Белое пальто или грязное рубище

Утречком сегодня под кофеек ознакомилась с “мнением”

Друзья мои, я не знаю, права ли я со своей “теорией малых дел” (ну или возделывания маленького сада), на самом деле рассчитываю, что ежели Боженька разрешит задать вопрос, так и задам, Ему виднее, вот Он и расскажет, правильно ли я выбрала. Но это возделывание действительно единственное, что помогает лично мне переживать жизненные негаразды – а теперь уже и войны.

Давеча посмотрела интервью Чулпан Хаматовой Екатерине Гордеевой, интервью… нет, я не могу сказать “понравилось”, это совершенно не то слово, просто очень много мыслей Чулпан – это и мои мысли, именно поэтому разговор Гордеевой и Хаматовой я смотрела открыв рот – потому что совпадало многое. Я ни коим образом даже у подножия горы, на которой находится Хаматова, не стою, тут уж действительно в прямом смысле слова рылом не вышла. По самым скромным оценкам фонд Хаматовой спас жизнь примерно 70 тысячам детей, и я знаю, что на него жертвовали многие самые противоречивые фигуры нынешней действительности, потому что он не был замаран отмыванием бабла и прочими пакостными схемами, так что пробивало даже их на “тут не обманут”.

Но фейсбучек-таки принес с утреца красивого. Для тех, кто сейчас в террористическую мордокнижную организацию попасть не может, просто привожу цитату.

«Лиза Глинка и Чулпан Хаматова.
Страшный выбор и его последствия. Невероятно точный и глубокий текст про игры с дьяволом от Ксении Соколовой (Ksenia Sokolova)« Вчера посмотрела интервью Catherina Gordeeva с Чулпан Хаматовой. Хочу сказать несколько слов.
1. Интервью вызвало у меня резкое отторжение. Показалось, что обе участницы играют роли и переигрывают. Обилие слез и патетики создавало впечатление намеренного давления на эмоциональную сферу зрителя. Невозможно, было отделаться от ощущения, что находишься в театре и смотришь профессионально поставленный и отыгранный спектакль.

2. Я знала, что мое отношение – пристрастно. Дело, среди прочего было в прическе Чулпан Хаматовой. Яркой блондинкой она стала для съемок в фильме «Доктор Лиза» – чтобы достичь внешнего сходства с главной героиней Елизаветой Глинкой, погибшей в 2016 году. Я близко дружила с Глинкой в ее последние годы, знала драматические обстоятельства ее жизни и мотивы, побуждавшие ее создать и развивать фонд. И поскольку я все это знала, фильм «Доктор Лиза» не мог выглядеть в моих глазах ничем иным, кроме как фальшивой и лживой агиткой, насквозь пропитанной лицемерием и сахарными соплями. Именно эту дурную смесь мой нос учуял в интервью Екатерины с Чулпан – с «лизиными» белыми волосами.

3. Здесь надо сказать важную вещь. В моих словах в адрес г-жи Хаматовой нет ни осуждения, ни критики ее деятельности. Я не хочу, Боже упаси, никого судить. Чулпан – настойчивый, последовательный и чрезвычайно высокоэффективный благотворитель. Чтобы достичь своих – по-настоящему впечатляющих – результатов, она использовала все доступные средства и возможности. Я пишу эти заметки в жанре «догадался опытный разведчик» только потому, что , как мне кажется, хорошо понимаю, что именно с ней творится. Несколько лет назад на моих глазах и с моим участием разворачивалась драма Лизы Глинки, приведшая к ее трагической гибели. То, что сейчас происходит с Чулпан – это развязка ее личной драмы, в том числе крушение иллюзий на собственный счет, «самомифа», крайне для нее мучительные. Именно эту мучительность, временами пробивающую и актерскую оболочку и профессиональный образ «хорошей девочки», мы наблюдаем в программе «Скажи Гордеевой» – и видеть эту искренность настолько грустно и тяжело, что проще принять происходящее за спектакль.

