Зимой очень много памятных дат, связанных с Мировой Войной… И у победителей, и у побежденных…
Последнее время мне на глаза часто попадаются книги воспоминаний людей, которые прошли войну, и который видели настоящие чудеса, явленные свыше. Не могу не поделиться некоторыми моментами из книг. Читая их, не могла отделаться от одной мысли: если каждый день, каждый час перед многими свидетелями являлись такие чудеса, почему все же были и есть люди, которые не в состоянии поверить даже тогда, когда являются доказательства бытия Божьего?
Ну да ладно, сегодняшний пост не об этом…
Просто приведу цитаты из книг.
Никола Хлебный
Рассказ писателя Николая Коняева.
“В храме – справа, на стене, образ Николая Чудотворца. Лик почти не различить – буровато-коричневой темнотой запеклись краски! – но глаза смотрели ясно, живот и очень добро… Едва вошел в церковь, сразу потянуло к этому образу. Что-то простое, надежное и необходимое было в нем, как в куске хлеба. “Так это и есть Никола Хлебный…” – пояснила мне монахиня. “Никола Хлебный? – удивился я. – Первый раз такое название иконы слышу”. – “И мы не слышали, пока икону не принесли…” – сказала матушка и выдвинула вделанный в киот ящичек для свечей. В ящичке лежали узкие полоски бумаги…
Первый раз я видел их… (Это были продовольственные карточки военных лет). Одна карточка была выдана на имя Елизаветы Ефимовны Хмелевой – ей полалгалось получать в ноябре 1941 года четыреста граммов хлеба в день. Вторая – на имя Марии Петровны Павловой, получавшей в ноябре 1941 года полную норму – 800 граммов.
Ноябрьскими карточками ни Елизавете Ефимовне, ни Марии Петровне не суждено было воспользоваться: 16 октября немецкие войска начали наступление по направлению Грузино – Будогощь – Тихвин и 8 ноября овладели городом, пытаясь сомкнуть второе кольцо блокады вокруг Ленинграда. Об этом я и сказал матушке. “Не знаю… – покачала головой монахиня в ответ на мои слова. – Женщины, которые образ этот церкви пожертвовали, рассказывали другую историю”. – “Какую же?” – “Немцы наступали, и в оккупацию женщины попали… А есть нечего. Карточки ведь эти немцы не отоваривали… В общем, хоть с голоду помирай”…
Поплакала Елизавета Ефимовна (это ей принадлежал образ), засунула свою хлебную карточку в свечной ящик, помолилась Николаю Чудотворцу и спать легла. А утром смотрит – на столе хлеб, в 400 граммов кусок… А тут как раз соседка заходит, Мария Петровна. “Это ты, Маша, хлеб принесла?” – спрашивает у нее Елизавета Ефимовна. “Нет, – говорит та, – откуда – сама без хлеба сижу…” Рассказала ей Елизавета Ефимовна о чуде, и Мария Петровна упросила и ее хлебную карточку опустить в свечной ящик…
“Вот так и прожили женщины оккупацию”, – завершила рассказ монахиня.
“Как уж это получилось – неведомо, а только каждое утро женщины по куску хлеба находили… Святитель Николай Хлебный их всю оккупацию кормил. Недолго, правда, оккупация была, всего месяц. Уже в декабре освободили наши войска Тихвин.
Монахиня перекрестилась, взяла “чудотворные” хлебные карточки из моих рук и бережно спрятала в свечной ящик.”
Вот еще одно блокадное свидетельство:
“В одну ночь я почувствовала – умираю. Рядом лежала моя дочка. Я верующая, встала на колени и говорю: “Господи! Пошли мне, чтобы я до утра дожила, чтобы ребенок не увидел меня мертвую”. Пошла на кухню и – откуда силы взялись – отодвинула его. И за столом нахожу бумажку из-под масла сливочного, валяются там еще три горошины и шелуха от картошки. Я бумагу сжевала, дожила до шести часов утра и пошла за хлебом”.
Кто-то хранил Ленинград
Интересное свидетельство о блокаде приводит доктор биологических наук Светлана Васильевна Магаева. Во время блокады она была аспиранткой Андрея Яковлевича Алымова, главного эпидемиолога ВМФ СССР. Он жил в первый год блокады в Ленинграде и к весне 1942 года ждал с тревогой известий об эпидемиях. Город лежал в руинах, водопровод, канализация были разрушены, город утопал в нечистотах, и каждый день могла начаться эпидемия среди истощенных голодом людей. Весь апрель известий об эпидемиях не поступило, май – тоже. Эта загадка очень долго занимала главного эпидемиолога, после войны к ее решению он подключил и Светлану Магаеву, поскольку она тоже пережила блокаду. Однажды, анализируя записи и так и не найдя научного объяснения, академик задумчиво произнес: “Должно быть, кто-то хранил Ленинград от эпидемий”…
Кстати, вот еще одна цитата – на этот раз разрушающая миф о том, что Гитлер был не против возрождения веры в СССР. Все было несколько иначе… Вот запись его речи от 11 апреля 1942 года.
