Близится Сочельник, и хочется немного отвлечься от каждодневных мыслей и забот и подумать о вечности.
Вы когда-нибудь задумывались о том, что сотворение мира, рождение и воскресение Бога – происходили ночью, во тьме? А Казнь и Погребение – при свете дня?
Но в момент Смерти – тьма снова объяла землю… Я только недавно задумалась, почему же так… Ничего осмысленного пока в голову не пришло. Может быть, действия Бога в мире – таинственны и непостижимы для человека, деяния же человека над Богом – и чудовищные, и милосердные по сути – освещены солнцем, потому что в них нет ничего непостижимого, они понятны и в своем зле, и в своем добре? Не знаю, еще не додумалась…
Но факт остается фактом: в самые темные ночи года, в самые глухие часы самой темной ночи года, да еще и во тьме пещеры – в мир пришел Бог. Трудно представить себе более “бедное” и невпечатляющее рождение: не в огне вулкана, не в ослепительном полыхании молний, не в соединении мощных стихий, не в морской волне на рассвете и не в цветущем поле на закате родилось божество, как извечно представляли люди. Во тьме среди тьмы, под землей, в холодную зимнюю ночь, окруженный бессловесными тварями да двумя людьми: Матерью и приемным отцом, в мир явился Спаситель.
Голодные и озябшие, измученные многодневной дорогой и бесчисленными выслушанными отказами в крове, Мария и Иосиф нашли приют в пещере, куда пастухи ночами загоняли скот, чтобы тот не померз. Удивительно смирение двух людей: молодая девушка, чувствующая приближение первых родов, и пожилой человек, который должен найти хоть какую-то крышу для Матери и появляющегося вскоре Ребенка. Вы же знаете или помните, что такое первые роды: страх, крики про “подать мне лучших акушерок и бригаду врачей”… Мария – удивительно, поразительно доверяет Богу даже в вопросе, где Она принимает непосредственное участие. Неужели же Бог, который мог с Креста попросить у Отца легионы ангелов, не смог бы за секунду воздвигнуть для Богоматери великолепый светлый дворец и согнать тот же легион повивальных бабок? Мог бы… Но не стал – потому что… потому что для чего-то нужно было рождение в самую темную пору года, в самые глухие часы ночи, под землей, среди скота… И Богоматерь и здесь говорит: “Да будет по слову Твоему”.
И тьму прорезает свет Вифлеемской звезды, и пастухи, и волхвы, и ангелы являются в место, указанное звездным светом, чтобы встретить первыми Бога, пришедшего в мир на муки.
Это поразительный парадокс, один из многих в христианстве: мы радуемся и празднуем явление Бога, пришедшего в мир, чтобы умереть и воскреснуть. Мы празднуем мучение Бога. Не знаю, правильно ли то, что я сейчас скажу, но подумайте сами. Сколько людей, который возвратились из клинической смерти, в первую очередь описывают мучение пребывания в теле после того, как ожили? Все! Первые дни в теле люди пребывают в депрессии, потому что виденный ими вне тела мир – иной, более яркий, более живой. И они чувствовали себя вне тела – легче, ярче, радостнее. Не помню, где я прочла воспоминани иерея, который тонул в детстве, довольно долго был мертвым, а затем – проезжавший врач спас его, сделав искусственное дыхание и массаж сердца. Возвращение в тело принесло мальчику страдание: через десятки лет в своих воспоминаниях он писал, что мир воспринимался им как сквозь пыльную грязную тряпку, а тело казалось неудобным кожаным мешком, дебелым и неповоротливым… кожаные ризы, сотворенные, чтобы уберечь человека от искаженного грехом мира…
Но мы рождаемся и живем в теле, мы не знаем, каково это – без него. А Бог рождается в телесности – извечно быв Богом. Каково Ему было – умалять себя ТАК? Каково приходить в мир, где едва ли наберется пара десятков человек, с которыми можно говорить, а они будут слушать и после долгих объяснений – ПОНИМАТЬ? Каково жить и каждое мгновение – знать, что впереди ожидает не слава и восторг толпы, царствование и тихая смерть в преклонном возрасте (что еще там мы считаем за высшее проявление счастья на земле?), а короткая жизнь странника, позорная, мучительная, незаслуженная казнь, схождение в ад – и только потом – воскресение.
Но тем не менее – мы празднуем Рождение Бога, потому что это действительно праздник для нас. Потому что с Его приходом во тьме нашей жизни, страшной, черной тьме – все изменяется. Изменяется тьма блокады нашего мира от Божественного света, человек перестает быть отрезанным от Неба одиночкой.
