Знакомьтесь, это светлое личико с прямым пробором “а ля барышня-крестьянка” зовут Виктория Никифорова и она журналистка РИА новости.
Прочитав ЭТО, я не поверила своим глазами и поспешила сделать принт-скрин, а вдруг я галлюцинирую.
Еда три раза в день, теплое жилье и медпомощь? Это она серьезно? Это она сейчас прямо совсем серьезно?
Ну хорошо, справка о том, что такое питаться три раза в день в ГУЛАГе, что такое “теплое жилье” и какая-никакая “медпомощь”.
Вот свидетельство Павла Галицкого, сына священника, которого посадили по доносу коллеги “за антисоветскую агитацию” на 10 лет, а уже в лагере добавили по еще одному доносу пятерку. В итоге 15 лет лагерей.
Вы можете вспомнить любую читанную вами книгу о ГУЛАГе – и понять, что Павел Галицкий описывает совершенно обычный для тридцатых голод. В войну нормы урезали еще больше, потому что “все для фронта, все для победы, а тут еще врагов народа кормить”.
Так вот, приведу вам документ, который обожают тыкать в нос неосталинисты как свидетельство того, что “нормально в ГУЛАГе жили, питались за счет народа”.
Сама таблица вводит в состояние ступора – вы на калорийность посмотрите.
Знаете, сколько, согласно нормировке Института питания, суточная норма горнорабочего, не спускающегося в забой под землю? 3450 – 3700 калорий, а у шахтеров, занятых на подземных работах (особо высокая интенсивность труда) – 3900 –4300 калорий.
2196 калорий? Взрослым мужчинам, занятым на лесоповале или кайловке?
Ну так, чтобы вы понимали, что такое 2000 калорий в сутки. Это суточная норма голландца во время Великого картофельного голода. 1700 калорий – это суточная норма голодающих китайцев. 1500 калорий – это рабочая норма блокадного ленинградца. 1100 калорий – это норма украинских, казахских и русских крестьян во время Голодомора.
Подобные нормы питания в лагерях, где люди тяжело физически работали, – это гарантированно подписанный смертный приговор, причем смерть от голода – максимально мучительная, сопровождающаяся распадом психики, тут пуля в лоб или газовая камера – действительно меньшее из зол. И давайте все время иметь в виду, что цифры на бумажке – это всего лишь цифры на бумажке, а сколько из положенного крали на месте – это совершенно другой вопрос.
Знаете, какая смертность была в Вишлаге? 34%, это средний показатель Бухенвальда. И не нужно забывать еще об одной страшной лагерной правде: “Убивает не маленькая пайка, а большая”. “Социально близкие” (читай – бандиты и уголовники) не зря предпочитали не выходить на работы и получать урезанную пайку. Тело, спокойно лежащее на нарах, потребляло гораздо меньше калорий, чем тело, перевыполнявшее норму, и получавшее всего лишь больше хлеба (но не баланды, не мяса, рыбы или жиров). “Гнилая интеллигенция” опции “отказ от работ” не имела – вот и превращались здоровые мужики в фитилей за несколько месяцев такого пребывания в “социальном лифте”. Вот, свидетельство заключенного Берникова, осужденного в 1938 году на 20 лет.
Что там нам еще “светлоликая” корреспондентка предлагает обдумать? Теплое жилье? Ну да, клопы, лед в углах бараков, невозможность протопить их полностью – только несколько метров вокруг печки, сырость и вонь немытых тел… Да, это оно, гулаговское теплое жилье, по мнению нашей корреспондентки.
Медицинская помощь в лагерях описана очень цветисто – я даже не знаю, какую цитату сюда вставлять, потому что от Эльгенских умирающих от диспепсии младенцев, виновных только в том, что родились у заключенных матерей, до получающих стланик от цинги зеков, убивавших почки без малейшего излечения самой цинги, от аспирина от всех болезней до героического подвига тех докторов, которые на свой страх и риск лечили несчастных зеков – хоть политических, хоть уголовных, – все вышеперечисленные являются свидетельством того, какая в ГУЛАГе была медицина.
