Пост вдохновлен разговором с товарищем, с которым упомянула цитату Татьяны Черниговской о том, что большинство населения планеты живут и умирают так и не приходя в сознание. Решила написать общим постом, чтобы пояснить, о чем речь. (Сережа, спасибо за вдохновение)
Вообще-то это открытие Черниговской не принадлежит, об этом феномене много писал Юнг и психологи его поколения. Но тогда это было простым наблюдением узкого спеца, работающего с достаточно ограниченным кругом лиц, европейцами. Теперь, с размытием границ между странами и развитием СМИ – о феномене можно говорить как о глобальном.
Что имеется в виду. Душевные болезни, когда происходит расстройство мышления обратимого (как при неврозе) или необратимого характера (как при шизофрении или врожденных органических поражениях мозга) – мы не учитываем. Поговорим об интеллектуально полноценных личностях – которые работают, способны себя нормально обслуживать, коммуницировать с друг другом, не имеют ярко выраженных перверсий или иных нарушений психики. Грубо говоря – мы рассмотрим обычного среднестатистического человека.
Вот смотрите: до появления радио как средства действительно массовой информации, люди жили в совершенно упорядоченном информационном потоке, который передавался со скоростью почтовых дилижансов. Новости узнавались (особенно в Сев. Америке, куда надо было еще доплыть) или в России (где от края до края страны требовались месяцы пути) с огромным опозданием, да и интересовались ими слабовато, только те, у кого имелось на это время. Основная масса населения страны была занята сельскохозяйственным трудом, предполагавшим большой, но узконаправленный массив знаний, передаваемых от отца к сыну, и очень малое количество свободного времени. Когда российская интеллигенция называла крестьян дремучими и малограмотными, она все же сильно недопонимала, о чем говорит. Дремучесть для них означала полное неумение читать или малограмотность. Но если посмотреть на вещи под иным углом, то мы можем выяснить, что обычный крестьянин имел обширные системные познания, но они касались аграрного цикла, погоды, примитивной медицины, ветеринарии и тому подобных вещей, без которых просто невозможно быть крестьянином. Если под дремучестью подразумевается незнакомство с работами Платона или Декарта, ну или вера в приметы – то это определение весьма туманно и расплывчато: Платон ни коим образом не поможет растить хлеб или принимать роды у коровы. А примета, касающаяся красного заката, предвещающего дождь, – уже весьма пользительный вид знания для того, кому предстоит зимой кормить скотину заготовленным сеном.
Кроме того, мы, обитатели 21 века, с позиции своего опыта знаем, что образованность и гибкость ума – вещи часто несоотносимые между собой. Наши бабушки и прабабушки, имевшие за плечами пару-тройку классов начальной школы и пишущие неоформленными почерками с тучей ошибок, поражали нас трезвостью суждений и тем, что их поди еще обмани какому-нибудь заезжему купцу. Обмануть бабку – это практически невыполнимая миссия. В этом-то и секрет: что грамотность и начитанность совершенно не подразумевают острого интеллекта и способности делать выводы на основании имеющегося опыта.
С другой стороны, мы имеем миллион примеров того, как вроде бы образованные советские люди бывали обмануты всякими МММ-конторами, начинали верить в совершенно дикие вещи вроде НЛО или заряженной Чумаком воды. Я знаю профессора психологии, увязшей в секте анастасийцев – со всеми вытекающими последствиями с беганьем голяком по полям и зарядкой энергией от родового гнезда. Причем докторская степень там старого образца, не купленная в нулевых.
До распространения СМИ и укорочения пути доставки новостей, люди жили в реальности, где нужно было занимать себя – и они это прекрасно делали. Крестьяне получали опыт через рассказы старших и наглядные примеры; горожане имели доступ к образованию и книгам – и тоже получали некий опыт выстраивания мышления. Идея обмана и манипуляции масс людей – не могла прийти в голову даже самым изощренным правителям. Слово, честное слово – имело вес, и нарушивший его – становился не просто нерукопожатным, он становился изгоем, которому более никто не поверит. У людей, грубо говоря, была длинная память и способность помнить, что подлец остается подлецом.
Середина 20-го века, принесшая распространение первого рода СМИ – радио – привела к тому, что в чью-то светлую голову пришла идея манипуляции большим количеством людей. Немаловажную лепту в эту идею привнесла психология, оформившаяся в науку и принесшая первые плоды в виде знаний о психологии индивида и массы. С этого и началось: дедушка Геббельс, знакомый с трудами Юнга и Адлера, очень даже хорошо развил эти идеи – превратив немцев из самой культурной нации в чудовищ, осознавших, что натворили, только после победы 1945 года. До этого – коллективное бессознательное народа было обрушено в язычество, которое смело тонкий слой христианской культуры и ввергло людей в хтоническую бездну, где перемешаны понятия добра и зла, а значит – все можно. Вообще все – даже сумочки из кожи еврейских детей, даже массовые убийства невинных людей, даже мировая война.
