Продолжу делиться мыслями по поводу романа.
Это граф Бобринский, нашла его портрет в сетке. Мне он кажется похожим на Каренина.
Алексей Александрович Каренин – самый несчастный мужчина в романе, тогда как Долли Облонская – самая несчастная женщина. Именно они связали свои жизни с братом и сестрой Облонскими, именно на их долю выпало одно из самых страшных испытаний: раскрыть душу и получить в нее удар ножом.
У Каренина – говорящая фамилия, я уже об этом писала. Это человек рассудочного типа и сфера чувств для него – неподконтрольна. Психологи делят людей на “чувственный” и “рассудочный” типы, в чистом виде типажи встречаются довольно редко. Чувственный тип людей разбирается в малейших оттенках чувств (как вы сами понимаете, чаще всего к этому типу принадлежат женщины, но это вовсе не в ста процентах). “Чувственники” очень хорошо понимают, что такое “светлая печаль” или “сладкое горе”, испытывают смешанные чувства и выделяют в них малейшие нюансы, умеют их описать и подразделить между собой. Сфера интеллекта у этих людей – вторична и часто подавлена. Они не глупы – отнюдь, просто область логики, область последовательного мышления, когда человек понимает, откуда взялась мысль и куда она может привести, является для таких людей – областью таинственной, и не доминирующей. Это область – в которой разбираются “интеллектуалы”, понимая источники своих мыслей и результаты, к которым они могут привести. Для такого типа людей сфера чувств – такая же тайна, как мысли для “чувственников”. И точно так же, как “чувственников” нельзя назвать глупцами, “интеллектуалов” нельзя называть бесчувственными бревнами. То, что человек не может обозначить свои чувства или выделить их оттенки, не означает, что их у него нет.
Алексей Каренин – любил Анну, причем любил так глубоко, о чем и сам мог не подозревать. Только подлинно любящее сердце способно простить – простить по-настоящему, по-христиански. Не пережившему этого прощения – трудно понять, что это такое; пережившему – трудно объяснить, как это бывает, когда душа на самом пике боли вдруг разворачивается самой своей изнанкой, самой незащищенной частью, сокровенным нутром – и эту сплошную рану вдруг омывает чувство такой любви, такого облегчения – что кажется, будто больше на свете нет никакой боли, нет никакой слезы, нет несчастья: а есть только чистота обновленного прощением сердца, могущего вместить в себя весь мир.
Я абсолютно уверена, что это обновление происходит не силами человека, нет у нас внутри ресурсов для такого прощения. Это – дело благодати Божией, это – помощь, когда сил у самого человека больше нет даже на саму жизнь.
Каренин прощает Анну, прощает Вронского, прощает от души и от всего сердца. Он – готов начать все сначала, он – перечеркнул прошлое и хочет идти в будущее. Он не думает о чести, о карьере, о каких-то внешних делах, о которых думал до родов и болезни Анны. То, что она выжила, – ничего не меняет, Каренин ПРОСТИЛ и готов жить дальше. И я уверена, что сделай Анна хоть шаг навстречу ему, забудь она о себе – и подумай о нем, все, роман бы на этом закончился. Семья Карениных бы постепенно переместилась из области оригинальных несчастливых семей и перешла в область банально счастливых, а значит, для романистов и публики неинтересных.
Но увы – Каренина ждал самый страшный удар. Удар в раскрытую нараспашку душу, удар, от которого человек обычно не оправляется более никогда в этой жизни, если не находит себя в вере в Бога. Я уверена: он бы пережил истерики послеродовой Анниной депрессии, он бы пережил ее срывы и слезы, он бы вытащил на себе этот брак, если бы Анна твердо решила для себя остаться с ним. Но увы – пережив впервые в жизни очищающий катарсис, впервые полностью охваченный чувством, впервые давший себе волю без интеллектуального контроля – он получил сокрушительный удар вторым предательством супруги.