4. Теперь о том, в чем, смысл упомянутой драмы, кейса «Лизы-Чулпан». Об этом, разумеется, много писали – и те, кто их «травили», и защитники. Я и сама не раз выступала на стороне защиты – Лиза была моей близкой подругой. Короче, это банально, но суть вот в чем. И Лиза и Чулпан – редкие, гениальные женщины. Такие женщины искренни, добры, чрезвычайно эмпатичны и наделены огромной энергией. Всю эту энергию они ставят на службу своей цели – например, спасать самых слабых и обездоленных в этом мире. В предлагаемых обстоятельствах – в России начала 21 века – на своем пути эффективные благотворительницы неминуемо сталкиваются с вопросом: можно ли для достижения добра использовать зло? Можно ли просить у условного Гитлера самолет, чтобы вывезти больных детей из зоны военных действий (которые, разумеется, сам Гитлер и затеял); можно ли на его деньги и с его милостивого разрешения строить детский медицинский центр?.. На эти вопросы гениальные женщины отвечают себе и обществу: «Конечно же да! Мы не занимаемся политикой, мы спасаем жизни. Мы не устраиваем войны и катастрофы, мы работаем с последствиями войн и катастроф. Войну надо заканчивать любой ценой, а для спасения детей хороши все средства.» Я готова дать руку на отсечение и поклясться на Библии, что в случае Лизы Глинки эта позиция была искренней. Думаю, то же самое можно сказать о Чулпан. Но в этом и заключается ловушка для праведника: дьявола невозможно использовать в своих целях, в том числе благих. Дьявол всегда использует тебя: будет глумиться, заставит вытерпеть позор, крайнее унижение, муки совести, крушение идеалов и вообще жизни. А может тупо убить, и после смерти не оставит в покое, устроив пляски на костях. Что и случилось с моей несчастной подругой – кульминацией плясок стал отвратительно лживый фильм, главную роль в котором сыграла Чулпан Хаматова.

5. Есть ли способ избежать дьявольской ловушки? Теоретически, да. Следует сделать то, что очень доброму, эмоциональному, наделенному эмпатией человеку, особенно женщине, бывает сделать чрезвычайно трудно. Надо заглушить свое сердце и включить холодный разум. Подавить в себе «женские» качества – жалость, мягкость и гото вность к ко мпромиссам. Не дать сделать из себя «полезную идиотку». Вычислить дьявола в елейном представителе государственной власти, который с улыбочкой подносит лично тебе за особые заслуги приз: поезда и самолеты, чтобы вывезти невинных жертв из огня; супер-больницу для спасения тысяч детей от рака; деньги, на которые можно многих спасти, госпремии, членства в комитетах-советах и другие подарочки. Надо найти в себе моральные силы признать: ты стоишь перед «проблемой вагонетки», тебя заманивают в ловушку. Нельзя брать деньги на спасение детей у того, кто их убивает – прямо или косвенно, бомбами или нищетой, потратив деньги, предназначающиеся на их лечение, на собственную красивую жизнь. Потому что, позволив тебе спасти сотни детей, дьявол потом твоим именем уничтожит их тысячи, десятки и сотни тысяч. А потом схарчит и тебя. Чтобы сохраниться, в момент выбора требуется сделать над собой сверх усилие, переступить через милосердие и справедливость, буквально через мёртвых детей, сжать сердце и отказаться от сделки.

6. Я буду рада, если цена, которую заплатит за свой выбор Чулпан, ограничится моральным страданием, которое со временем исчезнет. Моя подруга Лиза свой счет в этой забегаловке оплатила жизнью. Она погибла при трагических и совершенно диких обстоятельствах, подробности которых нам еще предстоит узнать. Могла ли она отказаться и сделать другой выбор? думаю, нет. Не могу сказать, что я пыталась отговаривать ее взять Госпремию или самолет МЧС. Я и сама летала в тех самолетах и писала для Путина проекты больниц. Но я пыталась уговорить Лизу не связываться с Донбассом и тем более Сирией. Это было совершенно бесполезно. Ее сердце тащило ее в огонь, откуда надо было доставать детей – здесь и сейчас. Ни позор, ни осуждение, ни ее сомнительные благотворители, ни даже смерть не казались ей слишком большой ценой за их спасенные жизни. О последствиях она предпочитала не задумываться и не рассуждать. Когда дьявол сделал ей предложение – она не смогла отказаться. Смогла бы я?

