“Зимняя вишня”

Я очень давно хотела пересмотреть “Зимнюю вишню”, а тут еще прочитала, что, оказывается, вся эта история – не просто так история.

Вы все знаете вот этих персонажей:

Это Ольга Николаевна (актриса Елена Сафонова) и ее любовник Вадим Николаевич Дашков (Виталий Соломин). Подразумевалась еще некая жена, эдакая фигура умолчания, появившаяся в “Зимней вишне-2”; но поскольку для меня существует только один фильм, а все эти продолжения – это ни о чем, конъюнктурщина для заработка денег в перестроечные времена, жену продолжим считать фигурой умолчания. А между тем в реальной жизни она была совсем не молчаливой тенью.

Вот персонажи этого несчастного любовного треугольника: актриса Надежда Рябова, появившаяся в эпизоде у Рязанова в “Служебном романе”, ставшая прототипом Ольги Николаевны, Владимир Валуцкий, написавший своего Дашкова с себя, ну и фигура умолчания, та самая жена. Моя любимая актриса Алла Демидова.

Вот такая вот запутанная история со всеми известными.

Но речь сейчас не о реальных персонажах, а о моем впечатлении от фильма, пересмотренного взрослыми глазами.

В последний раз я его видела молодой девушкой, кажется, еще до замужества, и все увиденное совершенно не резало глаз. Ну любовь, ну променяла баба успешного, но нелюбимого, на обыкновенного, но любимого, “цэ ж кохання, такэ почуття”…

А тут – годочков мне немало, я постарше всех этих теток буду, мамкой опять-таки стала… Вот и увидела эту историю глазами взрослой женщины, да еще и обремененной знанием будущего.

Итак, на дворе стоит 1985 год, излет СССР, еще чуть-чуть – и понесется страна под откос, но пока вокруг стабилитет, и у нас в анамнезе имеются три подружки-неудачницы, одна – битая, вторая – сильная и независимая брошенка, а третья – в полюбовницах много лет ходит. И такая у нее любовь, такая любовь… Что в извечной русской бабской дилемме “мужик или ребенок” наша Олечка ничтоже сумняшеся как всегда выбирает мужика.

Знаете, какой для меня оказался самый душераздирающий эпизод? Не отъезд на жигулях от мерседеса и от нелюбимого богача к любимому простаку. А режущий ухо крик Олиного ребенка Антошки: “Мама, я не хочу на пятидневку!” Вот именно после этого крика я преисполнилась самого настоящего омерзения к героине Сафоновой.

Мать по ходу дела не врач скорой помощи, не рабочая неостановимых цехов типа кузнечного, не командировочная начальница, без которой не решится вопрос в провинции. Перед нами типичная невнятная советская служащая, работающая восьмичасовой рабочий день, не подрабатывающая ночами, чтобы содержать ребенка, не бьющаяся как рыба об лет в съемных квартирах, которые нужно оплачивать.

Отчего ж ребенок на пятидневке? Да потому что у мамы личная жизнь с женатым хахалем, под которого нужно подстраиваться, к которому нужно бегать по вечному зову, причем строго во время, когда он свободен, самой заботиться о противозачаточных, о вероятных абортах… Сама, все сама… Несчастливая “разведенка с прицепом”, которая еще не отчаялась устроить свою жизнь – и целит в любимого, которого планирует развести с женой, той самой фигурой умолчания, которую по большому счету не жалко – чего это ей достался такой мужик, другие счастья тоже хотят.

Да, несчастливая жизнь, тягостная, которую не спасает та самая любовь, потому что сцена в дачном домике, куда Вадим Николаевич приехал потрахаться и отдохнуть, а Ольга Николаевна – еще чуток продавить мужика на жениться, – она отвратительна. Отвратительна тем, что цена этой сцены – брошенный где-то на пятидневку маленький мальчик, оставшийся без мамы не в первый раз, и мама наверняка объясняет это тем, что вот сейчас она еще немного мальчика попредает – но это же делается для счастья самого мальчика, чтобы у него появился свой папа, новый законный муж Ольги Николаевны.

Впрочем, финал этой сцены Ольгу Николаевну все же задевает – и она решает устроить свою личную жизнь со свободным мужчиной, выйти из этого бега в колесе, когда женщина должна все, а ей – по сути ничего. Парад самцов выигрывает обаятельнейший Герберт в исполнении секс-символа всего СССР прибалта Ивара Калниньша, о котором мечтали почти все женщины возраста наших мам. И вот вроде бы хэппи-энд, красавец, который желает не просто заиметь любовницу в лице очаровательной загадочной женщины с печальными глазами, а жениться на ней, стать отцом Антошке, увезти героиню в самый что ни на есть рай – Прибалтику с перспективой выезда зарубеж. Мужик такого уровня в наши дни – это не меньше чем Форбс, но в Форбсе не содержится красавцев, а тут – такая приятная опция, мужик молодой и вполне себе сексапильный.

