Недавно принимала участие в разговоре – и одна женщина, довольно пожилая, заявила, что спасение – дело почти невозможное. И православные-то едва спасаются, а уж иноверцы – все в ад пойдут. Уж если и “простой православный” весь в грехах, то уж иноверцы – так все прямой дорогой в вечную муку пойдут.
Потом мы разговорились об этом с супругом – и хочешь-не хочешь, пришлось идти за аргументами, потому что я вдруг обнаружила, что многие вещи в учении о спасении понимаю смутно.
Делюсь вот результатами поисков и дум…
Начну с того, что такое – спасение. К своему удивлению, обнаружила, что все опрошенные мной знакомые (и я в том числе) на просьбы коротко определить спасение отвечали примерно так: “Это соединение человека, освобожденного от последствий греха, с Богом в раю”; но ведь это порождало следующую логическую цепочку: если спасение – это путь в рай к Богу, то все не-спасенные – должны автоматически отправляться в ад. И тут я по-настоящему задумалась – что это за вера такая, которую мы исповедуем. Ведь какого-то “промежуточного места” – вроде отвергнутого уже и самими католиками лимба – нет. А значит, уж слишком высокомерно получается – разделение людей на агнцев и козлищ задолго до того, как это сделает Сам Христос на Страшном Суде.
И когда я начала думать уже серьезно и осмысленно, вдруг оказалось, что спасение – то, чего жаждет каждый христианин, вне зависимости от деноминации, спасение – слово, которое мы используем десятки раз в день во время молитв или бесед с друг другом, спасение – которое мы считаем знакомым понятием, – на самом деле совсем не простой рецепт “будь хорошим и пойдешь в рай” и не инструкция по выживанию в потустороннем мире.
Спасение – согласно учению православной церкви – это воссоздание нашей природы, поврежденной грехом. Сами мы воссоздать свою природу не можем: «человек не имеет такой власти пред Богом, чтобы умилостивлять Его за грешника; потому что сам повинен греху …брат не может искупить брата своего; и каждый человек – сам себя, потому что искупающий собой другого должен быть гораздо превосходнее содержимого во власти» (св. Макарий Великий).
Для того, чтобы воссоздать нашу природу, которая изменилась настолько, что стала подвержена смерти и страстям, нужен был новый Родоначальник Человечества, который должен был безусловно быть человеком, таким же, как и мы – существом из плоти и крови. Но одновременно – не быть подверженным греху, что было абсолютно невозможным, потому что все мы – дети согрешившего Адама. Если говорить предельно грубо, то произошедшее с человечеством можно сравнить с тем, что происходило бы в звукозаписывающей студии с мастер-диском. Если мастер-диск повредить, то все копии, сделанные с него, будут уже поврежденными. И исправить ничего нельзя – ведь мастер-диск является единственным и неповторимым. Чтобы исправить копии, нужно сделать новый диск, без изъяна.
Копия сама себя не исправит – и тогда миссию по спасению поврежденного человечества берет на Себя Бог. Он – становится Человеком, сойдя со Своих зазвездных, запредельных высот и облекшись нашей больной, слабой, хиреющей с годами плотью. Боговоплощение – стало фундаментом нашего спасения, но не самим спасением. Бог – сделал для нашего спасения все, что мог, но Он – всемогущ только до того момента, когда речь заходит о свободной воле человека. Это – тот камень, который Он не смог поднять. А это значит – что теперь в дело спасения включаемся мы, потому что Господь – протягивает руку каждому, ожидая даже не действия, а желания действия, нашей просьбы, тихого шепота: “Боже, я готов, помоги мне, доведи меня, я хочу спастись!”
И мы двинемся по пути воссоздания нашей природы, долгому пути длиною в целую жизнь, где будет место вере в Христа, будет место действию великой благодати Божией – но и место тяжкой борьбе с грехами, падениям и выдираниям себя из последствий этих падений, где будет место пути из небытия – к полному, настоящему бытию, пути из не-жизни – в вечную жизнь.
