Публичность личного

Обычно на написания текстов меня сподвигают просмотры некой светской хроники или новостной ленты, но в данном случае все случилось наоборот.

Сначала я наткнулась на пост своей знакомой женщины, которая написала развернутое эссе о своей любви к мужу. Пара немолодая, в анамнезе достаточно серьезная сумма прожитых лет, подрощенные дети.

У меня не получилось дочитать этот пост до конца – потому что уже после первых строк я начала мучиться от ощущения, что меня насильственным образом пригласили в супружескую спальню и там стали показывать не просто белье, но и все то, что входит в состав “под исподним”, хотя в эссе не было ни намека на пошлость или секс. Это было милое и искреннее признание в любви – и тем тошнее было его читать.

Меня настолько захлестнула волна испанского стыда, что я почувствовала немедленное желание отрефлексировать случившееся – и решила поделиться с вами рассуждениями, так сказать, сверить чувствометры.

Итак, почему меня так коробит публичность подобных переживаний.

Несмотря на декларацию “мы живем в эпоху новой искренности”, я все же уверена в том, что счастье любит тишину. И не потому, что предполагается некий “черный завистливый глаз”, немедленно утянущий это счастье в некие глубины полной задницы. Нет, аргумент “вывсезавидуете” – всегда казался мне примитивным, хотя он и претендует на звание универсального (по нынешним-то временам усеченности объяснений всего и вся).

Дело не в зависти и не в непременном сглазе – дело в том, что область самых интимных человеческих чувств, претендующих на звание искренних и настоящих, никогда и не при каких обстоятельствах не нуждается в свидетелях. Есть двое – и есть то, что их соединяет, это их диалог, это их связка, это их жизнь, в которую не приглашают посторонних, как не принято приглашать посторонних в супружескую спальню.

Да, история знает исключения – но до сих пор эти исключения вызывают изумление и некоторую гадливость. Скажем, во времена Филиппа Красивого или королевы Маргариты Наваррской, вплоть до Людовиков (Ясных солнышек и Ко), при испанском дворе и кое-где еще королевские свадьбы сопровождались публичной случкой брачующихся. В лучшем случае жениха с невестой отделяла от важных свидетелей штора. В худшем коитус должен был происходить публично. Объяснялось все помимо простоты нравов тем, что придворные и народ должны были убедиться, что король в состоянии производить наследников, ну а королева, как бы это помягче выразиться, – оказалась оплодотворена супругом и являлась девственницей.

То, что за этими обрядами стоит очень и очень длинная человеческая история – говорит тот факт, как проходят цыганские свадьбы. Ромы вообще народ древний, сурово придерживающийся традиций, поэтому кое-какие интересные свадебные обычаи у них, как ни странно, очень даже перекликаются со средневековыми-ренессансными-и нововременнЫми подробностями европейских свадебных же обрядов (а свадебные и похоронные обряды – одни из самых малоизменяющихся в истории человечества). Так вот, чтобы не уходить далеко в сторону, вернусь к нашим придворным случкам за занавеской.

Уже тогда в воспоминаниях участников и свидетелей – процесс не представлял ничего интересного, воспринимался тягостно всеми сторонами, так сказать, шоу, и как только его смогли отменить без опасности навлечь на себя осуждение и народный гнев, – его отменили и оставили публичный поцелуй жениха и невесты после венчания.

Все остальное – табу, не дОлжное интересовать никого, кроме двоих.

Тяга к приватности, к сокрытию самого важного и значимого от общественных глаз – это обычная практика человечества, причем вне зависимости от страны, времени или уровня образованности.

Пресловутое “я хочу кричать на весь мир о любви к тебе” – до недавнего времени было признаком молодости и безоглядной влюбленности (а влюбленные все немного сумасшедшие). Как только речь заходит о любви, то есть глубоком чувстве, человеку перестает хотеться говорить об этом, это становится областью тайны, некой сакральности, сокрытости от посторонних глаз.

Если же влюбленное сумасшедшее пылание позади, а говорить публично о своих чувствах желание не уходит, то остается предположить компенсаторику. Любовь как таковая ушла, охладела, замылилась о быт – но чтобы скомпенсировать боль и горечь от осознания этого факта, нужно рассказать всем и каждому, что она есть, вот она какая, прекрасная и розовощекая, живее всех живых. Или один из супругов охладел – и второй решил, что пришла пора объявить “городу и миру” о том, что ненене, костер пылает, бензинчик вот подливается, глядите, люди добрые, все еще в силе и даже лучше.

Вот тогда и пишутся посты, публикуются “горячие фотосессии”, где пара объявляет всем подряд, что они эгегей какие клевые, у них эгегей как все зашибись, прямо всем на зависть.

Не знаю, как у вас, но у меня подобные фотки и признания вызывают действительно неловкость, словно, повторюсь, меня насильственным образом тянут в супружескую спальню, где, не спросившись моего мнения, начнут демонстрировать все достижения полового хозяйства.

Может быть, я устарела – но мне кажется, что ежели тебе сильно хочется объявить супругу/супруге о своих чувствах, так скажи ей об этом наедине. Да хоть лезгинку станцуй, встань на табуретку и прочитай венок сонетов Шекспира; осыпь признаниями и цветами, порази в горизонтальной плоскости так, шоб гай шумив (лес шумел – укр.)

Зачем тебе для этого все мы? Что ты хочешь, чтобы мы делали? Восхищались? Кричали: “Бог мой, какие чувства, какая яркость!”? Завидовали? Равнялись? Но в основе всего этого – чтобы подтвердили, что написанное или опубликованное на фотках – правда? Но если тебе нужно подтверждение, что это правда – значит, ты-то сам в этом не уверен? Значит, ты не знаешь, продолжаешь ты это чувствовать или нет… А это уже тревожный сигнал – и вместо того, чтобы заниматься публичностью, может, стоит подумать, что стоИт за этой неуверенностью?

Иного объяснения происходящему я просто не вижу.

Кстати, обычно за подобными фотосессиями у знаменитостей следует объявление о разводе или любовнице/любовнике у одного из участников. Так что будем посмотреть…