“Солнечный удар” Михалкова, или что можно снять на миллиард народных денег

Режиссер: Никита Михалков
В ролях: Мартиньш Калита, Виктория Соловьева, Анастасия Имамова, Сергей Серов, Ксения Попович, Андрей Попович, Александр Устюгов, Александр Обласов, Александр Борисов, Максим Битюков

История любви поручика и прекрасной незнакомки, обрушившейся на них как солнечный удар. Познакомившись на пароходе, герои сходят на берег в маленьком уездном городке Павлино, где проводят в гостинице одну единственную ночь вместе. Наутро женщина исчезает – её дома ждут супруг и дочка. А поручик спустя годы не может забыть потрясшее его любовное приключение…

Признаюсь вам честно: намеренно не читала ни одной рецензии, даже трейлера не видела, хотела смотреть непредвзято и предельно доброжелательно. Но от Михалкова я после “Утомленных солнцем” уж не жду ничего и твердо знаю, что у всякого гения есть свой предел, за которым он, подобно трагедии, деградирует в фарс. Михалкову нужно было найти в себе силы остановиться на пике и больше ничего не снимать, уйдя в историю мэтром. Уходить же не хочется – поэтому каждый его фильм лишний раз напоминает мне, как больно бывает смотреть на молодящуюся красавицу, не желающую смиряться со старением, и на талантливого человека, не желающего смиряться с тем, что муза улетела и осталось чистое ремесло, которое может принести деньги, но не может зажечь сердца…

Ладно, оставим причитания и поговорим осмысленно.

Итак, в анамнезе у нас есть бунинские “Окаянные дни” и “Солнечный удар”, по которым был снят трехчасовой фильм о том, какую страну потеряли “вот этими самыми руками”. От Бунина в фильме остались буквально мелкие косточки, даже не костяк, потому что Бунин был неузнаваем, от его совершенно неповторимой атмосферы и языка не осталось ничего, даже легкого дыхания (оно и неудивительно, на свете существует огромное количество неэкранизируемых книг и бунинские рассказы, запечатлевающие мгновения чувств, впечатление от чувств – стопроцентно принадлежат к этому числу). Вместо этого в любовной линии присутствовал Михалков, еще раз Михалков и повторимся для полноты – в третий раз Михалков. А еще – Кэмерон. Видите ли, я очень люблю его фильм “Титаник”, настолько люблю, что раз в пару лет пересматриваю, чтобы поскрести по сердцу любовной историей с драматическим финалом. И как назло я “Титаник” пересмотрела буквально две недели назад. И вот эти легкие газовые ткани на фоне работающих железяк кошмарных размеров, эти толщи воды, скрывающие лучших и достойнейших героев… Эти тонущие корабли как символы уходящего под воду времени века… все это я уже видела – причем в замечательном, тонком, незатасканном и незаштампованном исполнении действительно гениального режиссера.

А уж все эти кинематографические приемы, все эти методы воздействия на зрителя – все же это свежо у Михалкова, как позапрошлагодний снег; мне всегда казалось, что так уже снимать нельзя, так не снимают даже студенты-первокурсники, потому что все эти аллегории и символы затасканы за сто лет истории кинематографа как роба бурлака на Волге. Вот серость революционных будней, где серые офицеры некогда блестящей царской армии влачат в серой грязи последние дни, а потом серая, как свинец, вода, поглотит их молодые жизни, чтобы серые революционные товарищи ждали своей очереди помирать жуткой смертью, которая придет аккурат через десять лет. А вот противопоставление серости – развеселая яркая речка Волга, где белые офицеры в белых кителях гоняются за голубенькими шарфиками, символами всепобеждающей женственности. И между этими полюсами – история любви офицера и прекрасной незнакомки, приключившаяся внезапно и сильно, как солнечный удар.

Вот за ударом этим наблюдать было мучительно: набранные неизвестные актеры, одна из которых вообще непрофессиональная актриса, а второй – прибалт, озвученный ласковым и до безумия знакомым голосом, не выдали ни искриночки между собой, ни дымка. Их вспыхнувшей неземной страсти веришь примерно так же, как страстным отношениям двух кусков льда в холодильнике. Ну то есть один делал вид молочного телка, завидевшего вожделенную сиську; а вторая старательно бегала по палубе, тряся локонами и юбками, изображая музу, сражающую стрелами амура и усатого офицера, и малолетнего ребенка. Их эротическая сцена между собой – верх пошлости и непрофессионализма, прямо-таки квинтэссенция оных. Обрызганная из пульверизатора костлявая тетка, которой в 1907 году не соблазнился бы и латентный педераст (вы гляньте, гляньте открыточки того времени, в том числе и эротические, чтобы узнать, какой тип женской красоты считался привлекательным) и типа распятый на койке вяловатый бледный офицер, оба трясущие нательными крестами и в позе наездницы овладевающие искусством немыслимого разврата (личико у тетки кривлялось тоже умопомрачительно, как и звенели ее сережки). Далее следует целомудренное закрытие кудрями как занавесом и механически функционирующие поршни и шестеренки как метафора фрикций, а уж финальная эякуляция в виде капелек из рукомойника добила меня окончательно… Твою ж мать! Оскароносный режиссер, солнечный удар страсти, импрессионизм чувственности…

Офигевшая от сцены до состояния полной прострации, я как-то нескоро пришла в себя – чтобы обращать пристальное внимание на метания по уездному городу с галлюцинированиями и диалоги с мальчиком в шляпе, который затем и сделается палачом стукнутого страстью офицера. “Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется”, – говорит режиссер этой параллелью. Чеуш, уловили, запомнили.

