо корове, причем корову потом режут исключительно по злобе душевной – и начинаются посмертные коровьи приключения с костями и волшебными деревьями.
Марья Моревна, богатырь-девица, спокойно могущая трактоваться как первая феминистка, правительница и воительница. Иван-Царевич, отдающий сестер за трех оборотней: орла, сокола и ворона-вороновича и ведущий теремной образ жизни, со слонянием и бездельничаньем, пока супруга воюет и гоняет бусурманов. Неожиданно платящий добром за добро злодей Кощей. Очевидный сговор царевича с Ягой, а потом обман бабки.
Тупой и ленивый Емеля, один раз совершивший добрый поступок и потом ездящий на этой доброте всю сказку. А уж какие нехилые подробности можно узнать из народных предтеч “Конька-Горбунка” с являющимся из могилы папенькой и ритуалами, которые должны провести братья…

Не буду больше приводить примеры – если вы сами повспоминаете, тут же наберете еще с десяток примеров того, что нет никакой особенной доброты и душевности в русских сказках – потому что это все те же мертвые мифы, и у них имеются вполне конкретные педагогические цели. Сказка очень долгое время не была призвана развлекать дитяток перед сном в колыбельке. Столетиями сказка подготавливала ребенка к обряду инициации, преподнося ему те испытания, которые его ждут, в понятном и не пугающем виде. (Уж пардон, не буду останавливаться на подробностях человеческих обрядов инициации, я о них писала в статьях о язычестве, где-то они на сайте валяются, можете найти и перечитать). Сказка давала ребенку представление о строении мира – о том, что в этом мире не все так просто, не все безопасно и понятно. Более того, сказка “встраивала” ребенка в культурно-мифологический код народа, “настраивала” его бессознательное, если хотите, в соответствие с мифологемами родины.

Хорошо, – скажете вы. – Но сейчас мы живем в совсем ином мире, у нас другие реалии и наши дети воспитываются в других условиях. И я соглашусь с вами немедленно. И скажу, что сказка – точно так же несет на себе громадную воспитывающую роль, только теперь она не готовит ребенка к обряду перехода от ребенка к взрослому, у нее другие функции. Она – все так же встраивает ребенка в культурный код, настраивает бессознательное (от этого никуда не деться), но еще и будит фантазию, и обучает ребенка эмпатии, сопереживанию. Мы с Настасьей вдвоем рыдали над “Русалочкой”. У кого-то потоки слез вызвал “Бэмби”. Кому-то жалко Коровушку из “Крошечки Хаврошечки”. Кто-то и над разбитым Рябиным яйцом убивался, я знаю такую девочку. И я не понимаю мам, которые всячески ограждают детей от слез над книгой. А где еще детям учиться доброте и сопереживанию? В интернете? В планшетнике за игрой в ферму? Что способно вызвать у ребенка катарсис? Ну не мультфильм же о трансформерах!

Сказка учит ребенка и жизни в реальном мире. Снова-таки, если собрать на совочек причитания о Гарри Поттере как враге русских детей… Гарри переживает разные приключения в школе – и он действительно ведет себя по-разному. Но одно о нем можно сказать наверняка: он добрый, честный и способен на искреннюю и настоящую дружбу. Он борется со злом – и в этой борьбе он способен быть по-настоящему милосердным, пощадив даже кругом виноватого перед ним врага Питера Петтигрю. При этом – он не сусальный мальчик с пробором, он ошибается, ленится, упрямится, страдает от кучи комплексов, порой грубит, порой – зазнается. Но снова-таки он способен изменяться – и изменяться к лучшему, показывая читателям пример того, что человек может ошибаться, но всегда нужно быть честным с самим собой – и с другими, а значит, нужно уметь и сказать “прости” и простить.

Сказка учит ребенка и борьбе со страхами. Как я не раз тут писала, мировые сказки (кроме сказок для самых маленьких) – изначально были подготовительным “курсом выживания” в условиях инициации. Теперь же – читая даже самые страшные сказки, ребенок учится смотреть в лицо страху, а то, что рядом с ним мама, – дает ему еще и чувство безопасности. Да, там, в сказке, Иван-Царевич сражается с чудовищем, или Элиза идет на кладбище за крапивой, растущей на могиле, или злая ведьма уже распахнула перед детьми дверь пряничного домика… Но теплый круг маминых рук – самое главное средство от страха, с мамой или папой – не страшно даже в самые жуткие моменты, когда хочется закрыть глаза, спрятаться под кровать и затаить дыхание…

Многие родители сейчас пытаются оградить ребенка от жизненного негатива – мол, жизнь и так ужасна, зачем ребенку читать еще и страшные сказки. Я сама видела реакцию Насти на сказку “Мальчик-с-Пальчик”, после чтения этой истории ребенок у меня впервые в жизни проснулся с кошмаром. Но потом я поняла, что лучше сказки, лучше такое вот “иммунизирующее” воздействие страха, чем настоящие травмирующие вещи вроде новостей по телевизору или чего доброго – кошмары в собственной квартире, когда пьяный папа дает маме в глаз. Современному ребенку действительно вреднее смотреть наши новости, чем слушать сказки – потому что ребенок, я повторяю, очень хорошо может различить “понарошку” и “взаправду”. И уж поверьте, просмотр того же “Гарри Поттера” – ни в какое сравнение не пойдет с просмотром какого-нибудь шоу “Битва экстрасенсов”, где как раз все происходит вроде как “взаправду” – и уж там ни намека не имеется на перо феникса или жилу дракона… Там взрослые люди в лучшем случае – придуриваются, а в худшем действительно занимаются всякой чернухой, и это уже не сказки.