Но заметьте: он все равно повел себя благороднее Анны. Вид Сережи приносит ему боль, Толстой об этом говорит не единожды. Это вполне объяснимое чувство – только в наше время психология профессионально описала чувства и поведение супругов, переживших измену, и вывела закономерность: измена переживается еще острее, чем смерть супруга. До психологов об этом догадывались писатели – убитый предательством супруг часто не может видеть даже своего ребенка. Но Каренин заставляет себя видеть сына, он продолжает с ним заниматься, он продолжает выполнять роль отца, хоть ему и очень, очень больно. Сереже тяжело, потому что ему никто не объясняет, что произошло, но он видит отца, он продолжает с ним говорить. Его не бросают всецело на мамок-нянек. Плод предательства Анны – маленькая Ани, с первого часа рождения без матери. И если ранее мать была больна, то затем – она просто не появляется в детской. Анна не в курсе, сколько у ребенка зубов (Долли была этим шокирована), Анна не в курсе, как она ползает, что любит или не любит. Анна берет на руки ребенка редко, в детскую не заходит сутками и совсем не любит дочку. Она даже не трудится себя заставить – потому что всецело поглощена одной мыслью: как не потерять Вронского.
Эта всецелая поглощенность мужчиной – и заставляет Анну стать палачом Каренина.
Жаль, что на его пути попался не искренне верующий человек, а графиня Лидия с ее спиритическими новомодными опытами. В момент, когда Каренину больше всего нужна была помощь – он получил свою губку с уксусом вместо воды, с кручением столов вместо молитвы. И даже будучи совершенно растоптанным и убитым – он забирает дочь Анны, совершенно чужого ему по крови ребенка, себе. Юридически она была его дочерью, но Толстой несколько раз говорит, что Алексей Александрович полюбил эту девочку, и значит, его решение было продиктовано не только вопросами юриспруденции.
Каренин – герой, о котором я совершенно изменила мнение после прочтения романа во взрослой жизни. Теперь он – один из самых моих любимых героев, наравне с Долли Облонской.
Эта женщина – пережила ту же боль, что и Каренин, и простила искренне и от души. И в ее душу тоже вонзили нож, причем не единожды, а сладострастно, с проворотом и хождением ногами. Стива ведь не холодный циничный развратник – раскусив этого человека, с ним проще смириться и жить презрением к нему. Нет – брат Анны добрый по сути и слабый человек, который, по выражению Левина, съев дома плотный обед, бежит за вкусно пахнущим калачом. Стива даже раскаивается по мере сил – но его раскаяние не глубокое, а так… “ой, чего ж я наделал-то… и кушать тоже хочется…”
Стива поверхностен во всем, кроме сиюминутных своих настроений. Хорошо покушать, помочь по ходу нуждающимся в помощи, потом – ухлестнуть за юбкой, тут же – одарить любимую дочурку, тут же – искренне шмыгнуть носом перед женой, тут же – пойти хлопотать для Анны, причем хлопотать действительно с унижением достоинства, то есть в некоторой степени преодолевая себя. И этого человека продолжает любить Долли – вымученная, униженная, растоптанная им женщина, едва ли не каждый год беременная, исхудавшая, больная, в одиночку бьющаяся и с нуждой, и с воспитанием, и с хозяйством.
Ее радости – радости маленькие, материнские, для посторонних глаз малопонятные, но они-то и позволяют ей выжить в той беспросветности, в которую ее бросил ее предельно несчастный брак. А ведь Долли – женщина благородная. Она ведь поехала к Анне – не посмотрев на ее положение в свете, поставив свою репутацию в очень двусмысленное положение. Она до последнего не верила в падение Анны – это говорит о том, что у нее есть свое мнение о людях, мнение хорошее, которое может изменить не чужое слово, а только то, что она увидит своими глазами. Долли проницательна – Стива еще в начале романа говорит, что она умеет предсказывать браки, она великодушна и имеет совершенно безграничный запас терпения и стойкости.