В беседах с людьми “свободомыслящими” мне часто приходилось слышать: “Да зачем нам тот Бог, ну что за стремление к доброму дедушке на небе, который за плохое бьет палкой, а за хорошее – готовит место на облаке” (уж прошу прощения за цитирование). Упрекая христиан в вере в свободомыслящими же созданную карикатуру на Бога, взамен эти товарищи дают идею, которую можно коротко свести к глумливому “…и нечто, и туманна даль”…
Свободомыслящие товарищи представляются мне людьми, которые живут под солнцем, греются в его лучах, едят пищу, выросшую благодаря тому, что растения росли под солнцем, пьют воду, нагретую солнцем, любуются на живых тварей, живущих только благодаря этому светилу… но на вопрос, есть ли солнце, они предпочитают отвечать: “Да мы не знаем, есть ли какой-нибудь источник света в небе – может, есть некий абсолют, который неописуем и не имеет никаких свойств”. Поднять же глаза к небу – им страшно. Поэтому они предпочитают смотреть под ноги.
Но я сейчас не об особенностях разума свободомыслящих людей, а о том, что наш путь – из небытия, из не-жизни – в Вечную Жизнь – это не просто абстракция. Не путь из некоего коматозного состояния – в состояние пребывания на ярком лужку в окружении загорелых людей, цветочков-бабочек и львов, возлежащих с ягнятами, как это любят изображать в своих буклетах протестанты и иеговисты. Вот как раз этот лужок – такая же карикатура на рай, как и свободомыслящие представления о нашем Боге. Апостол Павел, восхищенный до третьего неба, ничего не смог рассказать о своем опыте. Все, что мы знаем, – это то, что наши представления о “той жизни” являются смутными тенями в мутном зеркале (в оригинале стоит именно слово “зеркало”, потому что во времена апостолов не было ртутной амальгамы и зеркала были мутными и едва дающими представление о внешности человека полированными металлическими дисками).
Но мы можем отказаться от лубочных картинок – и попробовать представить себе вечную жизнь по-другому. Это не бесконечно растянутая во времени жизнь, потому что вечность – это не бесконечное время, а полное отсутствие времени. Это не какое-то невыразимое блаженство, которое ждут от нирваны все, кто туда стремятся, потому что сводить вечную жизнь к бесконечному наслаждению – это слишком примитивизировать понятие.
Давайте немного отвлечемся и попытаемся ответить: а почему те, кто знали Христа, и те, кто пришли после Его вочеловечения, шли на страшные муки и смерть – но не отрекались от своей веры? Списывать все на темноту и фанатизм – это слишком много на себя брать в оценке человеческих поступков. Так можно уподобиться интернет-гламуркам, которые всех, кто не одобряет их поведения, считают завистниками. Тут что-то другое. Да, христианство дало им смысл существования, да, оно полностью перевернуло их мировоззрение. Но и это – не все. Почему люди разных вероисповеданий – от утонченных язычников до непреклонных иудеев, разных сословий – от томных матрон до света белого не видевших рабов, вдруг полностью менялись и отрекались от всего, что было прежде? Почему мытари бросали деньги, блудницы – важную клиентуру, а полководцы – армии и славу и меняли все – на пещеры, слабый свет свечей, простые, не вызывающе-грандиозные обряды, презрение современников, страшные муки и казнь? Всеобщее помешательство, крайняя степень упадка общества, деградация населения?
Нет! Эти люди – ощутили прикосновение Вечной Жизни, прикосновение Христа. Ведь Он и был источником этой жизни, искрящимся, полноводным, сверкающим источником, появившимся посреди умиравшей пустыни. Эта Вечная Жизнь преобразовывала людей – и простые рыбаки становились мудрецами и пророками, бесы – ужас людей, не терпели этой силы, а болезни, и сама смерть – исчезали, как иней под лучами солнца, без следа. Мир, соприкоснувшийся вечной смерти; мир, где смерть – царствовала на протяжении тысяч лет – и не было от нее ни спасения, ни средства; мир, где жизнь была мукой, но посмертие – было ужасом, вдруг принял в себя Существо, которое само было Жизнью.
Любой человек, способный на любовь, полностью преображается этой любовью, он становится абсолютно иным – так и Бог, который и есть Любовь, и Свет, и Жизнь – преображал людей. Люди оставляли тень жизни и тянулись к жизни настоящей: узнавший второе, никогда не перепутает его с первым. Потому что выживание и экзистенциальная полнота – это два полюса бытия и спасение – это стремление к полноте из пустоты, к жизни от выживания. Спасение – это единение с Богом.