Кстати, в этом и есть разница сказки и колдовства. Никакого “понарошку”, никакого смеха или игры – вглядывание в бездну требует предельной серьезности и таких же серьезных действий. И если кто-то до сих пор не понял разницы между “Поттером” и “Агни-Йогой”, рискну предположить, что кто-то не знаком ни с одним, ни с другим, и цитирует свои референтные группы, рискуя попасть в неловкое положение, потому как “уважаемые люди” тоже могут вполне ляпнуть глупость по причине лени лично познакомиться с первоисточниками.

В общем, ребята, резюмирую так. Не нужно ограждать ребенка от сказок, даже страшных. Я вполне помню себя с самого раннего возраста, и поскольку чтение было моим главным увлечением в жизни, а библиотека у родителей занимала полкомнаты стеллажей, да еще и папа где-то умудрялся доставать и оригинал Афанасьева, и неадаптированные мифы, (а у папиного друга я умудрилась в 8 классе ознакомиться и с оригиналом “Тысячи и одной ночи”, ребята, это одно из самых шокирующих открытий того времени), то поверьте, я вполне могу себе позволить рассуждать о том, что такое погружение в мир даже не волшебных, а очень даже страшных сказок. Но сказка – неспособна по-настоящему травмировать, как боятся те куриные мамаши, которые добились увольнения воспитателя. У меня имеется ряд фобий – и ни одна из них не связана с чтением на ночь Гоголя или Кинга, все гораздо более прозаичней и жестче – я жила в шахтерском городе с кучей алкоголиков, и страх Панночки, летающей в гробу по церкви, ни в какое сравнение не идет от испуга, случившегося оттого, что некто пьяный оказался не в том месте и не в то время. Никакой рассказ о том, что царь прыгнул в котел и там сварился – не сравнится со страхом от урода, поджидающего в темном подъезде. Никакие упоминания о рубленых головах или высадках на кол – не сравнятся с тем, что нам каждый день показывают в теленовостях, зачастую идущих в фоновом режиме. Мы, взрослые, научились от них абстрагироваться, а дети – не могут, они впитывают все как губка, и если внимательно поговорить с детьми, они могут порассказать много интересного для психолога и достаточно шокирующего для гиперопекающих мамаш.

Так или иначе – я все же надеюсь, что эта новая мода ужасаться по поводу сказок скоро пройдет. Впрочем, сдается мне, человечество выдумает себе новую погремушку. Непременно выдумает – и оно и к лучшему. Хоть сказки оставят в покое – не влезая в мир детства со своими представлениями о добре и зле. Все же кажется мне, что многие из нас утрачивают в разделении мира на черное и белое всякое чувство меры.

Кстати, я заметила, что эти люди – жуткие зануды в прямом смысле этого слова. Они настолько невыносимы в своих сентенциях о том, что правильно и что неправильно, что я подозреваю одно: кто-то когда-то украл у них самих сказку, а значит – фантазию, а значит – способность смеяться (ведь страх может быть побежден смехом) и безбоязненно хотя бы недолго, на время детства, пожить в мире, где все возможно, где все – по плечу, где даже в самый жуткий миг – ты знаешь, что все будет хорошо, потому что в сказке непременно добро победит. И эти несчастные окраденные дети, ставшие взрослыми, делятся с миром тем, что есть у них самих: начетнической бухгалтерией, унылым поиском происков сил зла среди фей и эльфов, ища бесов среди гномов, кентавров или хоббитов. Они чаще всего говорят даже не от своего лица, а от лица “всей церкви” или “всего православия”, то ли не зная, то ли забывая, что человечество вообще-то знакомо с греческими мифами, а также с поэмами Гомера, Вергилия, Софокла и Эврипида – только потому, что средневековая церковь (дада, та самая “темная и непросвещенная” средневековая церковь) заставляла своих переписчиков копировать древние свитки, не считая, что сохраняет для человечества сказания о “бесах и делах бесовских”. Потому что у церкви всегда хватало здравого смысла и мудрости отделять сакральное от профанного, истину от сказки, миф от лжи. Древняя церковь была настолько мудра, что посылала своих монахов учиться у языческих учителей риторике и философии, понимая, что обучение наукам и вера – это две разные вещи.