Родная коммунистическая партия тоже не отставала от союзника Адольфа Алоизыча (все же полезно помнить историю и расцеловывания в десна двух самых страшных преступников 20 века, виновных в гибели миллионов, которые рассорились лишь накануне начала Великой Отечественной, а до этого – чудесно “друживших странами” и деливших Восточную Европу по-братски, без обид). То, что творилось с нашими предками, приветствовавшими процессы “врагов народа” и прославлявших гибель своих же соотечественников как мудрую политику родного правительства, – можно назвать тем же массовым психозом. С тем же ввержением в хтоническую бездну “если Бога нет, значит я сам – бог, значит, все можно”.
С тех пор – знания о психологии человека весьма продвинулись, а СМИ перестали воздействовать исключительно аудиально. Телевидение привело искусство манипулирования массовым сознанием на новую высоту. Оно воздействует не только на главные органы чувств, зрение и слух, но и на подсознание, используя наработки психологов о воздействии на человека через эмоциональную сферу и бессознательное. Кроме того, информационный поток, окружающий человека, настолько интенсивен, что у него буквально нет возможности посидеть в тишине и подумать. И уж куда тут думать, если ТВ даже сосредоточиться на показываемом не дает: на десять минут фильма или шоу – приходится до 15 минут рекламы, когда ты забываешь, что смотрел. Это рассредоточение воспитывает общую неспособность сконцентрироваться – и вуаля, существование человека сводится к тому, что ему почти все время приходится иметь дело с кратковременной памятью.
А вот тут мы и приходим к жизни в сознании. Жизнь в сознании – это способ существования, когда человек способен понять, откуда к нему пришла та или иная мысль. Где он вообще ее взял – и как она соотносится с тем, что он знал раньше. Насколько она соответствует даже не объективной картине мира (где она, та объективность), а целостности и непротиворечивости имеющихся у него данных.
Вот, скажем, мой личный пример. Приведу способ рассуждений, который не дает мне стать поклонницей Сталина и его соратников.
Итак: впервые я услышала идею о том, что Сталин был прекрасным менеджером и вообще его оклеветали, а он был гением и большим патриотом России, от Гоблина, Дмитрия Пучкова. Это лично мой первый опыт столкновения с этим посылом, потом я его еще много раз встречала у других людей. Гоблин приводил статистику и факты, что, дескать, врагов народа была в сотни раз меньше, чем рассказывалось в 90-е годы, что те, кого казнили, действительно этого заслуживали, а малое число действительно невиноватых щепок, пошедших в расход, – это жертвы ошибок следствия. При этом – помимо привода всех этих “правдивых и вновь открывшихся фактов”, на меня вели воздействие по двум фронтам: мне рассказывали, что СССР был окружен кольцом врагов – именно они мечтали свалить оплот свободы, и параллельно воздействовали на эмоциональную сферу и чувство справедливости, проводя аргументы о том, что при Сталине было бы невозможно появление олигархов и воров у власти (ведь Сталин помер в старом костюме и ему негде было взять новое белье, чтобы положить в гроб). В принципе – обработка происходила весьма качественная и выстроенная логично и вроде бы неопровержимо.
НО
Получив весьма удивившие меня сведения, я начала рассуждать. Во-первых, я достаточно зрелый человек, для того, чтобы помнить, что масштабное разоблачение Сталина случалось два раза. Один раз – при Хрущеве, этого я не помню лично, но об этом было сказано в учебниках по истории. Во-вторых, а вот это я точно помню, – статьи в перестроечных газетах с фотографиями из архивов, где приводились цифры: количество репрессированных, арестованных, расстрелянных, попавших в лагеря и погибших там; публиковались дела заключенных. Не некие голословные утверждения журналистов вроде Роя Медведева, а фотографии из архивов, которые нельзя было подделать, потому что тогда с фотошопом были большие проблемы. Это нынешние сопляки, не помнящие мир без компьютеров, могут откушать любой дезы, потому что компы и фотошоп уже существовали, когда они родились, поэтому они не понимают, как это – мир без персоналок. Моя дочка была страшно удивлена, узнав, что я помню мир без компов, ФБ и цветного ТВ. Я в ее глазах – некий анахронизм и ровесница динозавров. Но я отчетливо помню эти публикации и понимаю, что подделать их с тем уровнем развития технологий было невозможно.