Как жаль, что эта прекрасная и внешне и внутренне женщина оказалась так несчастна в браке и какую, если честно, они бы составили идеальную пару с Карениным.
Я намеренно не касалась еще Левина и Кити – и даже не знаю, что по их поводу сказать. Ну то есть сказать-то можно, но нужно ли.
В их отношениях Толстой многое описал из своих отношений с будущей супругой, только в несколько идеализированном варианте, не так, как было, а так, как хотелось бы, чтобы было. Если бы мне пришлось охарактеризовать этих двоих одним словом, я бы сказала так: “Кити – милая, а Левин – мечущийся”. Собственно, я не очень хорошо понимаю: это мое субъективное мнение, или Толстой действительно описал Кити как совершенно серую моль. Она – никакая. Нет, ну то есть милая, красивая, честная, светлая, невинная, тонко чувствующая… Но она – как картина из Раннего Возрождения, такая эфемерная светлая боттичеллиевская Весна, которая – украшает стену, но не может вызвать реального чувства ни у кого, кроме Левина. Кажется, даже сам Толстой вывел настолько правильную идеальную женщину, что сам не понимает, что к ней чувствовать. Она сплошь и рядом состоит из одних достоинств, а ее недостатки – это продолжение этих самых достоинств, она как героиня салонного романа 18 века едва не умирает от любви, находит себя в помощи страждущим, излечивается от горя и находит счастье в объятиях любимого человека. А все, что происходит у нее в браке – и глупая ревность, и тяжелые роды, и нахождение в себе сил на встречу с Вронским и Анной – все это как бы обрамление к идеальному портрету.
Мне очень трудно говорить о ней, потому что я не понимаю, какая она. Вот пусть и остается – идеалом, а идеалам – место в книжках и в рамках на стенах. Ими можно любоваться издалека – и восхищаться тоже издалека, потому что позолота кумиров обязательно остается на пальцах при прикосновении к ним.
О Левине тоже могу сказать немногое. Скажу так: я бы за такого замуж не пошла 🙂 Во-первых, меня безмерно раздражает, когда меня ставят на пьедестал и делают из меня эфемерный идеал (а Левин именно так относился к Кити), а во-вторых, у нас с ним идеологические разногласия 🙂 Собственно, Кити с ее глубокой и органичной верой еще ждет славная семейная жизнь с Левиным, который не может поверить в Бога и вместо того, чтобы смириться с тем, что у него атрофия органа, которым верят, все время мечется и старается подогнать православие под себя, ушить его, урезать до того состояния, когда и у него получится поверить в Бога.
Софья Андреевна Толстая на себе узнала, каково жить с прототипом Левина всю жизнь… И куда обычно приводят поиски мечущихся в поисках истины честных и искренних по сути людей, не могущих переступить через гордыню. Печально, но Левин – не тот человек, который будет щадить чужие чувства. Его сильнейшая любовь к Кити, тем не менее, сыграла злую шутку – он много раз делал ей больно в начале брака, и что ее ждет через несколько лет, когда глубина первых чувство подутихнет – мы в принципе можем догадываться из биографии писателя и его жены. Левин настолько идеализирует супругу, что не в состоянии понять, что она – из плоти и крови, и что она – невинна. Не по физиологии, а по сути своей. Она – домашний ребенок, не сталкивавшийся с жизнью ни в каком ее проявлении. Давать невинной девушке читать дневник о своих любовных похождениях, “чтобы очиститься перед нею, что не невинен”, – верх эгоизма. Ничего, кроме боли, эти откровения у нее не вызовут – что произошло и с Кити, и с Софьей Андреевной Толстой. Это обычно и происходит с “нерукотворными памятниками”: их наделяют такими бесчисленными достоинствами, что всегда забывают, что они – люди из плоти и крови, у которых есть сердце.