Ну и развязка, заставлявшая не одно поколение баб раскисать в слезах и соплях…. Догоняющий роскошный “мерин” жигуленок, выскакивающий оттуда внезапно осмелевший Дашков, вытаскивающий Ольгу с Антошкой из машины и пересаживающий в свой тарантас (типа тоже неплохой по советским временам) и увозящий… да к тому же самому и увозящий. К ненавистной пятидневке, распеванию в автобусе песни Пугачевой про айсберг, зато ЛЮБВИ. Украдкой и по расписанию, но любви же… “Все отдала за любовь!” – причитали бабы и завистливо вздыхали: “Не каждой такое выпадает!”

Да, действительно не каждой, а только тем, кто сумеет просрать все шансы и остаться у разбитого корыта, не переставая упрекать Боженьку (судьбу или карму, кто во что верит) в том, что не было послано за ним три лодки и одного вертолета.

Бывает такая категория женщин, которые вроде бы вытаскивают счастливые билеты у судьбы. Вот не везет ей, не везет – а тут ррраз, и сваливается на голову счастье. Как у той самой Оленьки – развелась, влезла в несчастливые отношения “краденое счастье”, а потом встретила хорошего мужика, согласного жениться, усыновить ребенка и увезти в прекрасное далеко. Вот, радуйся, заслужила, выстрадала ты свой хэппи-энд, сложился пасьянс твоей жизни. Но вы думаете, что Оленька была бы счастлива со своим Гербертом? Даже если бы не догнал ее жигуль с ее любовником, шиш был бы, а не счастье. Поломала бы Оля жизнь размеренного прибалта Герберта, поехала с ним куда-нибудь в Париж, назабавлялась бы там шоппингом, напокупала бы себе платьичек со шляпками, а потом сорвалась и укатила назад к своему любовнику, и не остановил бы ее крик сына “Мама, я не хочу!” Потому что такие, как Оленька, они – не про счастье, а про страдания. У них если не имеется в жизни страданий – жизнь не жизнь, а преснятина. Им нужны тайные встречи, опасность, краденые чувства и бесконечные эмоциональные качели.

Вот у Надежды Репиной с Валуцким именно так и было. Она ради него бросила мужа, с которым была со студенческих времен, а Валуцкий сказал: “Я завтра поговорю с женой”. И 14 лет не говорил. И Надежда Репина жила этим “Завтра” все 14 лет. Не было прибалта Герберта, едущего в Швейцарию, зато был итальянец, звавший замуж в Италию. Репина думала, соглашаться ей или нет, Валуцкий снова обещал развестись. Она отказала итальянцу – и Валуцкий отказался разводиться. Больше скажу: играть главную роль в “Вишне” должна была Репина, но сначала роль отдали Андрейченко, но та сорвала съемки, укатив из страны замуж за Максимилиана Шелла, и тогда роль отдали Сафоновой.

И именно тогда Репина рассталась с Валуцким, а потом сняла фильм “Мне не забыть, не простить” и написала книгу «Всё к лучшему. История любви, которая легла в основу фильма «Зимняя вишня». Кстати, Валуцкий тут же завел себе молоденькую актрису, которая родила от него ребенка, но так и не расстался с Демидовой.

Понимаете, это в 20 лет девушка еще может наивно думать о великой любви и транжирить жизнь на идиотские обещания. Прожитые годы, а особенно материнство, по идее должны учить одной мудрости: “Не слушай слова, смотри на дела”. Если тебе обещают развестись завтра, значит, жди до завтра. Если завтра этого не произошло, это не произойдет никогда – и тогда стоит задать себе вопрос: нужно ли выкладывать не только свою жизнь, но и жизнь своего ребенка на алтарь бесплодных ожиданий. Если женщина – думает не только о себе, но и о своем ребенке, она будет искать именно тот вариант, который сделает счастливыми обоих. Если же женщина – из серии “есть только я и мои чувства” – тут и начнется отыгрываться спектакль “кровавые страсти”, где мешающий этому театру ребенок будет спихнут хоть на пятидневку, хоть бабушкам-дедушкам, а у самой героини этого романа будет обязательно несчастная любовь со всеми вытекающими оттуда последствиями в виде ночных рыданий, депрессух, тайных абортов и прочих атрибутов женской биографии, которую почему-то в определенных дамских кругах принято считать яркой и насыщенной.

