Иногда ожидание способно наталкивать на самые интересные вещи: то, что наша дочь ходит на занятия языком, дает мне час блаженного ожидания в компании классиков 🙂 Перечитывая во взрослом состоянии, казалось бы, назубок вызубренные тексты, по которым писались сочинения и прочие работы вначале в школе, потом – в институте, ты вдруг глядишь на них совершенно иными глазами. Потому что, во-первых, возраст дает шанс взглянуть на происходящее в книге под иным углом, а во-вторых, все зависит от того, “заставляют ли тебя красить забор”. Этот незабвенный принцип Тома Сойера работает и при чтении книжек. Сам ты взялся за книжку, или тебе по ней сочинение писать – две большие разницы, как говорят в Одессе.
Так и с Гоголем. Вначале я посмотрела дивный фильм Леонида Парфенова, затем – оказалось, что драгоценный супружник залил мне в телефон целое собрание сочинений Гоголя, и ожидание дитяти с занятий дало вдруг возможность спокойно сесть и почитать.
Делюсь открытиями: оказывается, “Чуден Днепр при тихой погоде”, с тем самым “… редкая птица долетит до середины Днепра”, – это отрывки не из “Тараса Бульбы”, как мне почему-то всю жизнь казалось, а из “Страшной мести”, одной из самых жутких повестей Гоголя.
Оказывается, у Гоголя совершенно дивный язык, это поэзия в прозе. Всю жизнь прожившая в месте, где суржик – главный язык после русского, я вдруг оценила всю красоту гоголевского языка, щедро сдобренного украинизмами. Это просто пение какое-то, а не язык. Не знаю, как его воспринимали русскоговорящие люди (видите ли, особенность проживания на русскоязычном Донбассе такова, что вокруг все говорят на русском, но при этом все понимают украинский. И когда встречаешь такого же русскоговорящего, как и ты сам, только чистого “кацапа”, очень удивляешься, что он не понимает “щирой мовы” :)) Никогда не забуду, как мои московские коллеги заставляли меня читать им украинскую прессу и кайфовали от звучания квазипонятного языка. Впрочем, точно так же я сама кайфовала, прося белорусов читать их газеты. Милое славянское единство, когда есть люди, говорящие на языке, который в общем и целом понятен друг другу, но есть такие “вкусные” нюансы). Но я отвлеклась – язык Гоголя просто великолепен, он один из тех гениев, которые языком творят вокруг читающего реальность. Воображение не просто работает под влиянием их языка, оно “проваливает” вас прямо туда, где летают из сметаны в рот пампушки, раздобаривают молодки с гарными парубками, горит алым цветом папоротник, не дающийся в руки колдовской силе, и панночка все ищет свою мачеху.
Гоголь просто творит виртуальную реальность – и не важно, Украина встает перед нами в момент чтения или Петербург.
Об “украинском цикле” много говорить не нужно – о нем и так сказано достаточно. В свете личного восприятия скажу, что раньше считала “Вия” самой страшной повестью. Теперь первенство занимает “Страшная месть”. Я молчу, что если не слишком заниматься креативом, то есть по-русски говоря “отсебятиной”, то по этой повести можно снять очень страшное кино. Но ведь кроме чистого ужаса, там есть над чем подумать – над тем, что дало название повести. О том, как страшно не простить и измыслить такую месть, чтобы даже небеса ужаснулись этой именно человеческой изобретательности.
А вот “петербургский цикл” я открыла для себя заново. Раньше я считала его скучным и внимательно прочла только “Портрет”. Но теперь! Ведь Гоголь – действительно “породил” Достоевского из своей “Шинели”. Все эти заезженные критикой “маленькие люди” оказываются совсем не такими маленькими и ничтожными, какими они казались в 17 или 20 лет. Я могу сто раз ошибаться – но насколько же симпатичен Акакий Акакиевич! Да, он маленький человек, он не гонится ни за какими великими свершениями, не горит желанием ехать и просвещать крестьянских детей, не рвется перекраивать социум, ему нет дела даже до карьерного личного роста. Но мы, те кто досыта наелись последствий интеллигентских рефлексий дореволюционной поры – нам ли не знать, чем оборачиваются стремления к великим преобразованиям. И он – Акакий Акакиевич, который ЛЮБИТ свою работу, который любит переписывать тексты и доволен тем, что он делает, мне теперешней гораздо симпатичнее какого-нибудь жуткого Базарова или Рахметова, рвущегося преобразовать и перекроить все и вся, не интересуясь, желает ли перекраиваемое быть перекроенным.
И вот честное слово, если бы в обществе было побольше Акакиев Акакиевичей, которые получают удовольствие от своей работы даже вопреки ничтожности получаемого жалования, и поменьше Вер Павловн и прочих рахметовых – может быть, не превратилась бы бедная Россия в то, во что она превращена сегодня наследниками революционеров.
Гоголь феноменально показывает людей – он видит в них ту красоту, которую никто никогда не замечал ранее. Я уже говорила и повторюсь еще раз: “Старосветские помещики” – одна из самых прекрасных историй любви, которые я читала в жизни. Вроде бы нет пыланий, горений, кровавых следов на пути к счастью, но простая и бесхистростная ЛЮБОВЬ, которая соединяет двух немолодых людей, – она глубже и прекраснее всех любовей шекспировских текстов. Потому что никто не знает, что было бы ПОСЛЕ брака Ромео и Джульетты, а здесь – мы знаем, какая любовь у людей после десятков лет совместной жизни. И смерть не умаляет этих чувств: через пять лет после смерти супруги Афанасий Иванович все так же скорбит о ней. Кто знает, может и о них потом напишет Заболоцкий:
Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она, —
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.