О действительных социальных лифтах и говорить страшно. Урки с государством не сотрудничали – они выходили и продолжали заниматься грабежами, убийствами и разбоем. А “гнилая интеллигенция” по социальному лифту могла только спускаться за редкими исключениями. И про шарашки не надо – любимое государство прекрасно понимало, что выгоднее взять зека, измочалить его страшным лесоповалом, а потом милостиво загнать в шарашку работать бесплатно, всего лишь кормя посытнее и обеспечивая мало-мальски сносные условия, от которых нельзя сдохнуть. История отца-основателя русской космонавтики Королева вполне иллюстрирует этот посыл. Зарплату платить не надо, льготами и жильем обеспечивать не надо, спецмедициной тоже. Едва не убей – а потом возьми в шарашку и благодарный зек тебе хоть что построит. Дешево и сердито, прямо ноухау.
Ни один вменяемый человек не сможет читать книги, написанные выжившими свидетелями того кошмара, а потом браться за клаву и выдавать текст о социальных лифтах ГУЛАГа и “не все так однозначно”.
Не знаю, как для вас, друзья мои, но для меня именно эта способность сказать “да не все там было так однозначно” – является маркером полного морального урода и деграданта. Это все равно, что сказать, что в блокаде Ленинграда, в Бухенвальде, в Голодоморе, в Хиросиме и Нагасаки – “не все было однозначно”. С какими копчеными глазами эта журналистка бралась за редакционный текст в 2021 году? Не в 1937, когда за отказ можно было откушать этого ГУЛАГа по самые немогу, а дома – дети малые и старики-родители. Не в 1970 году, когда за любые демарши можно было либо откушать карательной психиатрии, либо выпасть из жизни с волчьим билетом и пойти по этапу за тунеядство. Не тогда, когда любая информация о репрессиях и лагерях была либо засекречена, либо доступна в новостном агентстве ОБС (одна баба сказала). Нет, именно сейчас, когда полно соответствующей литературы, когда уже есть мемориал на Бутовском полигоне, когда зайди в любой магазин, купи книгу – и ужаснись раз и на всю жизнь.
Если откажешься писать этот текст – ты останешься жива, здорова, даже вряд ли уволена. Просто не замараешься и не продашь (в очередной раз) свою совесть, (если она, конечно, имеется).
Мне вот интересно: эта светлоликая реально так думает, или “я просто выполняю задание редакции”?
В любом случае, все эти прекраснодушные забыли одну очень печальную и грозную историческую правду: плюющие на историю непременно ее повторят. Не приходит в романтичнейшие головы того, что если ты сейчас взяла и за малую зарплатную денежку потопталась над голгофой своего народа, назвав смерть и муку “социальным лифтом”, то никто тебе не гарантирует, что однажды уже ты не сядешь в вагончик и не поедешь валить лес на солнечную Колыму, откушивая свои 2000 калорий за кайловку вечной мерзлоты. Что твоего мужа не посадят сутками сидеть на “насесте” в карцере, когда человек должен удерживать равновесие на узкой жердочке и не иметь возможности опереться на пол ногами (говорят, страшная пытка для тела). Что твоего ребенка не отправят в детский дом, отобрав у него фамилию, имя и память о том, кто он и кто его родители.
Подобная “забывчивость” всегда дорого обходится тем, кто считает, что ничего не повторится, “мы же цивилизованные люди”. Расскажите это дымам Освенцима, костям Ржева и крестам Колымы… А они послушают, грустно кивнут и растворятся в тумане времени. Забывающие прошлое всегда его повторяют – и в этом страшная историческая правда. Ну а дальше – выбор за самими людьми.
После прочтения Гинзбург “Крутой маршрут” не могу перечитывать эту книгу, настолько она меня потрясла. Эту журналистку поместить бы разок в вагон, в котором везли заключённых на Колыму. Чтоб кормили баландой из солёной селёдки, а воды бы давали всего одну кружку на целые сутки. И при этом на твоих глазах кормили бы и поили вволю овчарок. Что бы она тогда сказала бы о трёхразовом питании и медицине, видя, как твоих истощённых умерших попутчиков выносят на станциях?
Сереж, немцы заставляют каждого школьника, буквально каждого, пройти через музей, в который превратили Аушвиц. Чтобы шли и смотрели. Жаль, что в странах бывшего СССР нет такой практики, чтобы привозить подростков и показывать: никогда больше. Никогда.
«Ах, принудительный труд противоречит Конституции!” — говорят нам правозащитники. Нет, на самом деле это не так, стоит заглянуть в текст Основного закона.»(с)Никифорова.
Нет, на самом деле это так, статья 37, пункт 2🤦🏼♀️
Это другое (с)