Левин, как мне кажется, не будет в состоянии в одиночестве метаться от невозможности поверить в Бога. Рано или поздно он начнет валить это на жену – либо чтобы переделать ее под себя, либо – чтобы разделить с ней свою ношу. В обоих случаях это будет мукой, это будет раскалывать отношения все глубже и глубже. Прибавим к этому роды – бесчисленные роды – и получим судьбу Кити в будущем.
В общем, трудно мне все же осмысленно что-то сказать об отношении к этой паре.
Одно могу сказать напоследок: я была весьма удивлена, когда читала роман, потому что пара моментов в нем была для меня абсолютно автобиографичной. Кабы я знала, что читаю практически дословные описания того, что будет происходить со мной в будущем, – очень бы сильно удивилась. Ну да блаженное неведение – это-таки дар Божий.
На сем – “кончаю, страшно перечесть” 🙂
Какая она, Китти? Славная, искренняя, невинная и очень еще маленькая. Ее образ, на мой взгляд, раскрыт прекрасно, как и все образы мирового шедевра АННА КАРЕНИНА. В романе нет безжизненных героев, потому мы и по сей день говорим о них, как о живых людях. Даже Ирина замечает с улыбкой, что за Левина она бы замуж не вышла.
Замечательно отзывались о романе и Достоевский и Набоков. Федор Михайлович назвал роман фактом особого значения. «Анна Каренина» есть совершенство как художественное произведение, подвернувшееся как раз кстати, и такое, с которым ничто подобное из европейских литератур в настоящую эпоху не может сравниться; по идее своей это уже нечто наше, наше свое родное, и именно то самое, что составляет нашу особенность перед европейским миром, что составляет уже наше национальное «новое слово» или, по крайней мере, начало его,— такое слово, которого именно не слыхать в Европе и которое, однако, столь необходимо ей, несмотря на всю ее гордость.”
Набоков:
ни один писатель не сумел так сочетать творческую истину и образы людей, как это сделал Толстой. «Сам Толстой в этой книге невидим. Подобно Богу, он везде и нигде», – говорил Набоков (6, с. 50). «Анна Каренина» и «Смерть Ивана Ильича», по Набокову, – непревзойденные шедевры литературы XIX в. В «чудовищных», по его мнению, учебниках литературы можно найти рассуждения о том, что главный ключ к гению великого писателя – простота. «Простота, – говорил профессор Набоков своим студентам, – это вздор, пустословие. Всякий великий художник сложен» Толстой совсем не прост.
Именно поэтому читать Анну Каренину можно всю жизнь, и каждый раз это новая книга (согласна с Ириной!) Я перечитывала роман много раз (и на англ. и на русском языках). Сначала как девушка, смысл жизни которой заключался в любви к тому единственному, потом как молодая мама, которая не представляет жизни без своего сына (тоже Сережи), потом как православная, для которой “рождение во Христе” не просто оборот речи. Очень мне понравилось наблюдение Ирины о том, что гений Толстого победил отпадшего от веры христианина. Да, грех Анны, порабощение грехом, наказание за грех идет буквально по лекало, данным нам Святыми Отцами.
К великому сожалению, православие было представлено автором глазами человека поверхностно подходившего к вере (Левин: «Я не верю, говорю, что не верю, и не верю рассудком, а придет беда, я молюсь»), и его полу-вера не принесла плода… В этом главная трагедия левинского существования. В «гордости мысли» и «глупости мысли» упрекал себя Константин Левин. Тот же характер ума был и у самого Толстого, ищущего истину путем мысли.
