Почему у людей сейчас такой раздрай с моральными суждениями

Последний год ознаменовался лично для меня тем, что я нахожусь в совершенной растерянности от того, что читаю и чему становлюсь свидетелем на пространстве… ну назову это “советскоязычным интернетом”, потому что высказывания принадлежат людям из бывших советских республик. Речь идет о том, что общее состояние моральной оценки происходящего находится в областях, которые я всегда считала за гранью.

Я не буду осуждать украинцев образца 2022 года и нашего времени – как не могла осуждать жителей Донбасса в 2014 году. Люди, страдающие от войны, имеют право на любые слова – и я никто, чтобы осуждать их, у меня не имеется на это никакого морального права, хотя всякий раз, когда я слушаю или читаю то, что говорят/пишут украинцы в соцсетях, то ужасаюсь накалу ненависти и злости на весь русский народ (украинцы – такие же приверженцы коллективной ответственности, как и русские, что только лишний раз доказывает неизжитость нашего общего советского прошлого). Жертва войны имеет право ненавидеть агрессора – и имеет право его простить: тот, кто никогда не существовал под выстрелами и бомбами, может только молча отойти в сторону и не указывать страдающей стороне, что думать и как оценивать происходящее.

Но вот высказаться о том, что я наблюдала ранее и наблюдаю сейчас среди тех, кто, как и я сама, смотрит на происходящее как свидетель, могу попытаться. Мысли очень свежие, могу сказать, что обкатываю их в виде текста в реальном времени.

Вам не приходило в голову, что наш мир живет в реальности совершенного морального хаоса? Не важно, это мир условного Запада, Востока или бывшего СССР. Культуру и менталитет Востока я знаю хуже всего, поэтому выводы делать просто не буду, а вот про Запад и экс-СССР можно попробовать порассуждать.

Запад начал сталкиваться с моральным релятивизмом после краха империализма и новой массовой миграции народов – философы первыми начали замечать, что одно и то же событие может вызывать у людей очень разную, зачастую противоречивую моральную оценку. Вот смотрите, наш Ванкувер сейчас действительно загибается от количества передозировок самой тяжелой наркотой. Мы часто проезжаем мимо того самого печально известного Гастингса, района наркоманов и прочих обитателей социального дна. Почти сплошь – белые молодые мужики, чья жизнь обрывается в молодом возрасте – и с учетом тяжелой химии (кто там сейчас сидит на органических героине или опиуме) – путешествие в края Стикса осуществляется быстро и максимально отвратительно, когда живой еще человек походит на полуразложившегося зомби.

Оценка происходящего с общегуманитарной (читай, основательно забытой христианской) морали однозначна. Это ужасно, когда молодые люди присаживаются на наркотики от бессмысленности бытия (а главная причина именно в этом – нет цели в жизни, а есть бессмысленность и скука) и погибают молодыми, не принося пользы обществу, не создавая семей, не давая потомства. Но имеется и другая оценка происходящего: “Поделом. Помните Китайские опиумные войны? Помните, что Британская империя вытворяла в Китае? Теперь кушайте не обляпайтесь”. Мне не нужно объяснять, откуда эта точка зрения – и факт остается фактом, у этой моральной оценки тоже имеется право на то, чтобы быть высказанной, и если смотреть на факты беспристрастно – отнять у китайцев право так думать невозможно.

Подобный моральный релятивизм сейчас очень распространен – и философам, политологам, представителям разных религиозных конфессий, социологам придется и дальше осмыслять происходящее и, наверное, приходить к необходимости выработки некой светской новой морали, раз уж многотысячелетняя иудео-христианская мораль перестает быть доминирующей в ойкумене.

