Полиция нашла родственников усопшего жильца, и всю неделю я имела дело с этим семейством.
Братцем, составляющим контраст Тарасу во всем, – начиная с роста и заканчивая белесостью и худобой, его супругой, желтушной теткой с намертво сцепленными в ниточку губами и навсегда застывшим на лице выражением глубочайшего отвращения ко всему на свете, и двумя детишками, откормленными поросятками, один из которых, не говоря ни слова на мове, был растатуирован с ног до головы на патриотические темы трызубов и гербов.
Семейство наняло трак и четверо суток вывозило из квартиры и кладовой все майно – а Тарас, судя по всему, был шопоголиком, у него было огромное количество одежды, обуви, спортивного инвентаря. Четверо суток по 4-5 часов семейство паковало вещи и вывозило их в промышленных количествах. Я не знаю, на сколько там десятков тысяч долларов всего, потому что спортинвентарь у нас стоит примерно как пароходы, обычные съемные гантели не самой пафосной фирмы могут начинаться от 400 долларов и уходить куда-то в стратосферу. У Тараса же всего было по нескольку штук – и сначала мы было надеялись, что, возможно, семейство оставит нам хоть что-нибудь для спортивного зала.
Конечно-конечно.
Обычно, когда кто-то умирает, родня оплачивает аренду на текущий месяц и вывозит вещи – это считается правилом хорошего тона. Я приготовила документы на подпись – родня могла оплатить ренту за этот месяц и спокойно опустошать квартиру, вывозя нормальные вещи и выбрасывая вещи старые и ненужные.
Но не тут-то было. Почтенное семейство в первые сутки еще хоть как-то держало на лицах некое подобие кислого выражения, которое по идее должно было символизировать глубокую печаль и скорбь. Потом, когда товарищи панове примерно подсчитали стоимость имущества усопшего, ржать они начали как кони, видимо, мысленно прикидывая, сколько ж всего прекрасного на них свалится тогда, когда они все это распродадут.
Я не питала особенных надежд, но одну вещь все же считала необходимой для них – вывезти все вещи, очистив квартиру и кладовку в ноль. В принципе на любой свалке можно оставить старую мебель, заплатив при этом смехотворную сумму, а можно вызвать городские службы, которые и вовсе сделают это бесплатно.
Но нет. Сегодня ко мне в офис явились все, швырнули на стол ключи (я не преувеличиваю, именно швырнули), сказали, что там осталась мебель, которая была в квартире “до Тараса” (наглость подобного вранья впечатлила, потому что я за три года не видела ни одного из них в доме), что никаких выплат они делать не будут, потому что это не их проблема – и удалились в закат.
Мы с мистером Адамсом, остолбенев от подобного обращения (мы вежливо открыли им квартиру, дали доступ ко всему, потому что нам позвонила полиция и назвала того, кому разрешено вывезти вещи, и ничем – ни словом, ни звуком, не выразили своего отношения к происходящему) – поднялись в квартиру и узрели там старую мебель и кое-какое старье типа порезанной гладильной доски, старых ящиков и прочего – заботливо оставленной скорбящей родней для нас. Чтобы чисто сами выкинули…
Знаете, что я сейчас чувствую? Гадливость и омерзение. Именно эти два чувства.
Приехать в дом к человеку, который был родней, но при жизни ни с кем из них не общался, забрать его имущество, но не выполнить долга покойного перед его арендодателем. Поживиться за счет покойничка, а его долги оставить на других.
Знаете, что это? Это то, что я называю обиранием мертвых – и во все времена, во всех культурах к этому относились предельно плохо. Если ты уже наследуешь имущество покойного, если ты уже берешь на себя его обязательства, так бери и те, на которые тебе придется и потратиться, а не только приобрести. Это правильно, это по-человечески, даже если закон тебя не обязывает раскрывать кошелек. Но нет, семейка показала лучшие свои стороны, а я провожала их с весьма смешанными чувствами.
Я живу достаточно долго, чтобы наблюдать не только истории, но и их окончания. Это только кажется, что мы не платим по своим счетам – на самом деле счета к оплате при жизни приходят очень многим и в очень интересном раскладе. Подобные поступки – это не мелочь по карманам тырить, это выходить к Богу (вселенной, закону кармы, причинно-следственным связям, как хотите называйте) с особенным поведением, когда обижается тот, за кого некому заступиться – и тогда заступником у него становится само Провидение.
Мертвые – как раз такие, а уж одинокие мертвые, у которых нет близкой родни, которая бы позаботилась об их долгах, – проходят по особому счету. Самим мертвым все равно, а вот живые, начиная играться в такие игры, – обращают на себя внимание тех сил, которых лучше бы не звать понапрасну. И вот я смотрела в спины веселых людей, хохочущих за дверью нашего лобби, наверняка празднующих победу из серии “Обманули дураков”, и думала: “Ребятки, как же вы зря-то. Вы сейчас приобрели бабло, уже прикидываете, сколько всего на это бабло можно будет прикупить… А за души свои какой выкуп дадите? Вы ж сейчас на эти души взяли такого, что вам не позавидуешь, вы когда потом будете счета к оплате получать, наверняка ж будете волаты “За що?” Наверняка и не догадаетесь – за що, а вот когда судить будут уже в том, в чем застанут, когда совесть будет включена и все поступки будут взвешены и оценены, вы ж все, что угодно отдадите, только бы отмотать время вспять и отменить все наздобутэ.
Мистер Адамс расстроен еще больше – у них с Тарасом были теплые отношения, не дружба, но хорошее приятельство, и он на все это смотрит еще и глазами человека эмоционально включенного.
Я советую ему отпустить ситуацию. Просто отпустить. Все, что мы могли, мы для Тараса сделали. Теперь он там, куда нет доступа людям из нашего мира. А те, кто взяли его вещи… Ну что ж, это их выбор и их путь. Надеюсь, мы больше никогда с ними не пересечемся – хотя теперь я понимаю, почему Тарас жил один. Если нам, чужим людям, их было сложно выносить, каково было ему с такой родней…