Кстати, был в истории и человек, который боролся “с языческим наследием” в христианстве. Звали этого человека Юлиан Отступник и именно он, будучи отличным знатоком христианской философии, пытался запретить изучение классической литературы (читай, языческой) в школах, где обучались дети и подростки. Он же издал закон, запрещающий христианам учить и учиться свободным наукам. Он считал, что это честно: раз ты христианин, то вот и живи в замкнутом круге христианства, раз эллинские мифы – это выдумки (в лучшем случае) или вообще сказания о нечистых духах – вот и не изучайте их. А заодно – оставьте в покое все то, что дала античная культура: от философии до логики. Этот запрет вызвал возмущение даже у языческих ученых, но Юлиан рассчитывал на поддержку ревнителей “истинной веры”, которых и в те времена было предостаточно. И они весьма положительно начали высказываться по поводу юлиановых законов – и отняли бы у самих себя будущее. Однако, к счастью для церкви все эти ревнители были в меньшинстве. А голосом разума были не защитники “всего святого от всего бесовского”, а святой Григорий Богослов, ясно сформулировавший мысль о том, что образованность и наука – это всеобщее достояние, а не “собственность богов или демонов”.

Христиане потому и могли обучаться наукам и искусству потому, что верили в Христа. Кажется, Климент Александрийский сравнивал боящихся эллинской науки с детьми, боящимися привидений. Если вдуматься – ведь это так. Все боящиеся “неправославных сказок”, как по мне, – расписываются только в своем маловерии. Неужели им правда кажется, что играющий в фей ребенок оставит свою веру и станет чернушником? Неужели они действительно думают, что для истинно верующего в Бога ребенка – Мумми Дол и его обитатели станут препятствием на пути к причастию? Как по мне, скорее, мама или папа, запрещающие ему читать некоторые сказки “по насередке греха”, – будут главным препятствием на пути к осознанной взрослой вере. Потому что такая “вера” отнимет у ребенка радость, отнимет само детство. Я, кстати, заметила, что такие родители еще очень любят “Домострой” с его советами “сокрушать ребра” сыну и не улыбаться ему, не “скалить зубов”. Ну что ж… каждому действительно свое.

Кому – радоваться, а кому – искать признаки конца света. Я просто не могу отделаться от все той же мысли: а что, если каждому действительно будет воздано по его вере?

7 thoughts on “И снова сказка стала источником страха…”

  1. Юлиан Отступник был язычником: “В древности за время правления православных императоров было разрушено много капищ, а на их месте построили христианские храмы. Но внезапно к власти пришел язычник Юлиан Отступник, который начал новое гонение. Оно проявлялось, в частности, в том, что в судебных спорах предпочтение отдавалось язычникам, а христиане оказывались проигравшей стороной. Кроме того, Юлиан Отступник своим указом приказал последователям Христа возвратить все имущество, отобранное ими у идолопоклонников. Чтобы исполнить этот указ, они должны были сносить свои храмы и восстанавливать на их месте разрушенные ими в прежние годы капища. Если бы христиане выполнили этот указ, они бы предали Бога” (из статьи “Народ превращают в стадо баранов” Аллы Тучковой)

    Reply
    • Ну несложно догадаться по прозвищу Юлиана, кем он был 🙂 Другое дело, что его эдикты возмущали и язычников, и христиан, и с христианами он поступал изощренно: вроде вот вам, товарищи, делаю все, как вы сами хотите. Вы не терпите язычества? Вот и отделяйтесь себе на здоровьичко. Не учите философии с риторикой, сидите молитесь тихонечко.

      Очень похоже на то, как порой ведут себя особенно продвинутые в духовитости…

      Reply
  2. А у меня вот какие возникли мысли, по поводу этой истории. Почему у меня в детстве не возникало вопроса а что такое посадить на кол, я как то это освоила сама, да и не только про это, как то в целом, ты просто это знаешь и все. Отсутствие кругозора и воображения видимо не даёт современным детям понимать то что для нас элементарно

    Reply
    • Анна, а я как-то в детстве спокойно всякую расчлененку воспринимала. Ну на кол, ну отрубили голову, ну сварился в кипятке… Видимо, детский разум принимает эти правила игры, не концентрируясь на реальных подробностях.

      Reply
  3. Не так давно сын (5 лет) приобщился к «серьёзной литературе» (“Волшебник Изумрудного города» и тому подобное). Там есть немало пугающих моментов. Никаких фобий не возникло, естественно. Говорит «Я буду сражаться с драконом»,
    “Мама, я буду тебя защищать от волков”

    Reply
  4. А ещё не так давно прочитала статью дамы-филолога о Беовульфе, смысл был такой, что Грендель и его мамочка – представители угнетенного страдающего этнического меньшинства (угнетали из, конечно, белые мужчины). У меня выпал глаз.

    Reply
    • Ой, страшнее дам-филологов – только старые девы-филологи 🙂 Все им мерещится угнетение кого-то кем-то, хотя на деле кроме угнетения либидо – в анамнезе нет ничего

      Reply

Leave a Comment