“Мы должны избегать, чтобы одна церковь удовлетворяла нужды больших районов, и каждая деревня должна быть превращена в независимую секту, которая бы почитала Бога по-своему… Коротко говоря, наша политика на широких русских просторах должна заключаться в любых формах поощрения разъединения и раскола”…
Но вернемся к свидетельствам о чудесах войны.
Запись интервью с внуком участника событий.
“Мой дед по отцовской линии Порфирий был в блокадное время шофером и перевозил через Ладогу продукты питания и боеприпасы на автомобиле ЗИС-5, “полуторке”. С дедом служил шофер по имени Василий. Был он верующим, крестился и молился несмотря на насмешки и подколки со стороны однополчан. В его кабине было много икон и перед каждым заданием он много молился. Он просил в его кабине не курить и не ругаться, все ценили и уважали Василия, хотя не понимали его веры и посмеивались над ним.
Командир дивизии тоже очень любил Василия и всегда ставил его во главе колонны.
Однажды около десятка машин получили задание перевезти большое количество боеприпасов и провизии через опасный участок. Как всегда машина Василия стояла во главе колонны. Тронулись на рассвете, пересекли Ладогу и выехали на сушу. Время было весенне, дорога вся в грязи. Машины шли почти вплотную к друг другу. ВДруг Василий резко затормозил, выскочил из машины и стал креститься. Приказ же запрещал это делать – время в пути было строго рассчитано.
Шоферы подбежали к Василию и он рассказал, что перед его глазами вдруг возникла Женщина в очень необычном одеянии. Единственное, что Василий рассмотрел, – это светло-голубые одежды и покрывало с маленьким крестом на голове. Женщина вся светилась, лицо Ее сияло. Когда Василий выскочил из машины, Женщина подняла руки, обратив их ладонями к нему, потом стала отдаляться и Ее фигура скрылась в тумане. Все шоферы стали всматриваться, но ничего не увидели. Многие начали подшучивать над Васей, что он-дескать домолился, что ему чудиться стало.
Снова тронулись в путь, через полчаса все повторяется. Тут уже шоферы дали волю чувствам и набросились на Василия с руганью и сквернословием. Утихли, наконец, разошлись по машинам и тронулись в путь. Через час вдруг у всех машин встали моторы, заглохли все машины колонны. Все снова выскочили – и на этот раз уже все увидели эту дивную Женщину. Она парила над землей на облаке. Роста была высокого, по возрасту – около 30 лет, одета так, как раньше на Руси одевались женщины – в светло-голубые одежды и накидку на голове. Крестик на накидке был четырехконечный. Она была окружена сиянием, лицо светилось неземным светом. Почти все шоферы умилились сердцем и смотрели на Нее, Василий стал креститься, а Женщина подняла руки, словно приказывая остановиться. Так и не опуская рук, Она стала удаляться и исчезла в тумане. Никто не посмел двинуться с места, все смотрели вперед, на дорогу.
Вдруг вдали за холмом, по которому они ехали, все вдруг увидели немецкие танки, пересекавшие дорогу на большой скорости. Если бы видения не оттянули время передвижения, то всех бы ожидала верная смерть при пересечении холма – танки бы в упор расстреляли машины с боеприпасами. Мужчины долго стояли у машин, дивясь чуду Божию, а потом все поспешили просить прощения у Василия. Кто-то стал расспрашивать и о Женщине. После этого случая многие стали тайно креститься и молиться Богу. И о “везении” уже не говорили, поняв, Кто помогает верующим.”