Но я не философ, глобализировать на планетарном масштабе не умею, зато проблему морального релятивизма могу перенести на волнующую меня почву. Что происходит сейчас с моими современниками, бывшими земляками, откуда такие странные моральные суждения можно встретить у людей, которые, с одной стороны, утверждают, что являются последним оплотом “правильной, неразъеденной европейскими ценностями” морали, а с другой стороны, – оказываются способными оправдывать как смерти тысяч невинных людей из соседней страны, так и аресты собственных сограждан за лайки, рисунки, песни или одиночные пикеты с антивоенными плакатами. С одной стороны – осенять себя крестным знамением или цитировать Пушкина-Достоевского-Толстого – а с другой стороны, считать, что “в Буче, Мариуполе, Харькове, Киеве и других городах Украины происходит борьба с нацизмом, ну а гибель мирных граждан – это военные издержки, лес рубят-щепки летят”. И особенно меня поражает желание смерти политикам, не важно, кому – Байдену, Путину, Зеленскому… Если бы вам сказали еще десять лет назад, что либо вы сами, либо близкие вам люди будут желать другому человеку умереть – вы бы поверили в эти слова? А сколько сейчас вокруг нас людей, произносящих “земля стекловатой” или “когда ж эта тварь сдохнет”?

И сдается мне, корень этого релятивизма лежит в том, что нынешняя власть никак не разберется, что ей ближе – крестик или моральный кодекс строителя коммунизма, какую идеологию распространять с экранов – идеологию христианскую или коммунистическую, а сделать выбор индивидуально для наших людей иногда невыразимо трудно.

А теперь предлагаю следить за логикой.

Итак, западный человек – это человек-индивидуалист, в силу исторического развития у этого человека в массе никогда не отнимали право собственности, и при всей розовощекой крепости и активной развитости того, что называется по-английски community, то есть “общинность”, каждый в своей общине все равно остается индивидуалистом, человеком, который прекрасно коммуницирует и взаимодействует с соседями, но в конце концов предпочитает огораживаться дверями и заборчиком – и эти заборчики эти существуют не для того, чтобы соседи не совали свои длинные носы куда не надо, а чтобы просто обозначить, за какими рамками право человека на частную жизнь и частное мнение должно быть уважаемым и неприкосновенным. Именно поэтому западные заборчики – это не бетонные стены по шесть метров высотой, а, скорее, живые изгороди или декоративные деревяшечки по пояс взрослому человеку. Да, там будет написано No Trespassing, но и сунуться туда мало кому придет в голову – просят ведь не нарушать частные границы.

Русские же люди в силу исторических особенностей – до революции были очень сплоченным общинным народом (в аграрной державе да еще и с небольшим опытом жизни без крепостного права иначе нельзя), а потом – пришли большевики и собственность у людей отняли, так и не дав людям развить чувство “это моя земля и я в своем праве”, а у пролетариев этого чувства и быть не могло, особенно в условиях построения общества “все вокруг народное, все вокруг мое”, где ни квартиры в собственности не имелось, ни средств производства, ни иногда права на перемещение в другие районы или республики (если это касалось специфических или закрытых предприятий). Общинная психология не успела трансформироваться в индивидуалистическую – и коммунистическая идеология сделала ее еще более массовой, когда человек ощущал себя не отдельной единицей, а частью общей системы, “винтиком единого механизма”, деталью гиганского дела, трансформирующего весь мир. Гонения на верующих в те годы имели апокалиптический характер – но к моменту распада СССР очаги христианства, мусульманства и других религий кое-как тлели по неуничтоженным церквям, мечетям и синагогам, ну а большинство населения существовало все же в рамках морального кодекса строителя коммунизма, который я не поленюсь привести полностью:

1. Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма;
2. Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест.
3. Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния.
4. Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов.
5. Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного.
6. Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат;
7. Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни;
8. Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей;
9. Непримиримость к неправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству.
10. Дружба и братство народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни.
11. Нетерпимость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов.
12. Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами.

С одной стороны, действительно замечательный кодекс (хотя, я только недавно узнала историю его написания – в 1961 году после большой пьянки на бывшей даче Горького в Горках сидели авторы новой программы партии и несколько журналистов, и Елизар Кусков, замсекретаря ЦК Пономарева, вспомнил, что Хрущев велел подумать над моральным кодексом коммунистов. Сидящие пришли от идеи в восторг и за полтора часа текст был придуман, причем авторы сознательно вспоминали и декалог, и заповеди Христа – и накладывали их на коммунистические ценности). С другой стороны – этот кодекс действительно позволял большую моральную гибкость в вопросах всяческой непримиримости – от врагов коммунизма до несправедливости и вопросов, что ею считать.