Я не обладаю добрым сердцем размером с ХХС и не спасаю детей – Бог миловал»

____________________

Текст показался (и до сих пор кажется) мне отвратительным – а потом я крепко задумалась. Я даму по имени Ксения Соколова не знаю, как не знаю и того, действительно ли она была “близкой подругой” Елизаветы Глинки, или это после смерти оказалось, что они “близко дружили”. Дело в том, что у многих гениев в посмертии оказывается множество друзей: до финальной точки они могут страдать и умирать в одиночестве, зато на могиле потом каждый первый – лучший друг.

Но как бы то ни было – вопрос ведь не о степени близости авторессы с Елизаветой Глинкой, а в том, можно ли, оправданно ли делать добро из зла… Ксения, дама, которая “Бог миловал – не спасает детей”, предпочитает иметь холодную голову и с “дьяволом в сделки не вступать”. Она приводит абсолютно логические и внятные аргументы – вот есть “дьявол”, по чьей вине сотни тысяч детей обречены на болезни и страдания. Есть государственный молох, об который нельзя мараться, потому что он “сожрет и потом твоим именем продолжит убивать”, поэтому нужно наступить “через мертвых детей на свое милосердие” и отказаться от сделки.

Все сказанное – логично, аргументированно и, вероятно, имеет право на существование как альтернативная точка зрения.

Кстати, данную Ксению поддерживает много людей, которых я регулярно читаю и уважаю за их мнение по многим вопросам.

Но признавая наличие тяжелой моральной дилеммы, я все же встану рядом с Чулпан (не рядом, а где-то в сторонке и сильно ниже). Да, Ксения безусловно права, говоря о том, что огромное количество даже не детей, а людей, людей России было прямо или косвенно уничтожено бесчеловечной государственной политикой последних… хотела написать десятилетий, да чего уж тут лукавить – столетий, столетий, дорогие мои читатели. Человеческая жизнь на Руси недорого стоила хоть при князьях, хоть при царях, хоть при генсеках, хоть при президентах, “бабы еще нарожают” – оправдывали самые скотские преступления власти перед народом.

Да, эти столетия лучшие люди России и всего мира вставали перед выбором: пойти на сделку с чудовищем, чтобы попытаться спасти жизни – или остаться чистым перед своей совестью. Этот выбор на самом деле не нов – и судить о нем чрезвычайно сложно. Вот смотрите – император Николай Второй и его семья. Церковь чтит их память как святых мучеников – они пошли на муки и смерть, пошли героически, как первые христиане, но… Если бы Государь не выбрал отречение, если бы он попытался спасти Россию, сколько бы жизней было спасено в результате его поступка? Сколько бы поколений оказалось живыми и здравствующими? Да и существовал ли бы нынешний государственный строй, выстроенный на крови поколений русских в самом широком смысле слова людей (я по эмигрантской привычке записываю в русские всех жителей империи)?

Это пример, когда человек выбирал личную совесть, спасение души – и в результате в жертву оказались принесенными миллионы. Я никто – чтобы осуждать этот выбор, потому что будучи православной очень хорошо помню вопрос Христа о том, какой выкуп предложит человек за свою душу.

В случае с Хаматовой и всеми ее предшественниками на благотворительном поприще – речь идет о том, что человек оказывается готовым пожертвовать собой, своей душой, ради спасения других. У доктора Перл в Освенциме стоял выбор – гневно отвергнуть предложение доктора Менгеле и умереть в газовой камере вместе с остальными унтерменшами – или стать его ассистенткой. Она бы не пошла на сделку с чудовищем – и оказалась чиста перед своей совестью. Но доктор Перл соглашается стать помощницей монстра и делает аборты беременным женщинам. Я писала статью о докторе Перл – и до сих пор могу только преклоняться перед ее выбором, потому что никакой моральной оценки происходившему дать невозможно: можно только поклониться до земли и сказать: “Боже, Ты веси”.

Доктор Синяков, о котором я тоже писала на этом блоге, мог послать подальше руководство лагеря и отказаться лечить фашистов. Быть расстрелянным или умереть от тифа – и оказаться правым перед своей совестью. Никаких сделок с дьяволом, никаких. Но он выбирает лечить фашистов – и лечить узников, спасать жизни людей, причем не важно – кто они по национальности, вероисповеданию или убеждениям.

Сколько их – известных и безвестных, в свое время встававших перед моральным выбором – чистота совести или спасенные жизни других – и выбиравших жизни других. Кто мы такие, чтобы судить и осуждать их? Кто мы такие, чтобы выносить им приговоры – правильно они делали или неправильно?