“Причастие перед гибелью”
Историю рассказал автору товарищ отца, фронтовик. После ранения он лежал в полевом госпитале. Однажды ночью он не спал и увидел, как в палату зашла женщина с темным покрывалом на голове. В руках она держала чашу. Неизвестная подходила к спящим и те поднимались к ней навстречу. Она каждому давала ложечкой то, что было в чаше. Не подошла только к одному – рассказчику. Он даже обиделся, что обошли всех, кроме него. А потом он, сам не понимая, зачем, вышел из госпитала и пошел к соседнему лесочку. Послышался гул самолета и через минуту прямым попаданием госпиталь был полностью уничтожен. Все, кроме рассказчика, погибли. А ведь этот фронтовик не знал ничего о житии святой Варвары Великомученицы, что ей молятся, чтобы не умереть без святого причастия. По чьим-то молитвам явилась она и причастила обреченных на гибель…
“Невидимый для бомб монастырь”
Великая Отечественная война стала для Пюхтицкого монастыря в Эстонии страшным испытанием. Уже в августе 1941 года вся Эстония была оккупирована и три года фронт держался у речки Нарвы, всего в 30 километрах от Пюхтицы. Сохранились воспоминания монахинь.
В монастыре стояли немецкие части, вокруг создавались концентрационные лагеря, даже на монастырской скотном дворе держали около двухсот русских военопленных. Монахини как могли помогали замученным солдатам, передавали им хлеб, лекарства, одежду. Многих вывели через болота по тропкам в партизанские отряды или к линии фронта.
Матушка Ангелина рассказывала, что немцы устроили в монастыре свой штаб – и когда началось наступление наших войск, немцы предупредили монахинь, чтобы те уходили, потому что все будет взорвано. Некоторые ушли, однако, некоторые оставались в монастыре. Это были духовные чада отца Иоанна Кронштадтского, который благословил их не уезжать из монастыря, что бы ни случилось. Монахини не спали, все ночи молились, устроившись в подвалах возле храма. По ночам гудели взрывы, рвались бомбы, монахини думали, что увидят на рассвете груды камней, но монастырь, к их удивлению, оставался невредимым. Пострадала лишь колокольня на горке, но все здания и храмы оставались совершенно целыми.
По словам крестьян, которые жили вокруг монастыря, многие церкви были взорваны именно потому, что могли стать точкой ориентира при обстрелах. На возвышении стоял и Успенский собор Пюхтицкого монастыря. Авиация незадно бомбила монастырь, крестьяне своими глазами видели бомбы над ним – но монастырь стоял нерушимо.
Игуменья Ангелина однажды приехала по делам в Ленинград. Остановилась перекусить в столовой, вдруг к ней подсел военный летчик большого чина. Вежливо спросил, не является ли она монахиней Пюхтицкого монастыря, а узнав, что это так, рассказал, что был на войне командующим воздушным флотом. И что им было известно, что в монастыре находился штаб немецких войск. Целую неделю каждый день он посылал летчиков бомбить монастырь. Лучшие летчики летали на самолетах, полных боеприпасов, были сделаны точные карты и расчеты. Но ночью улетали – возвращались с донесениями, что все разбомблено, а днем снова оказывалось, что монастырь стоит. А уж когда наступали советские войска, бомбежка была яростной. Но все бомбы падали в болото.
Потом в Пюхтицкий монастырь приезжал один из летчиков, которые выполняли приказ разбомбить монастырь. Он рассказывал, что при ясной погоде звено подлетало к монастырю – и вдруг словно туманом все затягивало, ничего не было видно. Бомбили по расчетам, возвращались домой. И оказывалось, что бомбили мимо. Еще этот летчик рассказал, что во время одного из вылетов видел в облаках Женщину в голубом, которая простерла руки над собором и произнесла: “Не разоряй Мой Дом”. Этот летчик потом вошел в храм монастыря и упал на колени перед храмовой иконой. Он потом говорил, что видел именно эту Женщину, которая изображена на иконе.
Другой летчик, который пришел после этих бомбардировок к вере, рассказывал, что при совершенно ясной погоде не могли они найти монастыря, причем он стоял на горе, поэтому увидеть его труда не составляло. Полетают летчики, ничего не видно, улетят в другое место, вроде там монастырь. Отбомбятся – вдруг монастырь в другом месте, оказывается, стоит. А если бомбили по приборам, то бомбы то не взрывались, то их в другое место отбрасывало.
Потом, уже через много лет после войны, в монастырь приехал и немецкий летчик. Они тоже получали от командования разбомбить Пюхтицкий монастырь, уже когда там стояли наши войска. Летчик тоже рассказывал, что ничего не могли сделать – как только бомбы сбрасывались, их словно уносила какая-то сила далеко в сторону. А ведь монастырь был ДЕРЕВЯННЫЙ, одной искры было достаточно, чтобы превратить большинство его строений в пепел!
Потом, когда вокруг велись саперные работы, военные были поражены, сколько бомб упало неразорвавшимися в окрестные болота и вокруг монастыря.
(продолжение следует).