Путешествие 2009, продолжение продолжения…

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

В Питер всегда было много поездов, но нынешнее из разнообразие не поддается счету. Такое ощущение, что Ленинградский вокзал только и занят тем, что встречает и отправляет исключительно поезда, курсирующие между Петербургом и Москвой. Так ли это – я не знаю, но мы ехали на одном из самых замечательных поездов из всех курсирующих меж двух столиц.

Выбор его обусловился тем, что с нами ехали не просто дети, а очень маленькие дети, которые, конечно, могли бы выдержать несколькочасовый рейс, но с трудом. Поэтому все поехали поездом Гранд-Экспресс, который отходит вечером и приезжает утром — то есть есть время и походить, и поспать. Вскорости между двумя городами обещаются пустить сверхскоростной поезд на магнитной подушке, планирующий приходить в пункт назначения через два с половиной часа. Впечатляющая скорость, но до его запуска еще несколько месяцев.
Поезд Гранд-Экспресс и вправду люксовый вариант для нас, помнящих самые роскошные вагоны, в которых доводилось путешествовать, воплощенных в купейном поезде «Луганск-Москва» в девяностые годы.

Тут же перед нами открывалось купе на двоих, мягкие места, вежливейший персонал, плазменные экраны спутникового телевидения, отельные наборы полотенец, тапочек и вещей первой необходимости, кондиционирование и магнитные ключи к дверям. Кнопки вызова проводника и целое табло настроек комфортности освещения и вентилирования. Поскольку путешествовали мы очень большим составом, то заняли целый вагон и могли не бояться, что взрывы нашего хохота помешают соседям или мирно сопящим в постелях детям.

Так получилось, что все в нашей теплой компании, за исключением самых маленьких пассажиров, в Петербурге уже были. Поэтому я чувствовала себя первооткрывателем, которого внезапно взяли с собой в путешествие по чудесному новому миру, о котором приходилось только читать, но видеть своими глазами — и мечтать не смелось. Я вообще никогда не бывала в местах севернее Москвы, оттого ожидала — в духе моего знакомого иранца — едва ли не медведей на улице и необходимости носить унты в августе месяце. Как ни странно, все мои опасения полностью не оправдались, вот буквально в ста процентах.

Мне очень повезло: Петербург словно решил продемонстрировать мне все, на что он способен и о чем я читала в бесчисленных литературных произведениях, место действия которых было именно в этом городе. Поскольку все остальные действительно бывали в нем и не раз, то я единственная оказалась в роли человека впервые видящего этот город нереальной красоты — нереальной, потому что кроме самой красоты, которая ступорит и отключает сигнальные системы, есть еще один пласт восприятия. Ты видишь город, построенный волей тирана, бросившего сотни тысяч рабов на устроение города там, где его невозможно построить — посреди болот и воды десятков рек и озер. Город, стоящий на костях и крови людей, город, чья красота оплачена жизнями и судьбами безымянных крепостных, совершивших то, о чем и в век современных технологий думается с боязливым преклонением.

Скажем, глубина Невы в пределах города колеблется от 8 до 20 метров. И вся река одета в гранит. КАК все это происходило в век, когда основным трудом был ручной — и подумать страшно, однако, все реки и каналы города заключены в гранитные берега.
Или дворцы, выстроенные на болотистых почвах, все эти гигантские соборы с малахитовыми колоннами, уходящими в безмерную высь, вольно раскинувшиеся в пространстве проспекты и площади. Трудно представить себе, что ДО всего этого тут были болота и бесчисленные водоемы, гарантирующие ежегодные потопы и стылую сырость осенних и зимних месяцев. А белые ночи… воспетые поэтами и художниками, превращающие город в сказочное обиталище Феи Морганы… Ведь зимой за эту красоту приходится расплачиваться коротким световым днем, который так убийственно действует на психику и здоровье человека. Впрочем, опрошенные местные жители как-то не задумывались над этим моим вопросом: «Привыкли», – слышала я не один раз. Наверное, это действительно так. Человек привыкает ко всему.

