Валаам

Поездка на Валаам сложна тем, что до острова от Петербурга нужно преодолеть 400 километров. Из них двести нужно не ехать, а плыть по Ладожскому озеру. Разумеется, это становится сложным занятием, если у тебя есть малолетний ребенок. И уж совершенно нереальным, если учитывать то, что навигация по Ладоге длится короткие летние месяцы, и с сентября пассажирские перевозки прекращаются.

Поездка началась с чуда, чудеса продолжались всю дорогу, их потом не останавливался и на самом острове, так что когда мы вернулись домой, мы просто были убеждены, что чудо — неотъемлемая часть подобных поездок по святым местам.
Начнем с того, что мы совершенно точно должны были опоздать на наш «Метеор». Опоздание было таким, что уже никто не сомневался: поездки не будет. Отмахав двести километров по извилистой дороге, причем ни одного члена нашего экипажа, включая нашу дочку, которую укачивает всегда и везде, не укачало — мы подъезжали к пристани совершенно уверенные, что нашего «Метеора» уже не видно даже на горизонте. Он еще даже не собирал пассажиров — наш корабль. Мы даже успели осмотреться и пофотографироваться возле примечательных судов — от десантного катера на воздушной подушке до пафосных яхт, стоявших чуть подальше.

Загрузившись под завязку, «Метеор» медленно отчалил и поплыл, постепенно набирая скорость. Мы приготовились к долгому пути, напичкав детей гомеопатическими средствами от морской болезни. И что же вы думаете? Не успели мы с сыном друзей как следует поизучать, а потом и проинсталлировать в лэптоп очередную игру, как катер начал сбрасывать скорость. Двести километров было пройдено за час с небольшим! Несказанно удивленные, мы вышли на берег и встретились с нашим экскурсоводом. Первыми словами этой женщины были: «Ну что, сильно укачало?». На наши недоуменные: «А что, должно было?», женщина в свою очередь тоже удивилась и поведала, что хуже августа месяца на Ладоге нет и не бывает, что на озере все время рябь, а то и волна, что иногда — совершенно внезапно — поднимается такой туман, что все суда просто останавливаются и только гудят, чтобы не столкнуться с друг другом. Что мы добрались за какой-то невиданно быстрый срок и все это совершенно невероятно, потому что такого просто не бывает. Наша группа — ах, опять нам сильно повезло — была маленькой, всего восемь человек против среднестатистических сорока. Учитывая то, что львиную долю группы составляли, собственно, мы сами, с нами было всего двое посторонних. Немолодая пара, рассказавшая нам потом свою историю.

Эти люди приехали издалека, в родном городе их двоих сыновей при прививании заразили гепатитом. Год назад, когда сыновьям исполнилось 27 и 29 лет, у обоих начала отказывать печень и ничего уже не могло их спасти. Только пересадка. Узнав, что мы из Дрездена, женщина очень удивилась — ведь именно дрезденская университетская клиника отказалась брать старшего на операцию, потому что пациент был безнадежен. И не оставалось никаких надежд, кроме надежды на Бога. Женщина пошла на молитву к Матроне Московской (и вот снова совпадение, мы только оттуда!), упала перед ее иконой, и, по ее словам, долго рыдала. И вдруг услышала тихие голоса: она так и не узнала, из какого монастыря были те монахи, пришедшие на поклонение к Матроне, но они все вместе встали на молитву за ее сыновей. Молились все, кто были рядом — и (снова чудо) — именно тогда ей позвонили. Нашлись доноры для ОБОИХ ее детей. Тогда она дала обет: обойти все монастыри и прийти на Валаам, поклониться, поблагодарить за явленное ей чудо. И поток чудес не иссякает до сих пор — три месяца назад жена ее младшего сына родила ребенка. Шанс на то, что человек, принимающий столько лекарств, с пересаженной печенью, даст потомство, исчезающе мал. Но нет границ для Божьих чудес — и ребенок появился на свет. Мы холодели, выслушивая ее историю, и даже сейчас, когда я пишу эти строки, на глаза наворачиваются слезы. А сколько еще этих историй, чудес — малых и больших — являются человеку, если он открывает глаза и смотрит в сторону духовного, а не внешнего.