Если честно, что было дальше интересовало меня в полглаза и полуха… Ну то есть я честно досмотрела кино до финальных титров, выслушала все монологи и диалоги, оценила актерские работы всех снимавшихся, уловила ключевую мысль, “какую страну просрали, господа офицеры”… Выследила типажи господ офицеров и товарищей пролетариев, увидела беснование революционной еврейки товарища Землячки… Все видела, все учла…

Но все это было мимо меня, понимаете? Все, что со мной можно было сделать, сделали Шмелев и Шаламов, Гинзбург и Васильев. Они меня сломали и выстроили заново: причем они делали это минимальным воздействием на мои органы чувств, они делали это словом, без аудио и видео рядов. Но я оказалась сломана и перепахана, я просто перестала быть собой после их книг. Михалков пытается делать со зрителем то же самое и у него есть весь арсенал средств: от неизмеряемых бюджетов до прямого действия на все органы чувств человека в кинотеатрах и на экранах ТВ, массово, глобально. Но разница воздействия колоссальна – именно потому, что книги говорят мне: иди и смотри сама, вот тебе рассказчик, он повествует, а ты – думай сама, делай выводы, чувствуй, становись свидетелем того, что видели авторы. Потому что это книги гениев, честных, неподкупных, искренних, кровоточащих душой… Михалков же как талантливый ремесленник толково расставляет акценты, меняет ритмику повествования, дозирует эмоциональность, работает с цветом, светом, звуком… Но он не дает думать самому, делать самому выводы, оценивать самому – он предлагает разжеванную, затасканную, несвежую кашу, которую нужно только глотать.

А я не хочу глотать, я хочу быть свободной от навязываемых мне идей, я хочу сама, своей головой понять, какую страну просрали господа офицеры, и какую роль играли они сами, а какую – их палачи. Я хочу быть соучастником процесса, а не добровольным поглотителем даваемого, я хочу свободы… а мне ее не дают…

Поэтому “мысль народная” данного фильма прошла совершенно мимо меня, потому что не я ее думала, а за меня. А я так не хочу и не буду.

Мысль любовная… С ней в фильме все настолько мрачно, что право слово, не стоит и повторяться, я истратила достаточно яда, чтобы еще раз разбрызгивать его на линию страстных безумных кратковременных отношений людей, не знавших имен друг друга (у Бунина). Доложу вам, меня терзают совсем уж неприличные мысли, когда я думаю о всех любовных сценах, наблюдаемых в современных михалковских фильмах… лучше бы дяденька поменьше такого снимал, потому что актеры – они пустые сосуды, их наполняет режиссер. А по ходу дела режиссер их наполняет регулярно до сведения скул одинаковыми образами… не хило у дяденьки внутри все запущено… Но повторюсь – меня любовная линия не затронула совершенно… В мужчине и женщине, которые по сути должны были быть сражены наповал страстью, ослепившей их настолько, что они наплевали на все приличия, на все нормы и правила, я не увидела и тени этих чувств. Вяло, серо и совершенно безобразно с точки зрения съемки эротических сцен.

Ребята, я заранее прошу прощения у всех тех, кому фильм понравился, кто плакал на сеансе и увидел те идеи, которые пытался донести Михалков. Я не знаю, что меня подвело: то ли то, что я слишком много книг читала и фотографий эпохи смотрела, чтобы ловить дьяволов в деталях и отвлекаться от великого и неповторимого, то ли то, что к личности Михалкова отношусь крайне неоднозначно и не могу избавиться от этого при просмотре фильма. Но я фильмом даже не разочарована: я не ждала ничего другого. Я разочарована тем, что этой страшной, больной темы, над которой я столько плакала, о которую в свое время ломалась и выкорчевывала из себя вбитые идеологией образы, коснулся человек, лишенный даже искры гениальности, но до краев наполненный чувством коньюнктуры и допущенный к безграничным бюджетам. Он взял эту тему и собрал из нее правильное, выверенное, рассчитанное и просчитанное кино, он сделал из живого и кровоточащего – средство воздействия и нажатия на нужные клавиши души… Вот этого я простить не могу… как-то так…

Не знаю, правильно ли я подбираю слова, чтобы выразить то, что чувствую… надеюсь, вы поймете.