Художник Геннадий Добров, гений нашего времени

Сначала придется признаваться в стыдном. О Геннадии Доброве я узнавала в два этапа.

Когда-то давным-давно в какой-то длинной статье о современных художниках я увидела рисунок карандашом, который воздействовал на меня подобно пощечине – жестко, внезапно и совершенно выбивая почву из-под ног. Вот он:

Я не запомнила имени автора, но не сумела забыть сам рисунок.

Потом, много лет спустя, меня по-настоящему потрясла картина “Прощальный взгляд”. Я о ней даже написала, настолько была впечатлена увиденным на экране монитора.

А около недели назад мне написала комментарий к посту об этой картине вдова художника Людмила. Мы разговорились – и она прислала ссылку на фильм о супруге. И вот тут-то, в процессе просмотра, у меня и взорвался в голове атомный заряд: автор карандашного рисунка, настолько потрясшего меня в свое время, и автор картины “Прощальный взгляд” – это один и тот же человек!

После такого – я уже бросилась искать в сетке все возможные работы и могу сказать только одно. Еще месяц назад я писала, что современное искусство для меня закончилось на Моне, потому что при всем знакомстве с концепциями и теориями, ну не могу я признать “Черный квадрат” или современные инсталляции настоящим искусством. Соцреализм как-то никогда не находил в душе отклика, а уж нынешние модные “мэтры и киломэтры” вызывают только ощущение неловкости. Как ЭТО может вообще кому-то казаться имеющим отношение не просто к искусству, а к обычному мастерству, способности анатомически правильно изобразить тело человека или грамотно выстроить перспективу в пейзаже.

И вдруг – Геннадий Добров. Не просто потрясающий художник, которого ни с кем не спутаешь, увидев его работы, а человек, владеющий техникой, которому не нужно искажать пропорции, чтобы передать настроение или глубокомысленно заявлять “а я так вижу”.

Это фотография Геннадия и Людмилы. Удивительные лица, удивительные глаза, передающие напряженную внутреннюю жизнь души.

Если вы захотите подробно прочитать о биографии художника, я дам в конце статьи ссылку на сайт, где можно и узнать о нем, и посмотреть его работы. Я же коротко расскажу, что Геннадий Михайлович Гладунов родился в семье художников, первые уроки мастерства ему давал отец, затем – была художественная школа и Суриковка. На первом курсе института Геннадий посещал кружок Матвея Алексеевича Доброва, талантливого офортиста с французским образованием. Матвей Алексеевич оказал огромное нравственное влияние на юношу, поэтому через 13 лет после его смерти, в память об учителе, художник, с разрешения родственников М. А. Доброва, взял его фамилию.

Проблемы у Геннадия начались в последний год в Суриковке.

Вот одна из дипломных работ молодого художника. Знаете, чем она не подошла? Отсутствием идеологической окрашенности в стиле соцреализма! Вместо застывшего в восхищении юного художника, забывшего о мольберте, нужно было рисовать портовые краны, советских рабочих и мощь социалистической родины. Остальные эскизы – вроде старушки на почте, тоже оказались неуместными и не отвечающими требованиям времени. Сначала Геннадий изменил рисунки, но затем понял, что не сумеет обманывать себя. Диплома ему не дали. С этого и начались его скитания по стране – работа ради прописки в милиции, в Склифе, затем санитаром психиатрической бригады. Вдали от кормушек Союза художников, от обслуживания режима в стиле “взвейтесь и развейтесь” – Геннадий увидел не просто жизнь, а самые ее тяжелые и трагические бездны.

Его душа всегда была отзывчива на страдания – но столкнувшись с ними лицом к лицу, он больше не мог оставаться в стороне, рисуя сталеваров и комбайнеров под красными флагами. Так появился цикл “Автографы войны”, начатый на Валааме (вы ведь помните, что именно на Валаам советская власть выкидывала “некрасивых” ветеранов, портящих улицы своим неподобающим видом без рук и ног, слепотой или ожогами).