После падения СССР религиозная жизнь была возрождена, у людей появились свободы и права, в том числе на частную собственность, если вы посмотрите архивные передачи середины 90-х или нулевых, вы поразитесь уровню свободы тогдашних людей, не боящихся высказывать очень разные точки зрения, что говорит в том числе и о том, что люди начали осознавать себя индивидуальностями, имеющими право на собственное мнение. Но с приходом к власти чекистского руководства стало ясно, что на пространстве бывшей РСФСР начинает возрождаться новый СССР, да, в значительно более лайтовой версии, без атеистической пропаганды и всеобщей коллективизации сельского хозяйства, но зато со всеми перегибами самого дикого капитализма; а моральный кодекс вполне вписывался в новую политику возрождения СССР, особенно с учетом того, что он дает разрешение на моральное оправдание ненависти к тому, что объявляется “врагом” – в данном случае уже не коммунизма, а новой реальности возрождающейся империи.

Вероятно, так и возник этот вид морального дуализма, когда с одной стороны – со всех амвонов и трибун во всеуслышание провозглашаются христианские ценности и русский народ возводится в статус богоносца, а с другой стороны – год за годом и шаг за шагом происходит возврат к столь любезным коммунистическо-чекистским ценностям вроде “соберем СССР”, “все на борьбу с врагами народа”, когда находятся непременные внешние враги, покупающие врагов внутренних, чтобы “подгадить и развалить страну из зависти к нашим ресурсам и ценностям”, ну и непременно следующая за этим ступень признания доминирования обновленной “народно-классовой морали”. Помните, что это такое? Это когда моральным считалось не то, что является единым и универсальным для всех людей, а то, что является моральным для правящего класса (рабочих и крестьян). Именно руководство “классовой моралью” позволило устроить стратациды, когда уничтожались целые классы дворян, кулаков, священнослужителей, царских военных и так далее), оправдать наказание для жен и детей “врагов народа и изменников родины”, массовые депортации народов и прочие ужасы, которые сейчас оправдываются тем, что “время было такое” и “не было выбора” даже теми, кто считает себя искренне верующими христианами и большими патриотами родины.

(Впрочем, я не могу не добавить, что классовая мораль ничем не лучше морали “белого человека”, “сверхчеловека”, “правильного христианина/мусульманина/индуиста” и прочих изобретений людей, которым непременно нужно было оправдать массовое уничтожение мешавших хоть индейцев, хоть евреев, хоть гугенотов, хоть католиков).

Но я вернусь к моральному релятивизму последних дней. Он лучше всего объясняет то, чего я не могла объяснить себе столь долгое время – ну как же так, как так может быть – чтобы с одной стороны у нас имелись хорошие, добрые, чуткие люди, многие из которых верят в Бога искренне и подолгу, понимающие, насколько катастрофичным является путь западной цивилизации, отказавшейся от христианских ценностей, а с другой стороны, эти же люди спокойно называют войну “спецоперацией”, говорят, что “в Буче все было не так однозначно”, “ну а что вы хотели, 8 лет Донбасса”, “никто детей не крал, их просто спасали”, “у нас просто не было никакого выбора, мы правы потому что это мы, родину нельзя осуждать, потому что это родина”.

То есть с одной стороны – они исповедывают очевидно христианскую мораль, которая тут же заменяется квази-классовой (не знаю, какое слово подобрать точнее) моралью, если речь заходит об оправдании родного государства в его военной политике. По сути в одной душе и в одном разуме происходит столкновение “не убий” с “убий, если это кажется справедливым с точки зрения государства” – и я ни коим образом не осуждаю сейчас, а просто пытаюсь объяснить самой себе – почему этот выбор происходит в пользу второго.

