К Тарковскому я шла долго, от подростково-апломбового “вот ведь бред” до “что-то в этом есть” и “как я раньше могла этого не любить!” Хотя – если быть до конца откровенной, понимания особенно не прибавилось. Мои отношения с Тарковским сейчас можно обозначит: “Зачарованно смотрю, пересматриваю, нахожу все новые смыслы, но целостного понимания не хватает”. После очередного пересмотра я уныло плетусь к мистеру Адамсу, чтобы он мне расшифровал, объяснил и ткнул носом в очередной пропущенный смысл.
К “Сталкеру” я присматривалась долго, читала и перечитывала роман братьев Стругацких, потом пересматривала сам фильм. Потом подобралась к рецензиям, чтобы обнаружить, что советские критики писали какие-то мутные выспренные тексты. Вот цитата из знатока и видного критика творчества Тарковсткого Майи Туровской:
Мир «Сталкера» в своей обыденности, скудости, выморочности приведен к той степени единства и напряженности, когда он почти перестаёт быть «внешним» миром и предстает как пейзаж души после исповеди. Кажется даже, что комплекс постоянных тем и изобразительных мотивов, обуревавших режиссера долгие годы, реализованный им до конца, исчерпанный и отданный экрану, из «Сталкера» вычтен. За этот счет «Сталкер» выглядит гораздо целостнее, более сжато и едино, чем было «Зеркало». Но в чём-то он кажется и беднее прежних картин Тарковского. В нём не ощущается того трепета, той вибрации жизни, рвущейся наружу, той бытийственности, которая всегда составляла неоспоримую прелесть лент режиссера, их завораживающую оптическую силу.
Пардон, но если слово исповедь берется здесь в религиозном значении – тогда все сказанное просто не имеет смысла, потому что душа после исповеди не может быть охарактеризована как вымороченная или скудная. Если же госпожа Туровская имеет в виду исповедь в бытовом значении – вроде “сидели два товарища на кухне и болтали за жизнь”, то и тут не совсем ясно, почему после задушевного разговора душа должна быть скудной и напряженной.
Любительские отзывы, попадавшиеся мне, кружили вокруг “обалденный фильм, смотрю и пересматриваю”. Я и сама знаю, что обалденный, мне б кто помог расшифровать…
Роман “Пикник на обочине” расшифровать фильм не поможет, потому что от него остались буквально рожки да ножки, причем братья Стругацкие помогали Тарковскому работать над фильмом, переделав свой же роман до неузнаваемости. В романе (кстати, неловко признаться, но Стругацких я не люблю, добросовестно перечитав все их романы, легшие в основу снятых фильмов, я все равно не могу заставить себя относиться к Стругацким даже с симпатией. Их произведения мне не нравятся, интересные сами по себе идеи упакованы в такой скучный – опять-таки для меня – язык и такую давящую атмосферу, что читаю я Стругацких только принуждая себя, от первой до последней строчки) – так вот, в романе Сталкер был эдаким суперменом, водящим в Зону ради прибыли. Дочка его Мартышка была скорее получеловеком-полуневедомой зверушкой, жена – молодая и не такая отчаявшаяся, как в фильме. Да и сама Зона в романе была эдаким лабиринтом с ловушками, источником невнятного назначения предметов и всяческих искажений пространства-времени. Суть романа Стругацких – как чей-то мусор, оставшийся после пикника неведомых инопланетян на обочине галактических маршрутов по имени Земля, стал предметом сакрализации землян. Потому – что тайна всегда становится либо предметом сакрализации, либо делания денег. В романе – того и другого. Но в общем и целом роман Стругацких – это добротная советская фантастика с претензией на философичность. До высот Лема она, как думается мне, не поднялась, но и до банального космического вестерна не опустилась. Оригинальный жанр, ноу-хау советских фантастов.
У Тарковского от романа остается канва, да и то не вся. Вначале режиссер пробовал снять фильм, не отходя далеко от оригинального текста, но все это быстро закончилось. С 1977 по 78 годы фильм вроде бы был отснят, но пропало огромное количество отснятого материала, потом Тарковский перенес инфаркт, потом он остался недоволен снятым. И, наконец, с июня по декабрь 1978 года фильм, наконец, был переснят в том варианте, в котором мы его знаем.
Все, кто видел фильм, отзываются о нем на удивление одинаково (оставим в стороне тех, кто ограничивается скупым “Бред”) – он выворачивает наизнанку. Совершенно согласна, он выворачивает.
И вот с этого места в карьер начинается сплошной поток сознания, потому что я не знаю, что сейчас буду писать. Просто то, что придет в голову. Так что прошу не судить строго.
Итак, начало фильма отснято Тарковским не просто в черно-белой гамме, уж не знаю, что там за операторский эффект был применен, но картинка буквально еле видна, лучше всего видны оттенки черного; белого, как мне виделось, не было по определению. Дом, где живет с семьей Сталкер – это какой-то сарай, сотрясающийся от проходящих мимо поездов. На этой станции они даже не останавливаются. Как мне кажется, это символ пролетающей мимо жизни, жизни, которой нет дела до места, где не существует даже оттенков белого, где все плавает в черно-серой гамме и где все безнадежно, смертельно тоскливо.