А единение с Богом требует от нас подготовки. У духовного мира свои законы, и один из них – “подобное притягивает подобное”. Соединение с Богом – требует нашей полной отдачи сил, потому что земное соединение с Богом в таинстве причастия – может быть для нас опасным. Ведь можно причаститься “в суд и во осуждение”, а значит, некоего гарантированного патентованного средства – быть не может. Причастие Вечной Жизни от нас – насельников жизни земной, бренной и грешной – требует усилий: “Царство Божие силой берется”. И не нужно в это видеть какого-то зловредного божественного плана. Посмотрите на нашу бытовую жизнь: разве человек ценит то, что ему достается просто так, без усилий и стараний? Да тьфу – и всех делов.
Единение с Богом требует от человека полного отказа от себя-ветхого, требует готовности преобразиться и быть преображенным, требует решительности признать – что так высоко ценимая жизнь в этом мире – это только приготовление к настоящему бытию, что главная ценность – не здесь, а там, где источник Вечной Жизни бьет открыто и свободно – и мы выдержим его оживляющее касание.
Таким образом, спасение для христианина – это не просто теплое местечко в раю, не некая точка в пространстве, где он будет сидеть на облаке и наслаждаться пением ангелов, играющих на арфах. Это не лужайки, не львы с ягнятами, не белозубые иеговисты в хитонах, собирающие альпийскую растительность. Это – совокупность всего, полнота, плерома… Это единение с Богом – и не потеря себя как личности, это – причастие Бытию в противоположность мороку, мигу земной жизни, это – ИЗМЕНЕНИЕ, ПРЕОБРАЖЕНИЕ, затрагивающее все, кроме нашего Я, когда человек, сбросив с себя ветошь прежней жизни становится настоящим, таковым, каким его и задумывал Господь. “Наше спасение возможно только через обожение. А обожение есть, насколько возможно, уподобление Богу и соединение с Ним” (Дионисий Ареопагит)
А теперь, когда мы хотя бы немного разобрались, что такое спасение – попробуем ответить на вопрос: спасутся ли иноверцы?
Из всего, что было написано выше, ясно, что спасение – не есть получение постоянной прописки в раю. Человек, считающий, что Бог, который есть Любовь, поставил человечество перед двумя коридорами: в ад или в рай, верит в какого-то своего, личного бога, придуманного и наделенного чертами, угодному конкретному человеку. Сколько их, этих благочестивых разговоров, когда вроде бы и жалеют иноверцев, со вздохами и киваниями говоря: “Эх, жаль, хороший человек, да будет в аду гореть, не верит он в Христа”… А вот тут хорошо бы задать другой вопрос: “А считает ли говорящий такие слова себя достойным рая – если всем без исключения неправославным людям он уже загодя пообещал ад?” В какого же бога верит говорящий? Точно ли он считает, что такое бог – есть Любовь?
Януш Корчак, идущий в газовые камеры со своими подопечными сиротами – презрев предложение о спасении. Мать Тереза, положившая всю жизнь на помощь обездоленным и нищим. Льюис, Толкин и Честертон стучащие в сердца англичан и пытающиеся напомнить людям о Христе. Ньютон, Спиноза, Гете, Кант, Шолом-Алейхем… Безвестные мусульмане, укрывавшие христианские семьи во время гонений… Безвестные протестанты, спасавшие иудеев от фашистов… Цыгане, принимавшие в табор бегущих от гебистов во времена сталинщины… все они – обречены аду, согласно таким благочестивым размышлениям… И как – нравственное чувство нигде не откликается болью?
Только не нужно на основании всего написанного тут же считать, что “веры всякие нужны, веры всякие важны”. Я не настаиваю на том, что все иноверцы – спасутся, я пытаюсь донести мысль о том, что мы не должны считать иноверцев – включенными в “расстрельные списки ада”. Главным преступлением на Страшном Суде – будет преступление против Любви. Не паспорт о крещении-обрезании-омовении в Ганге будет спрашивать Господь, а то, накормили ли мы голодных, посетили ли больных, дали ли напиться жаждущим, не обидели ли пришельца, вдову, сироту… Понимаете – Иоанн Креститель умер некрещенным и даже ни разу не причастившимся – но есть ли у кого-нибудь основание считать этот факт подтверждением места для пророка – в аду? А сотник – чья вера превзошла веру Израиля? Он тоже не был крещен, когда говорил Господу, что дом его – недостоин принять Спасителя. А десять прокаженных, девять из которых – не возвратились сказать исцелившему их Христу простое “спасибо”? И только один вернулся – но он был из самарян, презираемых иудеями. А хананеянка, чьи пронзительные слова о псах, питающихся крошками со стола господ, заставляют сердце каждый раз обливаться кровью… она-то тоже была из нечистых и презираемых…
Христос не взирает на национальную и религиозную принадлежность – Он смотрит на сердце человека, Он видит капли добра там, где человеческий взгляд может ничего не разглядеть. А значит, не нам раздавать приговоры про то, кому куда идти – в ад или рай. Не нам брать на себя работу Бога по отделению агнцев от козлищ – потому что уж если не все люди разглядели Бога, абсолютное Добро, в Христе (да и невозможно это было человекам, только разве что Дух Святой им открывал глаза), то куда нам всем разглядывать друг друга… Что ж мы там в друг друге разглядим, если себе ладу дать не можем.