Рисунки сделаны карандашом, потому что портреты маслом – это долго, во-первых, и крайне немилосердно для больных людей, во-вторых (из-за запаха). Геннадий работал с тяжело больными увечными людьми – и старался не усложнять и без того печальную их жизнь. “Автографы войны” создавались не только на Валааме – художник побывал в почти 20 интернатах и домах инвалидов. И знаете, что было дальше? Коллеги высоко оценили его работы, но… как только художник заикнулся о персональной выставке, то получил ответ, что серия рисунков выставляет напоказ уродство и извращенно наслаждается им. И вот это, друзья мои, надо было пережить…

Вот, скажем, цитата: Востоков Е. И., генерал, искусствовед, заслуженный деятель искусств РСФСР:

«…Художник Добров специально нагнетает страсти. Вызвать слёзы у зрителя очень легко.
В его работах всё правильно, реалистично. Но там нет высокого искусства…».

И это цитата: Дмитрий Лихачёв, академик.

«Ищут нетронутые уголки Земли жалостливые живописцы… Не ведая сострадания, оберегая собственные чувства, они обходят стороной трагедии и страдания людей.
Исключений немного, скажем, творческий подвиг художника Геннадия Доброва…»

Скажем так, академик Лихачев был в меньшинстве.

А потом был написан “Прощальный взгляд” – и понеслось. Картина вызывала бурные дискуссии, существует мнение, что Горбачев начал антиалкогольную кампанию именно потому, что посетил выставку, где увидел эту картину. Картину специально приезжали смотреть из далеких городов страны, о ней писали, спорили. Разумеется, я подозреваю, что коллеги по цеху простить такого не сумели.

Перестройка вроде бы принесла первые настоящие успехи, “Автографы войны” выкупил музей на Поклонной горе, у художника начались персональные выставки. Но Геннадий чувствовал, что не может жить жизнью успешного художника, баловня богемы. И он едет в Афганистан.

И там рисует тех, кого мы считали врагами. Но горе – не имеет национальности. Боль и кровь – не имеют расовой принадлежности. Он понял, что афганцы – просто иные. Непонятные нам, неиспорченные тем, что мы считаем цивилизацией. За серию Афганских рисунков «Молитва о мире» (около 100 работ) художнику было присвоено звание «Заслуженный деятель искусств РФ».

В 1997 году художник создает “Галерею умерших мучеников”. Портреты нищих и бомжей. Тут уже кривились все – художник снова не угодил людям в их представлении о том, какой должна быть живопись. И знаете, что он делает вместо того, чтобы иллюстрировать книги или писать потрЭты хозяев этой жизни? Делает цикл рисунков душевнобольных!

Последние годы жизни Геннадия – вполне предсказуемы. Он там – где горе, где кровь и страх. Там, куда не рискнул бы поехать ни один художник. Грозный. Цхинвал. Бывшие нацистские концлагеря.

А потом случилось самое страшное, что может случиться с художником. Геннадий потерял зрение. Операция немного помогла оттянуть неизбежное, но затем глаза уже не смогли служить ему. Последние годы художника были богаты на признание и награды – ему присвоили звание Народного художника, он был избран почетным членом Академии художеств. Но я уверена, что все эти звания он бы отдал за способность видеть и писать.

Последнее радостное событие в январе 2011 года, которого художник очень ждал, – избрание его членом-корреспондентом Академии художеств (вместо почётного членства) – не смогло улучшить самочувствия. В конце января Геннадий попадает в 1 Градскую больницу с частичным левосторонним инсультом. Паралич осложняется старыми хроническими заболеваниями. 15 марта художник умирает в реанимации.

До последнего рядом была супруга Людмила, которая всегда была для Геннадия и музой, и ангелом-хранителем, и секретарем, и психологом – да буквально всем. Обычно жены художников представляются публике эдакими томными музами-вдохновительницами, парящими в облаках и вышагивающими рядом с супругом на выставках в бархатных туалетах. Людмила – это кто угодно, но не томная дама в бархате и чернобурках.

Наверное, о ее жизни очень многое скажет этот портрет, он называется “Минута отчаяния”:

А еще – вы себе представляете, что такое жить с гением? Который выбирает не придворную карьеру, а жизнь по совести художника. Это ведь тоже выбор – сознательный выбор женщины, которая идет со своим супругом до конца, помогая нести очень тяжелый и очень страшный крест.

