Фима Собак, весьма образованная девушка, знавшая страшное слово “гомосексуализм”, считала, что где-то в мире имеется немыслимый разврат. Мой любимый курятник, в который я порой прихожу злой феей и оставляю какой-нибудь запредельно глумливый коммент, опять отличился – на этот раз в области описания неземной любви.
В качестве примера взяли фейковую историю букетов от Маяковского, якобы поставляемых “одним парижским магазином цветов” Татьяне Яковлевой.
Для начала – краткое содержание куриной идеальной истории, всколыхнувшей массы на насестах.
Итак, в Париже Маяковский влюбился в “воспитанную на Тютчеве и Пушкине” молодую аристократку, которая не могла ответить на его чувства из-за того, что не считала его талантом, не поняла стихов и была испугана напором его чувств. Тогда Маяковский отдал весь свой гонорар от гастролей в Париже “одному цветочному магазину”, и каждый день вплоть до 70-х годов 20 века Татьяне приносили букеты от Маяковского. Во время войны она даже спаслась от голода, приторговывая ими в военном Париже. Рассказчик, якобы, сам видел, выпивая чай в гостиной Яковлевой, как принесли роскошнейший букет “от Маяковского” уже в конце 70-х годов.
Далее – следуют комментарии из серии “вот это – то, что называется настоящая любовь”. “Вот раньше умели любить, сейчас так не любят” и так далее. Изобилие воздыхательниц снова сразило меня своей незамутненностью и я опять квакнула им про то, что надо бы разделять мифологию и реальность с Лиличкой и ее бульдожьей хваткой… Но то такэ, иногда мне просто интересно ходить в кованых сапогах по мечтам нимф за сорок.
Но главный тортик я у нимф не отняла – я не сказала им, что вообще вся эта история – сплошной фейк, ну за исключением самих отношений Маяковского и Яковлевой.
Почему это все ложь, объясняется просто, особенно если в анамнезе имеется какой-никакой филфак.
Молоденькие девушки из России в начале 20 века не упивались Пушкиным или Тютчевым. Они как раз обожали поэтов Серебряного века и имена Блока, Гумилева или Северянина для них значили гораздо больше, чем солнце русской поэзии. Маяковский был учеником и в некоторой степени последователем всех этих гигантов, а Пушкина, если вы помните, собирались и вовсе сбросить с парохода современности. Так что Маяковский явно не мог напугать “молоденькую аристократку” своими стихами, тогда любили эксперименты, смелые находки, решения – тем более, стихи Маяковского действительно были новым словом в поэзии, а не графоманскими опытами какого-нибудь прококаиненного бледного вьюноши с темными кудрями.
Потом – сам гонорар, которого хватило до 70-х годов двадцатого века. Ну тут у автора сего мифа – имеются явно какие-то странные представления о гонорарах поэтов, даже таких известных, как Маяковский. Ну ладно, цветы бы посылались раз в год на день рождения или на главные праздники… Так нет же, каждый день. Ну да, видимо, с Маяковским за пару дней гастролей расплатились небольшим нефтяным месторождением, если цветочки 40 лет посылались каждый день. Вы сами перемножьте стоимость “роскошного букета” на количество дней в году и на 40 лет… Как раз алмазная копь или нефтеносная жила и выйдет.
У него была такая своя элегантность, он был одет скорее на английский лад, все было очень добротное, он любил хорошие вещи. Хорошие ботинки, хорошо сшитый пиджак, у него был колоссальный вкус и большой шик. Он был красивый когда мы шли по улице, то все оборачивались. И он был чрезвычайно остроумный, обаятельный, излучал сексапил. Что еще нужно, чтобы завязался роман? Мы встречались каждый вечер, он заезжал за мной, и мы ехали в “Куполь”, в синема, к знакомым или на его выступления. На них бывали буквально все артисты Монпарнаса, не только русская публика. Он читал много, но громадный успех имели “Солнце” и “Облако в штанах”.
В моих глазах Маяковский был политическим поэтом по надобности, а по призванию – лирическим. Мы никогда не говорили о его убеждениях, это нам было совершенно не нужно. Он отлично понимал, что с моим туберкулезом я не выжила бы в Пензе и что в моем отъезде из России не было ничего политического.
Он уехал в Москву на несколько месяцев, и все это время я получала по воскресеньям цветы – он оставил деньги в оранжерее и пометил записки. Он знал, что я не люблю срезанные цветы, и это были корзины или кусты хризантем.
Это уже сами воспоминания Яковлевой, надиктованные Василию Катаняну – о том самом романе. Согласитесь, чуток отличается от мифа о цветах. Да и Яковлева была замужем – вряд ли муж, кстати, погибший во время войны в Сопротивлении, был бы рад “цветам от Маяковского”, присылаемым жене.