О том, как сложилась жизнь Китти и Левина можно почитать в записках и дневниках Софии Андреевны Толстой (про-образ Кити). “Крейцерова Соната” частично взята из их жизни (медовый месяц и осложнения во взаимопонимании, ревность, “друг” семьи, скандалы). Сладко ли быть женой импульсивного, упрямого, ревнивого и ненасытного мужа? Кроме того, заставляя жену жить по СВОИМ принципам (женщина в 1 очередь самка), он расстроил и ее организм и психику бесконечными родами. Тогда пришел ее черед мучать и терзать его, и так до самой его смерти. Левин бежал из дома, а Китти бросалась в пруд топиться. Вот такая реальная перспектива “идеальной пары”. Интересно почему так сложно им было вместе? Ведь она были людьми нравственными, верными, одаренными, любили друг друга. Обуреваемы они были духами ревности, гнева, и никак не умели щадить друг друга… Вот где пригодился бы совет Иисуса Христа о подставлении щеки. Но как было усмирить двух буйных и гордых людей без помощи свыше? Прав был Архимандрит Леонид, ктоорый после долгой беседы с Толстым в Троице-Сергиевой Лавре заметил: «Заражен такою гордыней, какую я редко встречал. Боюсь — кончит нехорошо»
Что касается романа, то имя Христа упоминается только устами Лидии Ивановны. На мой взгляд она заблудилась в лабиринте западного протестантизма (полюби Христа и все тебе сразу автоматически прощается) и оккультизма. Богопознание ее методом вызывает отторжение как у читателей так и у писателя. И все таки роман пронизан христианским мировосприятием, как и его западный “эквивалент” “Мадам Бовари”.
О том, что Толстой искал Бога подтверждает следующий комментарий Набокова: “По толстовскому определению, к которому он пришел, уже закончив «Анну Каренину», творческое уединение равноценно эгоизму, самоупоению, то есть греху. И наоборот, идея растворения во всечеловеческом для Толстого означала Бога – Бога-в-людях и Бога-всеобщую-любовь. Толстой призывал к самоотречению во имя всемирной божественной любви. Иными словами, по мысли Толстого, в личной борьбе между безбожным художником и богоподобным человеком победить должен последний, если он хочет быть счастливым”. К величайшему сожалению, Лев Толстой заблудился в поисках Бога и решил создать своего. Лишнее напоминание, что и гению ничто человеческое не чуждо (ошибки), а следовательно “НЕ СОТВОРИ СЕБЕ КУМИРА”.
Не могу только согласиться с автором блога, что Каренин глубоко любил Анну. Не любил, потому что не знал что такое любовь. И сына не любил. Мальчик рос в холодной атмосфере. Сам Каренин был сиротой, а люди не познавшие материнскую ласку очень редко бывают способны дарить любовь. Как следствие, его насмешливый тон при разговоре с молодой женой; человек всегда прячется за сарказмом, чтобы избежать искренности. Разумеется, Анне не хватало душевности и понимания. Не хватало и чувственной любви, поскольку она была полноценной женщиной, а Каренин годился в спонсоры, но не более того. Называть ее отношения с Вронским животной страстью не совсем справедливо. В чем заключается “женское счастье”? Только ли в материнстве? Нет. Женщина-Мать вот наша женская доля, миссия, если хотите.
Личность Алексея Каренина мне понятна и симпатична, он человек долга, на которого можно положиться. Но его неловкость, неуклюжесть в выражении чувств, отсутствие эмпатии с любимой женщиной удручают. Вероятно, он из тех, кто имеет высокий интеллектуальный коэффициент, и неразвитый эмоциональный. Потому таким потрясением для него послужило открытие в себе редкого сокровища, – умения простить и возлюбить палача своего. Анна оценила его подвиг, но любить его из благодарности не смогла. Она впала в депрессию. Нужна ли Каренину депрессивная жена? Что может дать она этому “великому” человеку? А другому? Она может сделать его счастливейшим из людей… по крайней мере он не раз это заявлял. Лицемерные отношения, любое притворство были противны ее прямой природе, и она, не выдержав фальши, сожгла все мосты. Довольно опрометчиво, поскольку человек разумный смог бы довести дело до развода и оставить себе сына. Но Анна была ведома не силой разума, а совсем иными силами, цель которых погубить душу человека.