Экскурсовод нам попалась хорошая: немолодая женщина с хорошо поставленным голосом, очень интеллигентная, спокойная и приветливая. Она провела нас к монастырю, показала монастырский сад и памятные места.
Нужно сказать, что уже монастырский сад поражает глаз: остров Валаам — каменный. Поднимаются из Ладожского озера твердые породы, видимо, остатки вулканической деятельности. И почвы на этих породах — примерно сантиметров 15, не больше. И на этих пятнадцати сантиметрах растет лес, не лес, а первозданная чаща. Правда, тяжело деревьям держаться за землю, поэтому корни их почти все на поверхности, от этого трудно передвигаться по острову даже по проложенным тропам. А огород и сад разбиты на привезенной с материка земле — приезжали монахи и миряне, привозили кто сколько может земли. И вот на этой-то земле, в условиях севера разводят монахи овощи и фрукты, даже цветы растут — да еще какие. В Петербурге таких цветов я не видела, только южнее, в Москве, да у нас в Европе. И клубнику мы видели на монашеских огородах, и это на севере, где лето холодное и короткое! Все грядки вычищенные, вообще в монастыре удивительная чистота — видно, что ухаживают за ним люди не за страх, а за совесть.

Нужно сказать, что у монастыря древняя и очень разнообразная история. Тут были практически все цари России, то есть Валаам был очень важным и богатым монастырем, но одновременно его бесчисленное количество раз разоряли соседние финны и германские рыцари, монахов убивали, а спасшимся единицам приходилось восстанавливать разрушенное буквально с руин, с камней. Только Петр 1 положил конец набегам соседних государств, и монастырь зажил спокойной жизнью. Когда к власти пришли большевики, территория Валаама отошла Финляндии, поэтому всех кошмаров войны с Церковью монастырь не переживал. Однако, когда территории после войны отошли Советскому Союзу, монахи поняли, что нужно бежать. И бежали с острова буквально за несколько дней, забрав с собой все, что могли унести. Многие святыни сейчас находятся в Финляндии, это спасло их от того, что произошло тогда, когда на Валаам пришли Советы. Из острова сделали приют для изгнанных после Победы из столицы ветеранов-калек. Остров и центральный монастырь населили безногие-безрукие, искалеченные ветераны и персонал, который был призван за ними ухаживать — именно оттого в мужском Валаамском монастыре все еще живут по соседству с монахами миряне. А в отдельных скитах сделали больницы. В том ските, где были мы, жили сумасшедшие инвалиды. Правильно делали монахи, что бежали, страшно представить, что было бы с монастырскими святынями.

Сам монастырь представляет из себя два квадрата, находящихся один в другом. Во внешнем квадрате еще живут миряне, там еще позволено фотографировать, там располагаются лавки и хозяйственные службы. Во внутреннем квадрате — собственно монастырь. Со строгим уставом, женщинам туда входить позволяется, однако в длинных юбках и с покрытыми головами. Это касается даже маленьких девочек — только в юбке и платочке.
Центральный собор храма — Спасоо-Преображенский собор. Фотографировать на территории монастыря строго запрещено, поэтому там, где показано внутреннее убранство храмов, я буду использовать фотографии с официального сайта Валаамского монастыря.

Спасо-Преображенский собор — двухэтажный, нижний этаж освящен во имя основателей Валаамского монастыря, преподобных Германа и Сергия. Там же находятся раки с мощами святых. Радость духовную я ощутила только тогда, когда приложилась к раке с преподобным Германом. Кто скажет, каковы связи души с тем, кто поднялся в обители Божии — человеку это знать невозможно. Однако, я навсегда запомнила ту радость, которая наполняет душу, когда ты склоняешься над стеклом раки, прикасаешься к великой святыне.