Ад-то есть, и кто-то должен в нем гореть. И “благочестивые” христиане начинают загибать пальцы: “Значится, маньяки там, в аду, Ленин-Сталин-Гитлер – уж точно в аду; все самоубийцы – в аду; преступники – в аду; извращенцы – тоже в аду.., еретики (и начинается перечисление ересей)” и список сей – велик есть… Всем сестрам по серьгам найдется.
И что – наверняка мы знаем, что все эти люди – в аду? Списки видели, свидетелей опрашивали?
А в том-то и дело – что никто наверняка ничего не знает. Даже с самоубийцами – вопрос сложный. Да, православная церковь самоубийц не хоронит внутри церковной ограды (ведь православные кладбища стоят рядом с церквями, на освященной земле), церковь не молится о самоубийцах (но келейно родные делать это не просто могут, а должны), над могилой самоубийцы не ставят креста. Но это церковное правило – не автоматическое зачисление погибшего в адские списки. Это – педагогика, это – предупреждение живым, что путь самоубийцы – путь извержения из церковной жизни. И педагогика эта – помогала и помогает. Много людей, которые находились на грани самоубийства, были остановлены именно этим: некому будет даже церковно помолиться о душе, это полный разрыв связей с матерью-церковью. Но посмертная судьба человека – любого человека – тайна.
Вот самих себя в списки грешником мы зачислять можем (правда, не многие любят это делать), соринки же в глазах других – не нашего ума дело. Потому что у каждого из нас – свои отношения с Богом.
Помните, как к Христу пришла женщина, разбила сосуд с драгоценным миром и села у ног Спасителя, тихо плача и утирая Его ноги своими волосами… Вы помните, что она не сказала ни слова? И Христос ее ни о чем не спросил. Кто знает, сколько они сидели, не говоря ни слова, но тем не менее общаясь с друг другом? А потом Он сказал: прощаются тебе грехи… вера твоя спасла тебя; иди с миром (Лк 7:48, 50). Этот безмолвный диалог – дело только двоих: человека и Творца, и наши любопытствующие уши и глаза, наши скоропалительные выводы – не к месту в этой ситуации. Никто не знает, что происходило с человеком в последние секунды его жизни – и какие встречи происходили тогда, когда завеса плоти истончилась настолько, что душа открытыми очами увидела иной мир.
У нас есть прямое указание не судить “внешних”, потому что судья им – Бог (1 Кор 5:14). А посему – нужно ограничить свое излишнее рвение и перестать указывать Богу, куда и кого определять даже на Частном Суде.
Филарет Московский ясно определял свою позицию: “Я не знаю, спасутся ли католики, но став католиком, я точно не спасусь”.
Спасение – и пребывание в раю не имеют знака равенства. А значит, нужно очень хорошо понимать, на какой вопрос ты отвечаешь: попадут ли иноверцы в рай – или спасутся ли иноверцы.
Спасение, богосыновство, соединение с Богом, причастие Вечной Жизни – это великий дар православным христианам. СПАСАЮТСЯ – православные. Что же касается того, какая посмертная участь ждет иноверцев – самый правильный ответ здесь: НЕ ЗНАЮ. Мы – не знаем тайн Бога, мы не знаем, что уготовил Он людям иных вер, чьи сердца, чьи души – открыты добру. А значит, рассуждения о том, что иноверцы – все как один обречены аду – это рассуждения высокомерных незнаек, берущихся судить о том, о чем судить права не имеет никто.