Как погубить Человека волевого, умного, нравственного? Сделать его зависимым, лишить свободы. Затем полная изоляция, страх, депрессия, морфий. Анна совершенно потеряла себя. Такое случается в любви, и никто не помог ей выбраться из глубокого колодца отчаяния и страха перед будущим. Такая участь ожидает любую женщину, которая делает ставку на мужчину, а не на Бога. Любой мужчина всего лишь человек, он не способен заменить ей весь потерянный мир (сына, полноценную семью, уважение в обществе, душевный комфорт). Мало того, что она требовала от Вронского невозможного, она боялась, что и сама не сможет адекватно ответить на его запросы. Из женщины красивой и гордой она превратилась в комок нервов. Ревность (которая коренилась в том, что она уже не считала себя достойной любви офицера Вронского)окончательно выбила почву из под ног. Она начала вести себя наперекор всем и всему, пытаясь доказать себе (в 1 очередь), что она что то значит. Началась борьба самолюбий, и места для любви осталось совсем мало. Здесь бы надо просто пожалеть бедную Анну, охваченную паникой при одной мысли о потери любимого, (ведь он единственное что осталосъ у нее), но, вероятно, Вронский не любил слабых истеричных женщин. Полюбил он совсем другую женщину. Он восхищался Анной. А теперь? Выходит, ревность Анны была обоснованной, и она предвидела только один исход – охлаждение Вронского. Живя с любовником, имея его любовь как залог всей жизни, она понимала всю шаткость своего положения. Сегодня она любовница, презираемая всеми, но боготворимая своим мужчиной, а завтра? Нуль, приживалка… Тогда то решилась она уничтожить и себя и его. “Вы об этом пожалеете!” выкрикнула она Вронскому, зная, что убьет и его своим поступком. Толстой видел в этом только месть, и потому не любил Анны.
Интересно, спасло бы Анну человеческое участие и милосердие? Думаю, ее гордая натура не смогла бы довольствоваться сочувствием окружающих. Укротить гордыню, работать над собой, выстраивать отношения с любимым, дарить ему не только себя, но и помочь его талантам раскрыться, родить еще одного ребенка (мальчика!), раз он так просит детей … все могло бы быть иначе.
Алексей Каренин совершенно переродился, осознав себя человеком духовным, и даже полюбил маленькую Аннечку. Увы, он запутался в силках расставленных Лидией Ивановной, и как человек несведущий в православии, опять пал жертвой своей слепоты. Полная его беспомощность в общении с живыми людьми вызывает жалость и ощущение неловкости за него. Думается он сознавал это, искал поддержки, но в странных салонах. Досадно видеть умного человека настолько неадекватным. Как мог отец дозволить какому-то жулику, впавшему в “транс”, решить судьбу сына?
Больше всех жаль маленького Сережу. Это мой любимый герой романа.
Достоевский определил главную мысль романа следующим образом: В «Анне Карениной» проведен взгляд на виновность и преступность человеческую. Взяты люди в ненормальных условиях. Зло существует прежде них. Захваченные в круговорот лжи, люди совершают преступление и гибнут неотразимо.”
….ни в каком устройстве общества не избегнете зла, что душа человеческая останется та же, что ненормальность и грех исходят из нее самой и что, наконец, законы духа человеческого столь еще неизвестны, столь неведомы науке, столь неопределены и столь таинственны, что нет и не может быть еще ни лекарей, ни даже судей окончательных, а есть Тот, который говорит: «Мне отмщение и аз воздам». Ему одному лишь известна вся тайна мира сего и окончательная судьба человека. Человек же пока не может браться решать ничего с гордостью своей непогрешности, не пришли еще времена и сроки….