Скорее всего, в ситуации тяжелого морального выбора – когда по сути на кону стоит один единственный вопрос: “Как я буду нести за него ответственность” (ведь христианство предлагает исключительно ответ конкретного человека перед лицом Бога), проще выбрать ту мораль, которая разделит ответственность со всеми. “Мы коллективно подумали и приняли правильность этой позиции”, “все так думают”, “все русские так думают”. “Классовая мораль”, таким образом, является более легким бременем для совести, чем христианская, предполагающая личную ответственность даже не перед людьми, а перед Богом, поэтому в ситуации, когда на душе и так лежит огромное количество тяжелых выборов и нелегких ответов, человек предпочитает выбрать то же, “что и все”. Вот почему так много людей предпочитают коллективную ответственность и для себя, и для врагов. Сказать “Я ни в чем не виноват, так все думали и поступали”, – гораздо проще в честном разговоре хоть с собой, хоть с Богом, равно как и “они во всем виноваты” – проще для ненависти и обвинений, потому что как любить, так и ненавидеть проще все человечество, чем его конкретных представителей, которым приходится смотреть глаза в глаза.

И, наконец, чтобы ни у кого не возникло ни единой мысли о том, какая я тут стою вся в белом пальто, скажу предельно откровенно: “Я НЕ ЗНАЮ, как бы вела себя, если бы жила в России и была ее гражданкой”, я НЕ ЗНАЮ, насколько моя голова была бы обработана пропагандой, я СОВЕРШЕННО ТОЧНО была бы лишена права говорить на этих страницах так же свободно и открыто, как делаю это в Канаде, я СОВЕРШЕННО ТОЧНО молчала бы и говорила, что думаю, только с самыми доверенными людьми, потому что я боялась бы беззакония и доносов, я СОВЕРШЕННО ТОЧНО имею, что терять, и у меня бы не хватило сил принимать участие в протестах, потому что я не могла бы себе позволить сесть в тюрьму и оставить ребенка одного.

А значит – Я СОВЕРШЕННО ТОЧНО не имею права осуждать никого, кто живет в России.

Я СОВЕРШЕННО ТОЧНО не осуждаю никого, кто искренне и последовательно защищает свою точку зрения, я вообще за искренность и правду. Но мне так же совершенно необходимо было осмыслить, почему и как к этой точке зрения пришли люди, исповедующие одновременно Христа, моральный кодекс строителя коммунизма и/или некую “общегуманитарную мораль”.

Три года назад эти люди переживали за Донбасс, но считали немыслимым массовые убийства украинцев как на войне, так и в мирных городах, а сегодня – эти же люди считают подобное оправданным и моральным. Каким образом это стало возможно?

Скорее всего, это работа пропаганды, топорно и бездарно, но с агрессивностью кузнечного пресса перепрограммировавшей мышление; медленное, но уверенное сползание из ностальгии в реконструкцию СССР, причем уже не беззубо-брежневского извода, а уже, пожалуй, минуя хрущевскую оттепель, прямиком в объятия лучшего друга языковедов и оленеводов, и, как следствие, невозможность увязать с друг другом два типа морали – христианскую и коммунистическую, и, как еще одно следствие, транзит предпочтения личной ответственности коллективной… Возможно, имеются и другие объяснения, ребята, но раз уж говорить откровенно до самого конца, до самого донышка, то помимо ответа на вопрос “Да как же был возможен 1937 год”, я ведь на самом деле ищу ответ на самый главный свой вопрос: “Каким образом станет возможным последнее массовое гонение христиан в самом конце цивилизации, предсказанное в апокалипсисе”. Каким образом вполне добрые люди – не привыкшие к массовым казням как развлечению в начале нашей эры, а обычные обыватели, как мы с вами, благосклонно отнесутся к истреблению верующих в Христа.

Да вот так… Дай только возможность оправдать “убей русню” или “убей укронациста” моралью – и тогда “убей христианина” станет очередной возможной опцией.

Очень хочется, чтобы не на нашей жизни… очень хочется… потому что думать о том, что сегодня улыбающийся тебе сосед завтра будет улыбаться, глядя на твой измученный труп, невыносимо. Поэтому – лучше верить в победу добра, пусть от его потоков нынче остались тонкие лучики.