Ах, как славно жить в расчерченном на черные и белые клеточки мире, где для каждого события или человека есть мнение, заботливо вложенное в голову готовым к употреблению: только достань и примени. Как безмятежно и легко жить, как уверенно чувствуешь себя, зная, что есть только два цвета, две противоположности, два полюса…
Иногда человеку случается прожить в этом мире всю жизнь и почить в твердой уверенности, что он именно таков, как виделся: черно-белый, с заготовленными оценками всему и вся. Эти люди живут в счастливой уверенности, что все знают и все оценивают именно так, как положено, как надо. Любимые слова, слышимые от них чаще всего – “это же всем известно”, “разве вы не понимаете, что…”, “само собой разумеется и тут не поспоришь”…
Что побуждает начать откалывать монохромность окрашенности мира, по кусочку, по сантиметрику, иногда – без ущерба для себя, иногда – срывая и раскровянивая ногти и пальцы? Какое событие становится толчком для того, чтобы сначала появилась мысль о том, что черное и белое – не есть единственная форма бытия, а потом эта мысль толкнула бы к действию, к разгадыванию этой загадки, которая у каждого индивидуальная и к которой иногда вообще не случается подобраться за всю жизнь?
Странный этот путь – странный и страшненький. Страшненький своей безвозвратностью. Раз ступив на него, ты не можешь остановиться и вернуть все так, как было. Уже и жалеешь, и печалишься, что начал, но черно-белая краска уже не ложится на разбитую и расцвеченную новыми цветами поверхность. Накладываемые слои плывут, растворяются, и тебе уже не остается ничего, кроме расчистки новых и новых клеток, иногда давая себе роздых, иногда – стремительно бросаясь на новые клетки с жадностью пионера-первооткрывателя и со страхом врача, решившего привить себе чуму. Что будет тогда, когда болезнь возьмет над тобой верх? Останешься ты прежним – или изменишься бесповоротно? Кто эти персоны за масками давно знакомых тебе лиц? Что ждет тебя, когда маски будут сняты? Unmask! Unmask! – кричал кинговский Джек Торранс вслед за персонажами По. “И Красная Смерть воцарилась повсюду”…
Впервые черные и белые клеточки открыли мне тайну того, что они – не единственная реальность, когда мне было лет 25. Может, немного меньше. Тогда психоанализ открыл мне первую истину: я не одна в пределах собственной психики. Мое Я – лишь часть того, что я всегда считала собственной личностью, а там, в глубинах бессознательного живут множественные персонажи, которые тоже являются мною, которые проживают вместе со мной жизнь, влияя на нее и на моих близких, подсказывая мне, а иногда подбрасывая мелкие каверзы, чтобы я обратила на них внимание. Увлекшись знакомством с самой собой, я не заметила, как перешла черту, за которой уже не можешь жить в мире черного и белого, и шахматное поле собственной жизни начинает подмигивать зеленью бильярдного сукна или красно-черной каруселью рулетки. И осторожненько поддев отставшую черную краску, ты вдруг ослепляешься всполохом яростного багрового или спокойствием густо-синего. И то, что казалось тебе безнадежно однотонным и печальным, подкрепленным тщательно упакованными чужими мнениями, усвоенными как свои, внезапно открывает тебе простую правду: в многомерном пространстве жизни чернобелая плоскость – лишь видимость, фантик, за которым скрывается конфета, а в конфете – начинка, а в начинке может быть орешек, а может – песчинка или выскочивший из чьего-то кольца бриллиантик. А может ничего не быть… “Жизнь, Форрест, как коробка шоколадных конфет, – говорила мальчику с больными ногами его мудрая мама. – Никогда не знаешь, с какой начинкой тебе достанется”.
И вот почти десять лет я все чищу и чищу чернобелые клеточки от краски, пытаясь догадаться, какая ждет меня там, под слоями, прокрашенными с тщательностью школьных учителей или слегка набрызганных мимолетными знакомыми.
Что видится после того, как краска снята? Разное… Чаще всего печальное, иногда – больное, иногда – рвущее сердце на части. Мир однозначно перестает быть стабильным и незыблемым, почва под ногами то и дело норовит ускользнуть, кажущееся кочкой может оказаться пучком травы над трясиной, куда затягивает по горло, и без опоры, без чего-то незыблемого, нет пути. Для меня это вера. В мире, где оказываешься после того, как понимаешь, что стоял на хрупком льду, разрушаемом одним движением, необходима твердая опора, которая не даст потерять ориентир, не даст раствориться и растечься лужей ртути, катящейся туда, где больше наклон. Истина православного христианства и стала для меня необходимой осью, вокруг которой вращается зыбь мира, в котором я сама захотела оказаться. По своей воле.
Что же открылось там, под слоями краски? Многое, о чем хочется рассказать, но пока не знаю, как вербализовать прочувствованное и продуманное. Поэтому буду подходить ко всему постепенно, осторожно, шаг за шагом…