Никто.

Все, что я могу сказать – это то, что иногда добро приходится делать из единственного, что есть под рукой. Из зла. Не отдать беременную женщину и ее несчастного ребенка на фашистские опыты – и выбрать из двух видов зла. Спасти десяток желторотых солдатиков от неминуемого расстрела – выбрав предательство и выдачу военной тайны. Прооперировать нацистского начальника лагеря, понимая, что он выздоровеет и обречет на смерть тысячи. Замараться в глазах кристально чистых носителей белых польт навроде Ксении Соколовой – причем объективно замараться, всерьез.

И я, кажется, знаю, в чем главная разница между условной Ксенией и условной Чулпан. Ксения – она, грубо говоря, философ, рассуждатель, смотрящий на ситуацию сильно сверху. Поднявшись на высоту стратосферы, Ксении понятно, насколько страшен и уродлив дьявол, насколько чудовищны будут последствия сотрудничества с ним и для благодетеля, и для спасаемых. И это правильно – логично и выверено.

А Чулпан имеет дело с конкретными Ванечками и Танечками, пожираемыми лейкемией. Вот есть ребенок, есть болезнь и нужно попытаться его спасти. Откуда придут деньги для спасения этого ребенка – не важно, главное, что конкретный ребенок выздоровеет, вырастет, у него появится будущее, дети, внуки. Конкретный ребенок – не абстракция из статистики, а именно вот этот конкретный ребенок, сыночек мамы и папы, внучек дедушки и бабушки, чей-то будущий муж, папа, дедушка. Вырвать именно этого ребенка из лап смерти – вот и вся цель.

Когда Насте было полтора года, у нас подозревали очень нехорошую штуку, если тут есть мои подруги с женского форума, думаю, вы помните, как мы все хором молились, чтобы пронесло, и ждали результатов обследования. Аппарат МРТ был в отделении детских лейкозов и мы три дня провели в этом отделении. Это один из самых страшных опытов в моей жизни – в этом отделении никто не делится на национальность, возраст, профессию, вероисповедание, в этом отделении люди делятся на тех, у кого диагноз подтвержден или опровергнут. Вот такое простое деление – или-или. Так вот, проведя три дня в этом филиале ада – и выйдя оттуда счастливыми обладателями справки “не подтверждено”, – я раз и навсегда поняла, что я буду там, где есть конкретные люди и конкретные цели. Буду в том самом маленьком саду – где помочь нужно конкретному человеку. Потому что я знаю, что кто-то меня может назвать чудовищем, монстром, тварью (и будет прав, я не кокетничаю, я констатирую правду) – но если бы тогда, в те страшные осенние дни, мне в руки выдали справку “подтверждено”, мне было бы совершенно похрену, совершенно, абсолютно насрать, положить болт, выбирайте самые пакостные синонимы – и будете правы – так вот, мне было бы все равно, откуда придут деньги на спасение моего ребенка. Господь милостив – Он отвел беду, но очень многие родители в том центре не были настолько счастливыми. Да, это была Германия, там государство помогает больным детям и им не собирают деньги на лечение (изредка, когда речь идет о чудовищных лекарствах типа тех, которыми лечат СМА, – объявляют сбор). Но Чулпан же в России, не в Германии – и значит, для помощи русским детям она вынуждена была доставать деньги оттуда, откуда получалось.

70 тысяч жизней, 70 тысяч спасенных детей, у которых появился шанс стать взрослыми. Это много или мало? Это – достаточно, чтобы хотя бы не открывать рта из-под капюшона своего белого пальто и не высказывать свое “фэ”, прикрываясь именем Лизы Глинки.

В Чулпан сейчас польется много чего – уже полилось, ей не привыкать, ей все время прилетает изо всех щелей – и либералы недовольны ее выступлениями 2012 года, и патриотам она не угодила своими поступками, и актриса она плохая, и интервью неправильные раздает… Короче, везде провинилась, везде накосячила.

Но я счастлива, что среди нас рождаются люди, подобные Чулпан или Лизе – пока большинство занимается выяснением степени светлоты собственной души, эти женщины методично делают свое дело, не заботясь о репутации, вернее, с готовностью жертвуя ею – просто потому, что очередное пятно на ней означает еще одну спасенную жизнь. Много это или мало – пусть каждый решает для себя сам.