Мы видим небритого утомленного мужчину, спящего в кровати с рано постаревшей женщиной, но между ними лежит ребенок, плод их брака (не повернется язык сказать “любви”), разделивший их ложе и их жизнь, отдаливший их друг от друга. Ребенок, на лице которого нет ни тени улыбки, странный замкнутый человечек, который не произносит за все время ни единого звука. Мы видим, какие отношения связывают этого мужчину с его женщиной. Я до сих пор ломаю голову, почему в сцене объяснения со Сталкером Фрейндлих играла истерику как оргазм. Подобного вида объяснения заменяют женщине супружескую жизнь? Или что? И это первая загадка, которую я не могу понять у Тарковского.
И вот в грязном кабаке собирается компания, которая должна идти в Зону. И вот тут первая загадка поведения Сталкера. Он все время вроде бы заискивающе относится к своим клиентам – Писателю и Физику (отголосок 60-х, физик и лирик собрались в Зону). Но при этом он довольно груб с женой и со скучающей красоткой, которая тоже собралась идти в Зону. С красоткой – так вообще повел себя не по-джентльменски. Почему? И я снова не знаю, как ответить на этот вопрос.
И вот, наконец, после едва ли не вестерновской погони и стрельбы начинается сама поездка в Зону – длинный путь, показанный от начала и до конца. Постукивание колес дрезины, ветер в кустах, какие-то апокалиптические промышленные пейзажи… И вдруг подмечаешь, что все начинает меняться, появляются оттенки – пусть цвет еще не появился, но исчез этот мутный морок города, ржавчина, которая, кажется, покрывает даже черно-белый мир вокруг. И вдруг – Зона. Взрыв цвета, смена времени года – все изменилось вокруг. Мир стал иным.
Изменилось пятно седины на волосах Сталкера (или это лишь недоработка гримеров, когда они каждый раз по-разному выкрашивали это пятно на голове актера?), изменились сами гости Зоны, изменился Сталкер. Он – дома. Они – гости, но гости званые, они не просто сами захотели прийти сюда, предполагается, что Зона их пропустит.
Зона пропускает только очень несчастных – и похоже, гости пройдут по этому критерию. Центральным персонажем фильма является не Сталкер и не Физик, это – Писатель. Именно писатель – это человек творчества. Физик оперирует с законами этого мира, творчество в его специальности – дело весьма второстепенное. Наука любит точность и не требует полета фантазии. Сталкер – лишь проводник. Он – человек, знающий законы Зоны, эдакий географ. Но географы не придумывают карты, они изучают местность и их составляют, оставляя фантазию тем, кто придумывает романы-путешествия. Более того, Сталкер небескорыстен. Приводя сюда людей, он не только пытается делать добро им. Он – делает добро для себя, приходя к Зоне как к родному дому, только там он чувствует себя хорошо. Парадоксально, его жена не против уйти туда, но он не уходит в Зону насовсем. Именно так – приходя сюда периодически, приводя сюда людей, Сталкер чувствует себя полноценным.
И лишь Писателя можно назвать по-настоящему человеком творческим. Он – творит своим словом миры и своим же словом их рушит, он – властитель дум своих читателей. Но одновременно – он самый несчастный из этой троицы. Он – самый подверженный рефлексии из всех пришедших в Зону в этот раз. Ничего из того, чем он владеет сейчас, не приносит ему счастья. Физик относится к Зоне чисто утилитарно, он принимает правила, по которым нужно там себя вести, но относится к ним с изрядной долей скепсиса (вспомним эпизод с рюкзаком, когда Физик остался жив исключительно волей Зоны). И идет-то в Зону физик с одной целью – эту зону уничтожить.
Писатель идет в Зону затем, чтобы найти вдохновение. Вновь стать полноценным творцом, способным создавать и рушить миры. И не только найти вдохновение – но и найти смысл жизни. Если такое место его не предоставит, то где ж его еще искать – примерно в этом ключе мыслит Лирик, идущий в самое необычное место на планете.
Наконец, Сталкер водит в Зону несчастных, чтобы они нашли свое счастье, ведь в Зоне есть место, исполняющее желания. Вот только лишь рядом с этим местом выясняется, что Зона выполняет не просто желания. А самые заветные желания – которые у нас могут быть неосознаваемыми. Вот упоминаемый в фильме Дикобраз пошел вымаливать у Зоны брата, а получил деньги, много денег. И повесился через пару дней – от безысходности. Сталкер водит в Зону людей, чтобы те получили если не исполнение желаний, то хотя бы веру. Веру в Зону, что там может быть нечто, отличающееся от повседневной жизни. Что там – есть чудо. Сталкеру эта вера нужна для того, чтобы он поверил в людей. Вот зачем он водит в Зону людей – ему тоже нужна вера. Но не в чудо Зоны, а в чудо человека. Что придет однажды человек, который загадает желание, которое сделает его счастливым. Что Зона может принести счастье. Именно поэтому Сталкер не дает Физику уничтожить Зону – уничтожив Зону, Физик уничтожил бы надежду Сталкера. Надежду поверить в людей.
(продолжение следует)