Еще один миф облекся в плоть и кровь и стал реальностью в этой поездке. Сотни раз читанные слова о том, сколь разнятся между собой жители Петербурга и Москвы. Теперь я могу ответственно заявить: это не миф, а чистейшая правда.
Судьба как нарочно (вот она, правда слов великого Варсонофия Оптинского!) привела нас в Москву и потом в Петербург — словно она решила показать нам на живом примере, сколько правды в этих книжных строках.
Мне всегда казались они несколько надуманными, словно один человек написал, а все остальные послушно повторяют: жители Питера и Москвы — это разные виды, именно виды людей. И какая же оказалась во всем этом правда. Начиная с внешнего вида — петербуржане более тонкокостны и высоки, особенно красивы в Петербурге девушки и женщины. Женственные, с тонкими чертами, точеными фигурами и очень красивой походкой. Не одна, не несколько — женщины Петербурга действительно в массе своей красивы и изящны. Даже проститутки (а куда же без них), сидящие в фойе отеля, где мы остановились, поражали какой-то воздушностью и отточенностью жестов. А какой язык слышался отовсюду! Нам, эмигрантам, страдающим без хорошего русского языка, нравилось просто слушать людей.

Случайные встречные, водители-бомбилы, подвозящие нас до выбранных мест — все без исключения говорили на изящнейшем, правильнейшем русском языке, лишенном не просто матерных вставок, а даже жаргонизмов или просто слов-паразитов. Первая остановленная нами машина, за рулем которой оказался кавказец — и мы уже онемело слушаем речь, достойную писателя или поэта. Лишь легкий акцент выдает в нем приезжего — но сам язык, грамматика, лексика, интонирование. И затем, сколько бы машин мы не останавливали — неизменно мы слушали прекрасный язык, свободный от любого изъяна.

Вторая вещь, которая совершенно поразила — это то, что в Петербурге деньги решают не все. Никогда бы не поверила, если бы не видела многое своими глазами. А друг-москвич, который привык к несколько иному ведению дел, просто онемевал. Ну где в Москве бы капитан речного трамвайчика отказался бы ждать еще десять минут и отправляться в путь немедленно, если бы ему предложили выкупить все оставшиеся билеты и ехать именно сейчас? В Петербурге капитан отказался и дождался всех, кто еще хотел присоединиться к ночной прогулке по каналам Питера. А сколько раз вы слышали от таксистов-частников, что вы дали им слишком много денег? А сколько раз вам предлагали провезти вас по всем местам, которые вам нужны, и ждать вас бесплатно, беря деньги только за сами поездки? А это произошло лично с нами — причем первая остановившаяся перед нами машина и оказалась с таким вот чудесным водителем.
Разумеется, все это не правило, но и исключением назвать это слишком трудно из-за частотности происходившего. Может, все это некая тенденция? Бог его знает. Наверное, рождаясь и живя среди великолепия города, буквально в музее под открытым небом, где каждое здание овеяно дыханием истории, где каждый подъезд, называемый парадное, каждая улица способны поведать о тех великих личностях, которые жили, ходили по этим камням, надеялись и любили среди всех этих каменных набережных и дворцов, творили, вдохновленные строгой красотой этого города, – и рождаясь среди этой красоты, человек инстинктивно настраивается, входит в резонанс со всем этим великолепием. И уже не может быть подобным москвичу, родной город которого тоже наложил на него печать: энергичного, смелого, напористого, одновременно жесткого и вечно куда-то спешащего, нуждающегося в постоянной смене впечатлений и картинок.

Впрочем, Петербург может удовлетворить любую жажду впечатлений: его достопримечательности неисчислимы, а смена погоды такова, что в течение одних суток вы можете пережить зной, шторм, ливень, духоту, туман и веселый летний денек, переходящий в томно-лиловый вечер.

Сколько раз я видела собор, похожий на московский Собор Покрова на Красной Площади, но никогда не подозревала, что попаду туда сама. Это Спас на Крови, выстроенный на месте смертельного ранения императора Александра Второго. Удивительно было услышать, что большевики собор хотели взорвать, причем несколько раз. У меня и так мало пиитета по отношению к этим выродкам рода человеческого, но как в голову могла прийти сама мысль взорвать эту архитектурное (умолчим о предназначении здания) чудо… Я была в соборе Василия Блаженного, внутри он гораздо скромнее, чем снаружи. Но собор Спаса на Крови потрясает и внешним, и внутренним убранством. Ярчайшие краски, чудное преломление света в окнах, окрашивающее мозаики и фрески какими-то неземными оттенками, резной иконостас, похожий на кружево, мастерски подобранные цвета мрамора и гранита, роспись великими Васнецовым, Нестеровым, Рябушкиным… в храме много туристов, это портит впечатление от встречи с прекрасным произведением церковного зодчества, но даже то, что увидено, оставляет глубокое ощущение встречи с чудом рук человеческих.