Даже из нашего короткого общения с ней я вынесла ощущение разговора с человеком иного измерения. Если правильно вербализовать то, что у меня роится в голове как нечто туманно-неоформленное, то скажу так: и Людмила, с которой я удостоилась общаться лично, и наверняка Геннадий (ведь он всю жизнь любил эту женщину) – это люди-камертоны. Ты вот так живешь, всякой фигней занимаешься, какие-то мелкие неприятности переживаешь как грандиозные страдания, – и вдруг ЧЕЛОВЕК. Рядом с которым – даже проходя по касательной – ты видишь всю суетность и мартышечность собственных метаний и переживаний. Скажу больше – этот человек настолько прост и естественнен, настолько лишен всякого намека на игру или притворство, что и тебе хочется стряхнуть с себя все наносное, сбросить шелуху и найти себя настоящего, подлинного.

Понимаете, только человек с огромной душой и опытом настоящих страданий – смог бы писать так, как Геннадий. Если бы мне пришлось как-то охарактеризовывать его творчество одной фразой, я бы сказала, что этот художник умел видеть за любой самой страшной рожей – лик. За любым искаженным грехом уродством – образ Божий. Чтобы это уметь – нужно самому выкристаллизовать в себе этот образ, не терять себя, не служить греху.
Я ведь опять по своей дурацкой традиции совать нос в картины сидела долго и смотрела в монитор, пыталась понять, КАК это у Геннадия получается, да еще в карандашных рисунках. Какими штрихами – передать горящее в глазах страдание. Или детскую наивность. Или надежду там, где ее и быть не может.

Ну вы посмотрите на эту бедную чукотскую девочку с рисунка, приведенного выше. Ну как в ее внешности – можно увидеть прекрасное? А оно не просто там есть – его отчетливо видно! И это карандаш! Черно-белый рисунок! Вы посмотрите на ветеранов с детскими глазами и наивными попытками украсить себя, где ленточкой, где платочком, где начищенными орденами. Господи, ведь Геннадий это видел – и переносил на бумагу, чтобы это увидели и мы. Не оставаясь равнодушными скотами, сидящими в квартирах с набитыми едой холодильниками и сытыми пустыми сердцами. Любой рисунок – кричит, вопиет – посмотри, оглянись вокруг! Сколько вокруг горя, сколько вокруг страданий. Сколько же люди причиняют друг другу невыносимых мук!

Но как не правы те, кто обвиняет художника в упивании страданием. Как красота – в глазах смотрящего, так и уродство, в том числе и нравственное. Не упивается Геннадий страданиями, а проводит через катарсис, через очищение, когда с души падают все эти наши сытые наросты, и способный сострадать – вспоминает, что это такое.

Я мечтаю увидеть подлинники Геннадия Доброва, потому что если репродукции, да еще с монитора, производят такое громадное впечатление, что же говорить о живых картинах. По силе воздействия Добров подобен мастерам старой школы – Рембрандту, Гойе, Иванову. Я совершенно уверена, что он очень недооценен современным российским искусством, я была свято убеждена, что “Прощальный взгляд” – обязательно стоит в каком-нибудь из самых известных российских музеев, но увы… Третьяковка планировала выкупить картину – но так и не выкупила. Это огромное упущение – если в конце концов картина осядет в частной коллекции и навсегда будет скрыта от людских глаз.

Как и обещала, даю ссылку на сайт художника

http://gennady-dobrov.ru/

https://cloud.mail.ru/public/2BaG/tDDbXw32d

http://gennady-dobrov.ru/video/vip/14/filmy/nochnye_letopisi_khudozhnika_dobrova?fbclid=IwAR2Si4rxwT5qNzXyGED0jypAd7Mxnz2Xs_zOmP_632nAfH66BGKtO03gFig

А это очень хороший фильм о нем. Действительно хороший, снятый еще в той, старой, советской стилистике, с прекрасной музыкой.

Я буду рада, если вы разделите со мной эту радость – понимания непрерывности великого искусства, которое не окончилось на Моне!