Далее – о репрессиях писали не только журналисты. О массовых и жестоких репрессиях писали (или пострадали от них) люди, которых я безмерно уважаю и считаю цветом нации: от Шаламова до Лихачева, от Плисецкой до Жженова, от архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) до Павла Флоренского. Эти люди для меня являются несомненно более авторитетными, чем Пучков (Гоблин) или остальные воспеватели светлого имени Сталина.
Далее – я задаю себе вопрос, а зачем? Зачем требуется ревизионизм? Какую он ставит цель? Что нужно тем, кто начал продвигать его в массы? И почему вытащили на поверхность имя Сталина, а не Ленина, который точно так же убивал буржуев и грабил награбленное, был таким же безжалостным палачом, как и все его наследники и соратники.
Ответить на этот вопрос я пока не готова – как говорится, не хватает вводных. Однако, если я способна проследить, откуда в моей голове может возникнуть тяга к прославлению “эффективного менеджера”, то меня уже на этой мякине просто не проведешь. Людей же с “клиповым мышлением” и скудными ресурсами долговременной памяти, которые просто разучились помнить и последовательно думать, отслеживая, откуда к ним приходит та или иная мысль или идея, можно заставить менять мнение сто пятьдесят раз на дню. Пример – все та же многострадальная Украина и ее героиня Надежда Савченко. Ну-ка, ребята, посчитаем, за какой промежуток времени молившиеся на “нашу Надю” обитатели Шумерланда перекочевали в лагерь “распни ее, распни”? То-то и оно, не нужно думать, что это случилось “с ними”… Нет, все происходит в масштабе, и если это сработало на украинцах, то сработает и на русских: вопрос только во времени и количестве денег, вкладываемых в проект. Если найдутся те, кто не пожалеет времени и ресурсов – обольщаться не стоит. Сработает, аж бегом сработает.
Именно потому, что большинство людей любой страны живет не приходя в сознание. Зададутся целью сделать то же самое с греками, канадцами, сербами, арабами? Не вопрос – сделают. Вопрос времени и кое-каких нюансов обработки. Иммунных будет немного: и подключенные к телеантенне в это число входить не будут. Сопротивляться сумеет только тот, кто окажется способным дозировать информацию, сопоставлять, обдумывать факты и найдет в себе решимость знакомиться со всеми точками зрения, даже оппозиционными, вражескими. Чтобы суметь определить: значит так, вот тут мной манипулируют таким образом, вот тут – другим, вот тут – третьим. Но я помню иное – и получила я свою информацию из таких и таких источников. Эти источники являются для меня авторитетными? Являются ли свидетели теми людьми, которые имеют шансы солгать гораздо меньше тех, кто сейчас пытается меня убедить в совершенно противоположном? Грубо говоря, кому я поверю: Гоблину или Лихачеву? Ответив на этот вопрос, я задам своему сознанию направление для исследования и выбора точки зрения.
Да, подобная жизнь не может быть названа легкой. Но с другой стороны – никто не обещал, что будет легко. Еще до Христа Екклезиаст предупреждал человека, что во многих знаниях – многие скорби, но нигде в Книге нет призыва уходить от несения этой скорби. Снова скажу, что думаю обо всем лично я (не призывая разделять свою точку зрения). Пусть лучше мне будет хреново, но сделать подарок тем, кто хочет превратить меня в послушное быдло ради своих игрищ во власть и бабки, – увольте. Я не борец, не призываю на баррикады и не пойду туда сама. Все, что в моих силах, – не дать себя одурачить и превратить в часть толпы, которая когда-то в воскресенье кричала “Осанна”, а в четверг – “Распни Его”. Потому что люди из этой толпы своими глазами видели одно, а потом – поверили фарисеям и выкрикивали совсем другое. Нет, я не хочу быть с ними… Уж лучше стоять у Креста с малым числом скорбящих, чем чувствовать себя частью чего-то огромного, прекрасного и правого… Вот только “кровь Его на них и на их детях”…
Ирина, я тоже над этим много думал и приходил к похожим выводам. Да, если человек вырос в традиционном обществе и крепко впитал его ценности, прогрессивным манипуляторам с ним сладить трудно.Он если и будет воевать, то скорее на стороне старого режима.
В то же время, я бы не стал идеализировать это общество. Вспомните, как резко охладела любовь крестьян к царю незадолго до революции, как проницаемы они стали для революционной пропаганды. А ведь тогда и радио не было, одни газеты да прокламации. И как много крестьян грабили барские усадьбы, вопреки традиционному осуждению воровства.
И секты среди крестьян тоже вербовали членов, причём некоторые секты были еще пострашнее анастасийцев.
Антон, а я уже давно ничего не идеализирую. Царство идеального – не тут, не в этом мире. Поэтому тут мы довольствуемся тенями и искажениями.