Посмотрев “Иди и смотри”, главный фильм Элема Климова, я не могла не посмотреть “Восхождение”, снятое его супругой, Ларисой Шепитько.
Фильм я смотрела впервые – и снова очень плохо могу вербализовать увиденное. Это не просто шок, это распад на атомы, после которого нужно просто собирать себя заново.
Фильм снят по повести Василя Быкова “Сотников”, это история партизана, ставшего предателем. Быков в своей повести хотел понять природу предательства – и прототип его героя, не выдержавший пыток и предавший свой отряд, выведенный в повести под фамилией Рыбак, впоследствие искупил вину кровью, воевал в штрафбате, дошел до Берлина и стал героем Советского Союза.
Лариса Шепитько в своем фильме хотела посмотреть на эту историю иначе. И она сняла иной фильм, который можно назвать евангельским осмыслением военных событий.
Сюжет прост: два партизана идут на задание, добыть пищу для отряда. Попадают в плен. Один – становится предателем, второй – выдерживает до конца. Вместе с ними казнят тех, кто, как считают немцы, помогал им. Вот и все, собственно. Но Боже мой, Боже, если бы это все было так просто!
Это Борис Плотников, сыгравший Сотникова. Вам уже понятно, кто перед вами?
Это Валерий Гостюхин. Тоже понятно?
А это – Анатолий Солоницын. Следователь полиции.
А это вам что напоминает?
Все не так, все совсем не так, как в повести Быкова. Но я скажу больше… Фамилия Сотников. Фамилия Рыбак. Несомый на плечах ягненок. Быков не предполагал этих смыслов – но они там были, были задолго до того, как фильм стала экранизировать Шепитько. Все сошлось – и в результате возник даже не фильм. Это эпос, это бомба, которая бьет вас в глаза и уши – не давая оставаться таким, каким вы были до того, как сели его смотреть.
Лариса Шепитько как будто чувствовала, что это ее последний фильм, как будто договорилась с высшими силами, что берет отсрочку у смерти. Она снимала в нечеловеческих условиях: помимо того, что это была суровая муромская зима, Лариса была беременна и больна гепатитом. Ее поставили перед выбором: ее жизнь или жизнь ребенка. Она была готова умереть, но не убить своего сына. И полностью осознавая, что стоит на краю гибели, она решила не бросать съемки, окончить их. Ее привозили на съемочную площадку на носилках – и увозили в больницу после конца рабочего дня. Она делила с актерами и рабочими все тяготы холода и многочасовых репетиций и съемок. Она поддерживала, настраивала и объясняла, как надо. Потому что стоя на краю смерти – она смогла увидеть свой фильм с позиции подготовки к вечности.
Она отбирала для самых маленьких ролей актеров, как будто это были главные герои – а уж главных героев искала по всей стране. В роли Сотникова могли сниматься Николай Губенко и Андрей Мягков. Оба они не прошли проб. Высоцкий мечтал о роли Рыбака, он как раз снимался в роли арапа Петра Великого и бегал на кастинги – и напрасно. Бориса Плотникова нашли в провинциальном ТЮЗе и он ездил на пробы 9 раз. Как оказалось, он-то прошел сразу, но Лариса подбирала актеров под него. Владимир Гостюхин нашелся в Беларуси, он был профессиональным актером, но ему не давали ролей и он подрабатывал рабочим сцены. Шепитько было все равно – она разглядела в нем своего героя. Сложнее всего было с ролью следователя Портнова. Анатолий Солоницын весьма скептически отнесся к персонажу, приняв его за проходного героя, обычного подлеца. Шепитько несколько часов говорила с ним, добиваясь, чтобы актер поняла, КОГО именно ему придется сыграть. И он схватился за этот шанс – сыграть антипода Сотникова, воплощение зла в его вечной борьбе с добром.
Людмила Полякова, сыгравшая Демчиху, уже была довольно известной актрисой, а Виктория Гольдентул, девочка Бася, была найдена в одной из московских школ.
Когда все актеры поняли, в каком фильме они снимаются, они решили работать в полную силу. Скажу больше – даже жители муромской деревни, люди из массовки, восприняли все на полном серьезе. Первые кадры фильма, когда среди снежной целины поднимаются черные фигуры людей, – снимались почти сутки. На морозе отказывала техника, пленка все время выбраковывалась. И люди – сидели в снегу, как режиссер ни просила их пойти погреться. Шепитько через пару недель снимала проход партизанского отряда по лесу. Ей нужно было снять руки людей, которые едят зерно. И она заметила, что руки всех, даже детей, все покрыты черными точками. Оказалось, это обморожение. Она испугалась, спросила, почему никто, даже дети, не пошли погреться. На что ей ответили, что они хотели испытать то, что испытывали их отцы и матери во то время. И уж если массовка прониклась – то что говорить об актерах. Плотников получил обморожение рук, ног и лица, снимаясь в снегу на жутком морозе. В конце фильма актер весил 52 килограмма и они с Гостюхиным падали в обмороки от истощения. Гостюхину нужно было нарисовать синяк, полученный от гитлеровцев. Синяк в конце смены смыли – а он не смывается. Актер так вошел в роль, что у него действительно случилось кровоизлияние вокруг глаза и еще неделю его не нужно было гримировать. Людмила Полякова во время сцены казни вдруг вспомнила, что ее мать была в эвакуации ходила через Оку именно в том месте, которое видно с места съемок, и однажды чуть не замерзла насмерть. Ее губы шепчут: “Этого не может быть” (Шепитько оставила этот дубль в фильме) – именно потому, что ее пронзило воспоминание именно тогда, когда веревка была вокруг шеи.
Виктория Гольдентул вспоминала, что скамейка под ногами была очень скользкая, и она правда боялась, что сейчас поскользнется и окажется повешенной. Страх в ее глазах – совсем не сыгранный.