Верхний этаж Спасо-Преображенского собора долго был неотреставрированным, суровые условия Валаама делали реставрацию делом сложным и очень дорогим. Ведь фреска (то есть нанесение краски на мокрую штукатурку) погибнет в условиях холода и влажности очень быстро, поэтому пришлось расписывать собор по сухой штукатурке, долго искать утерянные секреты красок и метода росписи. Сейчас верхний этаж собора выглядит ярко и празднично, кстати, реставрировали собор одновременно московские и петербургские живописцы, стиль работы этих школ разный, и если присмотреться, можно определить, где кто расписывать стены — Москва или Питер. И только одна часть алтаря осталась от старого Валаама – она резко контрастирует с современной росписью, яркие современные краски все равно не могут сравниться со строгой потемневшей росписью “тех”, старых, ушедших с Валаама художников-монахов.

Спасо-Преображенский собор действующий, службы монастырские длинные, поэтому посмотреть собор можно только тогда, когда не идет служба (имеется в виду туристический осмотр). Свечи в церкви ставятся только во время службы, поэтому если хочется поставить свечу, ее можно купить и опустить заранее в специальный ящичек, а потом монахи будут ставить свечи во время службы. Ящичек состоит из ячеек с названиями икон — поэтому ваша свеча будет точно поставлена туда, куда вы пожелаете.

После посещения Собора мы отправились в скит, который еще можно было посмотреть — все больше монахов уходит в затвор, поэтому скиты становятся недоступными для посещений мирянами. Скит этот располагается на Крестовом острове, идти до него от основного монастырского здания 4 километра. Как ни странно, все дети бодро эти четыре километра туда и четыре назад отшагали без единого писка. И я напоминаю — прогулка эта шла не по асфальту, а по пересеченной лесистой и каменистой местности, испещренной корнями деревьев. Хорошо еще, что перед дорогой нас накормили — и снова чудо. Простая монастырская пища — щи, макароны и вкуснейшая рыба — были сметены всеми нашими привередливыми в еде детьми и посуда была вылизана до донышка. Особенные монастырские пряники были достойной наградой нашим малышам.

После такого подкрепления дорога в скит была уже не страшна. Крестовый остров был привратным островом: селившиеся там монахи отбирали о прибывавших паломников алкоголь, табак и оружие. Все, кроме оружия, уничтожалось. Оружие потом отдавалось владельцам после посещения ими монастыря. Жаль, что сейчас такого нет — при нас рядом с монастырскими стенами паломники курили не таясь. Никого осуждать не буду — просто рассказываю, что видела.
С Крестового острова открывается удивительный вид на Ладожское озеро, от красоты мест не успеваешь переводить дух — каждый шаг открывает глазу все новые ракурсы и виды, и уже не знаешь, что делать сначала — фотографировать или просто стоять и радовать глаз.
Если добавить то, что на Валааме тебя охватывает небывалое спокойствие, умиротворение и какая-то тихая, но полная, совершенная радость, то пребывание там становится настоящим лекарством для издерганной городом и современной жизнью души. Там ты начинаешь понимать людей, уходящих от мирской жизни — именно здесь, внутри монастырских стан душа живет полной жизнью, в миру же она большей частью прозябает, задыхаясь от нашей концентрации на миллионе внешних, часто совершенно не нужных дел и причин.

Скит на Крестовом острове мал — церковь да братские кельи. Церковь летняя, потому что зимние ветра таковы, что добраться от кельи в церковь можно лишь по веревке, натянутой между этими двумя, находящимися практически рядом с друг другом зданиями. Поэтому служба в церкви идет только летом, зимой же братия молится в кельях.