Итак, если бы наша Оленька осталась с Гербертом, события бы могли развернуться таким образом. Ольга уезжает с Гербертом в Швейцарию, ведет там размеренную жизнь домохозяйки при посольстве, Антошка идет в престижную посольскую школу, учит языки, Герберт его развивает посильно. Он мечтает о втором ребенке, пытается окружить Ольгу любовью и заботой. Через весьма короткое время Ольге надоедает скучная и сытая Швейцария, она начинает тосковать, тихонько выпивать, с посольскими женами ей скучно, культурная жизнь недоступна из-за незнания языка. В общем, Ольга сбегает, становясь еще и свидетелем отвратительной сцены, когда Антошка с воем отказывается ехать с ней, потому что очень привязался к Герберту. Тем не менее, орущего ребенка тащат с собой, бросая напоследок Герберту, какой он постылый.

А дальше – все то же. Ситуативные случки с Дашковым, потом катастрофа перестройки, полная неспособность сводить концы с концами. И мне почему-то видится алкоголизм, ребята. Такие дивы с печальными глазами – это не битая-перебитая героиня Руслановой, они не собирают себя в кучу и не едут торговать турецким шмотом, такие – начинают тихо выпивать, чтобы не видеть вокруг обрушающейся страны, а там если повезет, Антошка выгребет сам, а если нет… В общем, жалко мальчишку.

Теперь давайте предположим, а что было бы, если бы Дашков женился на нашей Оленьке? А та же жопа, только с небольшим оттягом по времени. Сначала Оленька бы нарезала вокруг Вадима круги, вила бы семейное гнездышко, строила из себя великолепную жену (Антошка бы периодически все так же гремел на пятидневку, пока бы не пошел в школу, потому что надо же мужику показывать чудеса секса, чтоб не свалил назад к жене под крылышко). А потом Оленька бы потеряла флер запретной любви, ходила бы по дому в бигудях или креме, пилила бы за некупленный картофель… А там и перестройка с полной неспособностью обоих к заработку. И мы снова приходим к исходу “полная задница”, где Оленьке, скорей всего, пришлось бы собирать себя до кучи и присоединяться к торгующей шмотом подружке. Потому что Вадик бы плотно уселся в кресло и начал рассказывать телевизору о том, почему он ненавидит Гайдара и Чубайса. Почему в этом случае не будет алкоголизма? Да потому что Оленька – принадлежит к классу “гетера”, то есть женщина, которая всегда и при любом раскладе выберет мужика, а не ребенка. Ради Антошки становиться враскоряку и вкалывать она бы не стала, а вот ради любимого Вадиньки – стала бы. А любимый Вадинька бы нашел себе куколку посвежее и с ней бы уже отрабатывал непонятого мачо с женой-мегерой.

Но в любом случае – у Ольги Николаевны нет шансов на счастье, просто потому, что это счастье по большому счету ей не нужно, оно скучное, тихое и не дающее того, чего Ольге Николаевне хочется больше всего на свете: эмоциональных качелей. Помните, я писала об эксперименте, где несчастным в любви женщинам предоставили 20 мужчин, 19 из которых были сугубо положительные семьянины, и только один кобель и развратник. Именно его все выделили “единственный нормальный из всей этой скучищи”, именно его захотели все участницы эксперимента. Ольгам Николаевнам не нужны Герберты, им нужны Вадимы, но даже если Вадимы им станут доступными – их счастье продлится недолго. У них нет встроенной опции “быть счастливой”, они не знают, не умеют – и не хотят учиться быть в этом состоянии. Их счастье – в несчастьи, и даже если их поставить в условия неизбежного осуществления всех мечтаний, они все равно все просрут, ибо – им этого по сути и не надо было.

А надо было страдать, метаться и только так чувствовать себя живыми.

При всем этом жальче всего именно их детей – они попадают под такой каток, что редко выходят из этой бойни эмоционально стабильными. Но это уже вторая часть Марлезонского балета: страдающая женщина перетекает в страдающую от равнодушия сына мать. При этом у них ни на секунду не возникает связка между редкими визитами выросшего ребенка – и его детским когдатошним криком “Мама, я не хочу на пятидневку!” Нет, подонок-сын не навещает отдавшую ему всю себя мать, новый виток страданий, новый повод ощущать себя живой… Но это мы уже слишком далеко ушли от темы этого поста.

В общем, пересматривать “Вишню” меня точно не потянет – слишком уж пессимистичные размышления у меня вышли по этому поводу.