A чтоб не погибнуть в отчаянии от непонимания путей и судеб своих, от убеждения в таинственной и роковой неизбежности зла, человеку именно указан исход. Он гениально намечен поэтом в гениальной сцене романа еще в предпоследней части его, в сцене смертельной болезни героини романа, когда преступники и враги вдруг преображаются в существа высшие, в братьев, всё простивших друг другу, в существа, которые сами, взаимным всепрощением, сняли с себя ложь, вину и преступность, и тем разом сами оправдали себя с полным сознанием, что получили право на то. Но потом, в конце романа, в мрачной и страшной картине падения человеческого духа, прослеженного шаг за шагом, в изображении того неотразимого состояния, когда зло, овладев существом человека, связывает каждое движение его, парализирует всякую силу сопротивления, всякую мысль, всякую охоту борьбы с мраком, падающим на душу и сознательно, излюбленно, со страстью отмщения принимаемым душой вместо света,— в этой картине — столько назидания для судьи человеческого, для держащего меру и вес, что, конечно, он воскликнет, в страхе и недоумении: «Нет, не всегда мне отмщение и не всегда аз воздам»,— и не поставит бесчеловечно в вину мрачно павшему преступнику того, что он пренебрег указанным вековечно светом исхода и уже сознательно отверг его”.
Прошу прощения за такое количество цитат, но их читать куда интереснее 🙂
ps
Не могу удержаться, чтобы не поделиться комментарием Набокова: “Все смешалось в доме Облонских”….
Слово дом (в доме, домочадцы, дома) повторяется восемь раз в шести предложениях. Этот тяжеловатый и торжественный повтор дом, дом, дом, звучащий как погребальный звон над обреченной семейной жизнью (одна из главных тем книги) – откровенный стилистический прием.
Огромное спасибо за прекрасный литературоведческий анализ! Интересные мысли, прекрасная подача!
Вы интересный собеседник, Ева, мы и думаем во многом одинаково, но и поспорить есть о чем…
Взялся перечитывать “Анну Каренину”. Дошёл до места, где Кити сошлась с княгиней Шталь и мадмуазель Варенькой. А что вы думаете про Вареньку? Насколько искренние у неё религиозность и человеколюбие? Или это просто бегство от себя, от своих проблем? Этакий псевдодуховный суррогат земного счастья? И нет ли в её доброделании желания привлечь внимание, получить славу от людей? Или я к ней придираюсь?
Почему-то мне не верится в её праведность. Какая-то она безжизненная, не вдохновляющая и в то же время уж очень заметная – нет такого, чтобы левая рука не знала, что делает правая.
Или же это у Толстого такой косой взгляд, а на самом деле девушка замечательная? А я тоже, со своей нетолерантной православностью не желаю признать живого христианского чувства у пиетистки?
Антон, она безжизненная, Варенька имею в виду, потому что перегоревшая. Мне она кажется однолюбом, и та несчастная любовь, когда ее любимый человек пошел на поводу у родителей и женился на другой – выжгла в ней все. То, что осталось – не может гореть по-настоящему, это тление пепла. И вся эта благотворительность, все эти заботы о ближнем – все это попытки найти смысл и цель существования там, где должен был быть настоящий смысл и цель, в семье.
Вот мадам Шталь – она типичная истероидная чувствительная дама, которая живет внешним и хочет казаться не тем, кто есть на самом деле. Классика психологии 🙂 С Варенькой, как мне кажется, дело обстоит иначе. Она была бы прекрасной женой и матерью, прожила бы обычную жизнь русской замужней дворянки. А поскольку обстоятельства сложились так, как сложились – получилась такая вот безжизненная кукла. Кстати, этот образ очень действует на определенный тип мужчин, эдаких художественно одаренных тонких натур, которые тут же устремляются спасать эти выгоревшие личности, считая, что их страстная художественная душа вновь разожжет пламя угасшей страстности. И всегда зря – потому что они научились сублимироваться и получают от этого свою долю удовольствия.
Вера Вареньки потому и кажется странной, искусственной, потому что она – от сублимации, а не от потребности души в Боге и исполнении Его заповедей, от любви к Нему.
Я не претендую на правоту, Антон, мне просто так кажется – вот и поделилась с Вами.
Вы знаете, у меня то же самое впечатление, что и у Вас – и о Вареньке, и о мадам Шталь. Просто не смог его так выразить.