Хочу немного отвлечься: если поговорить с настоящими историками религий, почитать серьезные книги по сравнительному религиеведению, то можно натолкнуться на мысли ученых о том, что история веры человека в сверхъестественное – это не история прогресса “от тотемизма к единобожию”, а история регресса “от единобожия к тотемизму”. Абсолютно все древние религии мира хранят в себе самые древние пласты знания о том, что Бог – един, что Творец мира – един, что Творец – был, но мир узурпировал другими богами, а Творец – где-то очень далеко, покоится или мучается в заключении. Мир был действительно узурпирован теми, кто был “богами языков, суть бесами”, и в Библии упоминается о том, что посланные Богом ангелами несколько дней добирались до людей, сражаясь с царями Персии или Египта. Ясное дело, что цари эти были не людьми, какая у ангела с человеком борьба? Чтобы остановить или задержать посланного Богом ангела – нужна сила не Ашурбанипала или Навуходоносора, не человеческая сила.
Человек находился в блокаде, и те крупицы добра, которые можно было встречать в языческих верованиях – были поистине крупицами, тонкими лучиками света, проникающими через километровые толщи туч. Только Сам Бог мог являться в этот мир беспрепятственно, чтобы люди видели Славу Божию над ковчегом Завета или неопалимую купину, тихое веяние или столп света, но чтобы разрушить блокаду изнутри, чтобы выломать неломаемые замки ада, куда шли все, без исключения умершие, нужна была не божественная сила молний и громов, не буйство стихий, не обрушение небесных вод – Богу нужно было стать слабым, хрупким человеком… младенцем… во тьме пещеры, в самую темную ночь года.
Богу нужно было пройти человеческое детство, быть маленьким и зависимым от родителей, учиться говорить, ходить, играть, читать и писать, работать с деревом… Пройти человеческую юность – и войти в зрелость, чтобы быть распятым и воскреснуть, Богу нужно было учиться умирать и воскресать, Богу нужно было пройти через непостижимый доселе опыт бытия человеком. И мы – радуемся этому, потому что добровольные муки Бога – это наша надежда на вечную жизнь вне блокады, вне пребывания в нечеловеческом месте, созданном не для человека.
Тьму нашей безнадежной страшной жизни – прорезает великий свет Вифлеемской звезды, зовущей нас туда, где нет мрака. Ведь жизнь в мире, блокированном от Бога – жизнь поистине чудовищная. Отдаленно представить ее можно поглядев на людей, которые живут без веры. Есть два типа неверия: неверие агрессивное и неверие безнадежДное. Агрессивный невер закрывается от Бога всеми силами, ему НЕ НУЖНО, чтобы в мире был Бог, а если такого человека припереть к стенке аргументами (типичная ошибка неофитов), то вместо веры у него вызовешь только ненависть. Ненависть к тому, что Бог МОЖЕТ существовать в мире. Неверие безнадежДное – это неверие человека, которые хочет, но не может поверить в Бога. Это как человек с парализованными ядом змеи дыхательными мышцами, он хочет дышать, но у него не получается. Если в жизни этого человека происходят какие-то серьезные беды, то на него поистине страшно смотреть. Там, где христианин делит свою жизнь, а значит, и радости, и горести с Богом, такой невер остается совершенно один. Ему и хочется помощи, но он не знает, у КОГО ее просить, КАК просить, и боится поверить, что эта помощь придет. Страшны муки такого человека – и страшно смотреть на него.
От этой мучительной жизни блокированности от Царства Божия, особенно в посмертии – нас и освобождает Христос. Тьму нашей пещеры с каменным потолком, отделявшим нас от Бога – пронзает луч Рождества, чтобы потом хлынуть ясным, полным жизни Пасхальным светом, уничтожающим мрак. Мы снова празднуем великий и непостижимый парадокс нашей веры: парадокс Любви Бога к человеку, любви – которая до смерти.
С Рождеством вас, православные!
Почему-то на ум приходит Тютчев…
«День и ночь»
На мир таинственный духов,
Над этой бездной безымянной,
Покров наброшен златотканный
Высокой волею богов.
День — сей блистательный покров
День, земнородных оживленье,
Души болящей исцеленье,
Друг человеков и богов!
Но меркнет день — настала ночь;
Пришла — и с мира рокового
Ткань благодатную покрова
Сорвав, отбрасывает прочь…
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами –
Вот отчего нам ночь страшна!
Частенько задумываюсь над таким “обратным” подходом…
Ангел
По небу полуночи ангел летел
И тихую песню он пел;
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов;
О Боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была.
Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слёз;
И звук его песни в душе молодой
Остался — без слов, но живой.
И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна;
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.
М.Ю. Лермонтов