Их речь уже немногословна,
Без слов понятен каждый взгляд,
Но души их светло и ровно
Об очень многом говорят.
В неясной мгле существованья
Был неприметен их удел,
И животворный свет страданья
Над ними медленно горел.
Изнемогая, как калеки,
Под гнетом слабостей своих,
В одно единое навеки
Слились живые души их.
И знанья малая частица
Открылась им на склоне лет,
Что счастье наше — лишь зарница,
Лишь отдаленный слабый свет.
Оно так редко нам мелькает,
Такого требует труда!
Оно так быстро потухает
И исчезает навсегда!
Как ни лелей его в ладонях
И как к груди ни прижимай, —
Дитя зари, на светлых конях
Оно умчится в дальний край!
Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она, —
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.
Теперь уж им, наверно, легче.
Теперь все страшное ушло,
И только души их, как свечи,
Струят последнее тепло.
Н. Заболоцкий
Герои Гоголя – с одной стороны вроде бы абсолютно ничем не примечательные люди, живущие себе в медвежьих углах, на хуторах или в неприметных квартирках городов. Но с другой стороны – они феноменальны, они – в своем роде яркие индивидуальности, они – обладают неким… ну сокровищем, что ли, которое, оказывается, есть не у всех. У Башмачкина – любовь к своей нехитрой работе, неспособность запоминать причиненное зло и строить планы возмездия. Даже есть некарьеризм – и то уникален. У Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны – это их любовь на фоне простой и даже кажущейся скучной деревенской жизни, где большинство давно бы вначале уветвило бы друг друга зарослями рогов, а потом от скуки же потравило друг друга дустом. Даже Поприщин у Гоголя свихивается не просто так, а на почве любви, да и изображает он не банального Наполеона, а испанского короля. Кстати, Гоголь абсолютно гениально изобразил сумасшедшего: когда его спросили, был ли он в доме скорби, чтобы увидеть настоящих больных, он ответил отрицательно. “Все можно представить”, – сказал он. Гений – что сказать. Только гений может натуралистично изобразить то, чего никогда не видел.
То же самое могу сказать о “Портрете”. Почему-то эту повесть не проходят в школе, а ведь она дотошно и без прикрас изображает одну страшную вещь: потерю художником своего дара, “продажу” таланта за деньги. Жаль, что эту повесть так мало читают – то, что происходит сейчас с некоторыми “гениями изобразительного искусства” или “гениями режиссуры” уже описано – еще в 19 веке. Описано беспощадно и страшно – и от этой правды никуда не деться.
Я еще не дошла до “Ревизора” или “Мертвых душ”, более того, внутренне еще не готова перечитать их. Но перечитанные циклы повестей и рассказов открыли для меня Гоголя по-настоящему. Только сейчас можно понимать всю мощь его таланта, открывать в наизусть выученных строках новые и новые смыслы, видеть за шлакоблоками стены, возведенной школьной критикой, живых людей, настоящих людей, а не персонажей книги, видеть за портретом мужчины с гладкой прической и усиками, висящего на школьной стене, писателя, автора, человека… Гоголь был для меня тоже персонажем – только учебников. Теперь через его книги я открываю для себя Гоголя-человека, дышавшего, путешествовавшего, тонко чувствовавшего, верившего и любившего. Он стал живым, а не “великим русским писателем Н.В. Гоголем”.
Кстати, а ведь Гоголь был симпатичным мужчиной!
Художник Иванов, с которым Гоголь очень дружил, написал с него одного из персонажей… По ходу перечитывания классиков открыла еще одного таракана в собственной голове. Все писатели были для меня такими же персонажами, как и их герои. Ну в самом деле – никогда же не придет в голову оценивать Онегина или Печорина как “а он ничего внешне” 🙂 Там все больше на “лишний человек” или “какой гад, так поступить с Бэлой/Татьяной/Анной” концентрируешься. И только когда я взглянула на писателей как на мужчин, просто оценила по шкале “симпатичный или нет” – они вдруг ожили, стали людьми из плоти и крови, а не просто совокупностью из биографии и “великий русский писатель хотел сказать в своем романе”.
Вот такой у меня получился взгляд на классика 🙂 Женский 🙂
Спасибо, Иришка! Опять мы с тобой совпали. Гоголя я нежно люблю с самого детства. Мне повезло – я прочитала его раньше, чем полагалось по школьной программе. И вот – читаю и перечитываю…
Та да, Ирин, я сейчас погуглю страшную месть. Очень заинтриговала, как то я не помню чтобы я читал это произведение. Его не было в “списке обязательной литературы”, который мне дал Григорий Александрович.
Нашел таки рассказ. Прочел. И искренне порадовался, что это лишь выдумка, а не реальные события. Теперь я понял почему этого рассказа нет в школьной программе, т.к. гриф “до 18 запрещено” этому произведению обеспечен. Мне сейчас огого сколько, и то как то не сильно укладывается в голове, что собственная дочь может нравится отцу. А что было бы в подростковом возрасте?!!, ЖЭСТЬ вобщем, даже и фантазировать не хочу.
А вот мне интересно, кто распространил мерзкие слухи, что Гоголь, якобы, страдал некрофилией???? Это же ужас какой-то! Не та ли, снова, Орлова ( Шнеерсон)? Для меня ясно одно-это намеренные действия Запада по опусканию, уничижению, унижению и уничтожению Русской Культуры. Точно так же, как я не верю, что наш великий пианист Плетнёв – педофил. И Чайковский, и Гоголь, и Плетнёв – для меня звенья одной цепи.