Эпизод казни – центральный в фильме. Жители Мурома сбежались поглазеть на киногруппу, а это очень плохо: отвлекает актеров, мешает звуку. Тогда Лариса Шепитько вышла к людям и просто рассказала, о чем фильм. И тогда вся толпа молча разошлась – без единого звука.
Что могу сказать о том, что обычно называю актерской игрой, хотя в данном случае это будет все, что угодно, но не игра. Плотников сыграл человека, восходящего на Голгофу и преображающегося, побеждающего смерть. В начале фильма – это обычный солдат, просто интеллигентный военный, больной, где-то жалкий, где-то дающий слабину. Но в момент, когда его вводят в кабинет следователя, когда начинается эта вечная борьба добра со злом – все меняется. И в конце концов мы видим человека, который не просто взошел на свою Голгофу, а победил, победил смерть. Эта его последняя улыбка и ощутимо разводимые в последнюю секунду руки, словно на кресте… Ее невозможно забыть.
Антагонистом Сотникова был не Рыбак. Антагонистом был Портнов. Анатолий Солоницын меня потряс. Во-первых, он ведь играл Андрея Рублева у Тарковского. Но
И
Понимаете, когда Портнова показали в первый раз, у меня упало сердце. Я поняла, что все виденные фильмы ужасов со скачущими привидениями – рядом не стоят со взглядом в глаза палача. Вот где – ужас, вот где – ад. Солоницын вжился в эту роль настолько, что у него, кажется, изменилось строение черепа. Это было что-то ужасающее – следить за изменением его лица, мимики. Уж не знаю, что сделала с ним Шепитько, что он пропускал через себя, чтобы так сыграть, но от него буквально не получалось отрывать глаза. И что-то человеческое иногда там мелькало. Изредка, на секунду. Чтобы потом быть смытым совершенно адской тьмой.
Рыбак… А вот Рыбак – он предатель, но не злодей. Он обычный человек, такой, как мы с вами. Он хороший и добрый, даже способный на мужество – ведь вернулся он за Сотниковым. Пощадил старосту, которого едва не застрелил Сотников (потом старосту казнят вместе со всеми, потому что он оказался связным партизан). Но будучи помещенным в определенные обстоятельства – он не выдерживает страха. Даже не пыток, а страха пыток. Был бы он в бою, с отрядом – он бы был героем. Но когда он остается один на один – он ломается. Его не получается осуждать – его можно только сильно жалеть, потому что если посмотреть в зеркало и задать себе вопрос, отвечать на который надо с полной честностью: а ты сам как? Выдержал бы? То честный ответ будет: “Не знаю!” Вполне возможно, что нет.
Путь предателя, полный муки и страха, показан Гостюхиным с полной и беспощадной откровенностью. Рыбак не подлец, он способен на стыд, способен на раскаяние… Последняя сцена – у туалета, кстати, приснилась Гостюхину накануне конца съемок. Лариса Шепитько не знала, как заканчивать фильм – и тогда актер подошел к ней и сказал, что увидел ночью сон. Режиссер прислушалась и отсняла эту сцену, ставшую действительно финалом, страшным концом истории, когда кающийся предатель смотрит на ту же картину, на которую смотрели казненные – видит реку, храм, деревенские домики… Но если эта же картина помогла казнимым, вдохнула в них мужество, то предателя она обличает… И неизвестно, что у него впереди – потому что мы действительно видим душу на распутье: то ли пойдет и удавится в сортире на ремне, то ли станет палачом, еще страшнее, чем нацисты, то ли сопьется, то ли уйдет в отряд, чтобы искупить предательство кровью. Неизвестно, что победит – потому что душа этого человека еще не мертва.
Что могу сказать в конце, ребята. Да, этот фильм взял Золотого Медведя, до этого ни один советский фильм этой награды от немцев не получал. Да, его тоже пробил белорусский бывший партизан и член ЦК Машеров – на первом просмотре он расплакался и плакал не стыдясь слез до последнего кадра. И ему было все равно, что, как потом будут ворчать в Госкино, “Шепитько тянет на экраны Иисусика”. Он сам партизанил – и сам говорил, что им иногда помогала “неведомая сила”, потому что на их стороне была правда. Поэтому – он сделал все, чтобы фильм вышел на экраны и попал на международный фестиваль в Западном Берлине, чья премия уже гарантировала фильму прокат.
Но все это не важно. Премии, призы. Просто это один из самых потрясающих фильмов, снятых в мире. И сыгравшая девочку Басю Виктория Гольдентул, которая сейчас живет в Штатах и работает учительницей, регулярно показывает его своим ученикам из самых разных стран. И она говорит – что не важно, американец, мексиканец, русский или эфиоп. Фильм поражает всех, кто его смотрит – а это доказывает только то, что его язык универсален, как язык Библии.
Ну что еще сказать… Операторская работа гениальна. Оператор Владимир Чухнов погибнет потом вместе с Ларисой Шепитько в автокатастрофе на съемках следующего фильма “Прощание с Матерой”. Некоторые снятые им кадры – до сих пор преследуют меня. Темный склеп, ночь перед казнью. Вталкивается худая еврейская девочка с котелком воды, повисшем на изломанной белой кисти… Слеза, катящаяся вдоль морщинки женщины с обмороженным лицом. Вьюга, почти не дающая разглядеть далекий оскверненный храм…
И все это – под музыку великого Шнитке, которая в конце терзает сердце не меньше видимого.
Все, у меня заканчиваются слова, ребята. Могу только сказать, что я не плакала, я просто сильно прикусила палец и не заметила этого. Говорю не для красного словца, а просто чтобы объяснить, что с вами сделает кино, если вы решитесь его посмотреть.