Спас на Крови, фрагмент внутренней росписи

(увидеть все сделанные фотографии Собора можно будет в фотогалерее)

Следующим на нашем пути по достопримечательным местам стал Исаакиевский собор. И вот тут мы поймали себя на мысли, что он не впечатляет. Вернее, не так: он, разумеется, потрясает масштабностью и красотой, но жизнь в Дрездене, центре барочной культуры, уже «замылило» глаз и все эти золоченые купидоны, масштабные кованые двери с фигурами апостолов и архангелов, уходящие в неимоверную высь колонны и европеизированная роспись — все это уже известно и знакомо. Странно, но православный Исаакий во многом повторяет католические формы известных нам немецких церквей. Православный иконостас вдруг смотрит на тебя классическими боттичеллиевскими и рафаэлевыми святыми, купол встречает золотыми барочными ангелочками, а выход – дверями с многочисленными коваными фигурами. Да, собор огромен и величественнен, его размеры спасли его во времена блокады: принятый артиллеристами за точку обстрела, он лишь слегка пострадал: некоторые колонны выщерблены осколками бомб. Но именно его европеизированность не давала полностью насладиться его красотой. Во всяком случае, нам.

Проезжая с экскурсией по Петербургу, я обратила внимание на воздушный, словно парящий храм. Еще не зная, что это, я вдруг отчетливо поняла, почему в Петербурге так много используется в архитектуре светло-голубая краска. Цвет питерского неба влияет на этот выбор: бело-голубые купола собора словно взлетали в небо, унося за собой смотрящего на них. Растрелли только начал строительство этого монастыря, заканчивал его русский архитектор Стасов. Но центральный собор несет на себе печать стиля мастера, в нем безошибочно угадываются общие с Эрмитажем черты — легкость, какая-то светлая веселость, воздушность и изящность форм и цвета. Особенно впечатляет центральный собор Смольного монастыря в облачную погоду, когда солнце то выходит, то прячется за белыми облаками.

Голубое, белое и золотое полностью повторяет природные краски, это делает вид Смольного монастыря просто незабываемым.

Мы объездили весь центр города, но поделиться хочется только тем, о чем я пишу. Да, видено несравненно больше, чем то, о чем я пишу, но всего не передать, поэтому выбираю только самые яркие впечатления, иначе пришлось бы писать настоящий путеводитель, а не скромные заметки.

Целый день мы посвятили Петергофу, о котором я столько читала и смотрела фильмов, но где я никогда не бывала. Путь в него лежит через великолепные новоотстроенные современные кварталы Петербурга. Обычно новостройки больших городов стараешься пропускать — они типичны и скучны. Но в Питере новые дома и районы выдержаны в едином стиле, это приятно удивляет (ах, снова питерское отношение к деньгам, которые решают не все). Не знаю, каково качество этого жилья, насколько оно дорогое (уж наверное, не дешевое), но то, что каждый район имеет свой единый стиль, удобнейшую инфраструктуру, уже радует.
А еще нам повезло с погодой, которая показала нам и мрачную свою личину, а потом сменила гнев на милость и вдруг улыбнулась таким праздничным солнцем, таким пронзительно-синим небом, что мечта увидеть золотые скульптуры при свете яркого солнечного дня и на этот раз осуществилась.
К своему удивлению я узнала, что все фонтаны Петергофа работают, как бы это пограмотнее выразиться, на энергии строения местности. То есть холмистый рельеф обеспечивает полноценную работу всех сотен фонтанов в течение всего сезона. А фонтанов действительно тьма — воздух пронизан водной пылью, и куда бы ты ни попал, обязательно услышишь лепет ручейков, водопадиков, фонтанчиков или фонтанов, шутих, обдающих тебя, не подозревающего, водой, или сражающих наповал чудес гидроархитектуры.

В Петергофе все лето работают около десяти тысяч садовников, умудряющихся выращивать в северных широтах розы, лилии и менее прихотливые цветы, поддерживать оригинальный парк, где французский стиль смешан с английским и голландским. И снова поражаешься, насколько сложно было в этих условиях построить это чудо, насколько сложно сохранять его в условиях постоянной влажности, ветрености и перепадов погоды. Рельеф местности создает еще один эффект: ты постоянно перемещаешься из жары в холод, из штиля в шторм, из лета в осень. И только влажность остается неизменной твоей спутницей. Впрочем, текст все равно ничего не скажет о том, что нужно видеть. Хотя бы на фотографиях — их я размещу в фоторазделе.

Следующий день был самым чудесным во всей нашей поездке. Именно он стал свершением мечты, которая всегда казалась нереальной. Мы поехали на остров Валаам.