Но дело даже не во всей этой литературной мифологии и ее разоблачении. А в том, сколько женщин, взрослых женщин, млеют перед всеми этими “прекрасными историями”, где откуда-то издалека является прекрасный принц, да еще и поэт, вступает с героиней в возвышенные рыцарские отношения “без прикосновений”, а потом до самой смерти (и после нее) шлет ей приветы от себя в виде самого замечательного и эфемерного: цветов.
Дева и поэт, муза и поэт, дева и рыцарь… И никто больше ничего не желает знать: ни нравов эпохи декаданса, ни в каком действительно соре рождались прекрасные стихи Серебряного века, ни реальных жизненных коллизий всех участников мифологем. Нет, вот есть чудесный поэтический рассказ, и мы хором будем петь, какие на свете бывают прекрасные чувства.
А я вновь и вновь буду писать о том, что причина полной разбитости личной жизни всех курочек из моего любимого курятника в том, что они так и не научились быть ни женщинами, ни женами, ни матерями. Они так и остались холодными девочками-мальвинками, имеющими в образе себя нечто, напоминающее изображение шестикрылых серафимов на православных иконах: младенческая головка и шесть амурских крылышек. Внизу – ничего, ни тела, ни конечностей…
И если ангелочкам можно существовать и без тела: с головой и крылышками, то для человека такое – противоестественно, нас такими не создавали. Мы – люди, с телом и душой (и еще духом, если быть точной), у нас есть потребности и телесного, и душевного, и духовного порядка. Все беды этих женщин с разбитыми браками, с несостоявшимися браками, с их громоздким девичеством и таким тягостным одиночеством, которое они все как одна сублимируют в “создании прекрасного” (там действительно кучи поэтесс, художниц, каких-то фотографинь и швей, называющих себя дизайнерами) – происходят оттого, как мне кажется, что они так и не осознали, что люди – живут не только жизнью головы. Что все эти такие завлекательные для них прекрасные “истории любви”, заключающиеся в том, что есть далекий возлюбленный, влюбляющийся наповал от “тонкости, звонкости и утонченности”, не решающийся прикоснуться к женщине-хрупкому сосуду, но впечатленный настолько, что эта любовь оказывается пронесенной сквозь века, – так вот, все эти истории не подразумевают в себе никакой реальной жизни. Это даже не сказки, где герои в конце концов женятся и живут долго и счастливо.
Это некая абстракция, облачная фата-моргана, тающий дымок… И буде к ним подкатит обычный мужик с обычной потребностью создать семью – они, словно стадо трепетных ланей, свалят от него в свой туман и морок. Он же не сумеет потрясенно отойти, сраженный “утонченностью натуры и самостоятельно свалянной шапочкой из фетра”, а потом заплатить каким-нибудь цветочным лавкам, чтобы героине приносили букеты “гордых хризантем или скромных фиалок”, а потом – выслушивать декламирование стихов собственного сочинения с заламыванием рук и ахмадулинским подвыванием. Обычные мужики – они, скорее, про борщ, про крепкий тыл, про детишек и воскресные шашлыки с семьями друзей.
Не, есть и те, которые про завывание и заламывание рук, только там есть один нюанс, который всегда оказывается для курочек весьма неприятным дополнением к вдохновленному вниманию и восторгу. Потому что я ж курей наблюдаю в прогрессе, а не просто так. Когда курям надоедает вздыхать по “нечту и туманной дали”, выясняется, особенно по весне, что вообще-то неплохо было бы заиметь хорошего крепкого мужика без эректильных дисфункций. А у поэтов с трепетным внутренним миром, которыми воздушно-утонченные творческие дамы исступленно восхищаются, как раз с нижним ракурсом все очень тревожно и печально. Ну муза оттоптала. Или дедушка Фройд наколдовал – тут как вам будет самим угодно объяснить.
Кстати, поэтому их так и привлекает Владимир Владимирыч (не, не Путин, а Маяковский), который, согласно всяческим воспоминаниям, был красавец, атлет и весьма недурен в горизонтальных ракурсах.
Так что мне, как коллеге доктора Пиндершлосс, тут весьма интересно проводить параллели и выхватывать оговорочки и прочие кракозябры бессознательного.
Но вообще-то я тут глумлюсь и упражняюсь в остроумии, а на самом деле надо плакать. Потому что тетки на самом деле неплохие и незлобные – просто они действительно настолько запутались в своих иллюзиях и заморочках, что время идет – и жизнь вместе с ним. И все мимо. А могли бы навыходить замуж, нарожать детей и быть счастливыми немудреным бабским счастьем. Без воздыханий о букетах, все же не присылавшихся в течение сорока лет.