После посещения скита у нас было свободное время, мы снова любовались природой, фотографировали окрестности, а вернувшись в монастырь, снова столкнулись с чудесами. Некоторые из них слишком личные, говорить о них я не буду, но вот о своем знакомстве с диаконом Евдокимом расскажу. Наш корабль уже должен был скоро отплывать, кто-то сел в кафе рядом с пристанью немного передохнуть, мы же с дочкой, мужем и нашим другом решили купить икон в монастырской лавке. Мужчины вошли внутрь, а я с дочкой решила подождать их у входа в сам монастырь. Вдруг из ворот вышел монах, я попросила у него благословения, но он оказался не иеромонахом, а иеродьяконом. Удивительно светлый человек с какой-то детской улыбкой — он заглянул в пакет, лежавший полураскрытым на траве, засмеялся: «О, купили наших подушечек с можжевельником». Мы разговорились, он рассказал, что заведующая монастырской гостиницей из Германии, она долго мучалась, не понимая, что происходит с ней, а когда поняла, что душа ее не найдет покоя, уехала в Россию, семь лет переезжала с места на место, и, наконец, осела на Валааме. Здесь она и нашла покой от мучавшего ее беспокойства — душа требовала пищи, но найти ее в благополучной Германии у нее не получалось.
А потом вдруг брат Евдоким пригласил меня к себе — сказал, что у него есть для меня подарки. Надо сказать, что стояла я рядом с кучей наших пакетов, оставленных мужчинами, рядом крутилась дочка. Я растерялась — никогда я не оставляла Настю одну, да и она всегда боится выпускать меня из вида. Тут в воротах показался охранник (а на Валааме серьезная, но очень интеллигентная охрана) и пообещал присмотреть за дочкой. Настя неожиданно легко меня отпустила — и уже входя в монастырские ворота я увидела, что откуда ни возьмись, к ней подошла простая серая кошка и уселась рядом с ней. Брат Евдоким завел меня в привратную каморку и начал давать подарки, которые до сих пор вызывают у меня оторопь. Это были вещи, о которых я мечтала, но которые в спешке все не могла купить. Четки мужу, фотографию убиенного царя Николая Второго с семьей, несколько икон, диски с Валаамскими песнями, удивительной красоты деревянное пасхальное яичко на лиловой ленточке (последнее время мне очень нравится этот цвет), книгу о природа Валаама… Растерянная, я только и могла спросить: «Как отблагодарить Вас, брат Евдоким?». На что он просто улыбнулся и попросил молитв о нем и о его маме, болящей рабе Божией Нине. Нагруженная подарками, я вышла из привратницкой, ожидая услышать рев дочки. Но Настя спокойно стояла рядом с пакетами, а увидев меня, сторожившая ее кошка важно встала и ушла по своим делам. Настя весело сообщила мне, что ей не было страшно, потому что ее охраняла кошечка — а между тем дело было на людном дворе, где ходило множество мирян и монахов. Буквально в эту же минуту вышли муж и наш друг, рассказав об еще одном чуде, которое произошло уже с ними. Наш друг захотел сделать мужу подарок – и приобрел для него редкий крест, Валаамский, очень тонкой работы. В монастыре уже шла служба, а мужу очень захотелось приложить крест к раке с мощами преподобных Сергия и Германа Валаамских и к иконе Валаамской Божией Матери. Шла служба, храм был закрыт, людей вокруг не было. Вдруг появилась словно ниоткуда какая-то женщина и подсказала, как обойти храм, чтобы войти через отдельный вход. Муж поспешил это сделать. И чудо — он попал в храм. К раке преподобных он прошел сам, помолился, приложил крест, а к иконе Валаамской Божией Матери подойти было никак нельзя. Вдруг к нему подошел монах, выслушал просьбу и взяв крест, приложил его к иконе. Муж мой был просто счастлив — он словно на крыльях вылетел из храма, там его уже ждал друг, тоже покупавший подарки для своих родных, и мы все вместе поспешили на корабль, успев еще перед самым отъездом купить подходящую к кресту цепочку очень тонкой работы. Сколько раз я просила мужа купить себе крест, он носил свой старенький, крестильный еще, детского размера. И вот теперь я поняла — он словно ждал того креста, который теперь носит.

Обратное плавание тоже было практически молниеносным — уставшие дети спали, мы переваривали все произошедшее. Муж был поражен моим рассказом о том, какие подарки я получила от брата Евдокима и как спокойно Настя ждала меня одна в людном месте.
Вся эта поездка была одним непреходящим чудом — и слава Богу, что все эти чудеса произошли с нами.