Об интеллигентности. Еще раз

Разговор о культуре не мог не потянуть за собой еще один разговор – на этот раз об интеллигентности. Я не могу прекратить размышлять об этом – потому что на практике знаю, насколько сложно (точнее, иногда вообще невозможно) объяснить западному человеку, что именно понимается под этим словом.

Пока ты бекая и мекая пытаешься на пальцах объяснить канадскому корешу, что интеллигент – это не интеллектуал, не человек благородных кровей, не образованный и остепененный человек, не человек особенной доброты; что все это по сути своей иногда не имеет никакого отношения к социальному происхождению или наличию высшего образования – и все равно отчаянно осознаешь, что тебя все равно до конца не понимают, выходит программная статья господина Богомолова (да, я только недавно на нее наткнулась: что поделать, заокеанское бытие иногда определяет запоздание с реагированием сознания).

Надеюсь, вы тоже эту статью прочитали, а если нет – то прогуглите “Диетическое горе”, Богомолов, и вашим глазам откроется сие творение когда-то доверенного лица Навального, а сейчас человека, которого, кажется, заверили, что ежели он будет правильно себя вести, то ему дадут поруководить первым театром страны МХТ. Согласитесь – красивая плюшка для бездаря, придумавшего свадьбу в катафалке и снявшего кино про светских писек.

В статье про диетическое горе прекрасно все – и стилек, и метафоры, и идеи. Можно сказать, Константин Б. придумал себе индивидуально-авторский образ русской интеллигенции и выступает с сеансом черной магии и полного ее разоблачения.

Метну, пожалуй, цитат.

• Народ в глазах “особых” (то есть либеральной интеллигенции (И.А) —неиндивидуализированное месиво из рабочих, крестьян, служащих, мелких предпринимателей, врачей и учителей, военных, живущих бедно и не взлетающих высоко не только и не столько по причине плохо работающих социальных лифтов, сколько по причине собственной ничтожности и генетического убожества.

Заценили? Врачи, учителя, военные и предприниматели у нас тут выделены в “месиво” с рабочими, крестьянами и служащими. Константин считает, что “особые” так именно и думают об остальных – что они и есть “месиво”.

• Сами же “особые” хоть и неоднородны, но вполне исчислимы и грубо могут быть объединены в два подкласса: люди при деньгах или возможностях (или и при деньгах, и при возможностях) и условное интеллектуально-интеллигентское сословие. Первые осознают, что не имеют морального права называть себя элитой, но жаждут этого и обеспечивают себе “причастность” приглашением в свой круг вторых — философов, художников, писателей, артистов, просто интеллектуалов, наконец, каких-нибудь не скучных и способных развлечь высшее общество ученых. Их материально поддерживают, подкармливают, финансируют прожекты — словом, покровительствуют. 

А вот и подошел список “интеллектуало-интеллигентов”, куда вошли философы, художники, писатели, артисты и “просто интеллектуалы”. Вот профессионально-социальная принадлежность тех самых подонков, прикормленных современными купцами, и обозначивших учителей с врачами “месивом” с рабочими и крестьянами. Обожаю подобные фантазмы наших элитарных элитариев, которые как бы находятся “в стороне”, но одновременно “в тусовке” и выдают свои сентенции, как плоды философствования и осмысления открывающейся им действительности. Константин утверждает, что оба этих класса “особых” народ презирают, но различаются только тем, что “богатые” утверждают, что холопьев надо только пороть и прижимать, а вот у “интеллектуалов, сиречь либералов”, имеется другая точка зрения.

• А другие, интеллектуалы (сиречь либералы), полагают, что холопы — они, конечно, холопы, но надо их воспитывать, просвещать, “поднимать” со дна их холопского невежества, и тогда через годы в результате “социальных практик” (любимое выражение русского либерала) холопы “цивилизуются” и могут быть допущены к принятию каких-то решений. И миссия русского интеллектуала в его собственном понимании — поднять их со дна, отмыть их души. 

Ну то есть вы понимаете, что нам сейчас не показалось – и очень старый принцип существования русской интеллигенции с еще дореволюционной поры (народное просвещение) у нас сейчас обсмеян и обглумлен как чистейшей воды маниловщина и донкихотство.

Далее Константин рассказывает, что у “особых” с войной пришла печаль и стенание, но не потому, что они терзаются из-за войны, а из-за того, что больше нельзя веселиться и пировать безнаказанно, что нельзя брать у власти и у Запада на свои проекты, а у богатых нет больше возможности выводить награбленное на Запад и свободно туда ездить.

• Вот такое прошлое умерло. Об этой потере траур. Нет, нет, буквами пишут другие причины и даже сами верят в них. Натужно плачут. Картинно всплескивают руками. Берутся за руки, чтоб не пропасть. И даже искренне верят сами себе. Мы — нет. Нет веры их словам о людях и крови, о стыде и совести. Последнее давно потеряли. А первых всю жизнь презирали. И пот их презирали. И кровь, пролитую на кухнях в пьяном угаре, в поножовщинах, в темных и пропахших клеем подъездах, в шахтах взрывающихся, в терактах. 

Мне здесь очень нравится пируэт “мы – нет”, то есть не верим. Мы – это кто? “Настоящие интеллигенты”? “Философы в стороне”? “Мы с Ксюшей”?

• Не крови ужасаются. А тому, что пот, который проливали на них люди, как вода в вино, превратился в кровь. И сливается кровь в потоки, и потоки — в реки, и реки — в моря. И штормит этот красный океан. Страшно и блевотно от качки. И вдребезги разбиваются вазы Lalique и тарелки Hermes. Особняк, прежде крепко стоявший на земле, превратился в “Титаник”. И кричат властям обитатели: “Остановите шторм”. Но крик этот — в пустоту. Ибо шторм этот не от власти. Он от Бога. А к Богу обратиться они боятся. Потому что боятся, что Бог вспомнит о них и покарает.

Обожаю Константина, устроившего глумливое венчание в катафалке двух атеистов и высмеивателей православия, а теперь – у него “Бог” пишется с большой буквы и вот такие апокалиптическо-кэмероновские метафоры через строку. Интересно мне, где ж это он у “интеллигенто-интеллектуалов” вазы Лалик видел по цене от 2 до 13 тысяч евро за штуку.

• И наполняют оставшиеся “Боинги” люди печальные. Пишут в запрещенных сетях люди озлобленные. Дают Дудю* люди растерянные. Им плохо. Неумело подбирая фальшивые, словно под копирку написанные слова о совести, плачут об утерянном рае. О милой dolce vita слезы льют. Словно близкого потеряли. И склонились над гробом. “На кого ж ты покинул нас?” — причитают. 
• ...ваше прошлое умерло. Ибо мертвое счастье приятно вспомнить, но мертвое счастье надо скорее забыть. Забыть и вернуться спустя годы. Десятилетия. Века. Когда утихнет боль. Когда успокоится разум. Когда жизнь обретет новый смысл, сердце найдет новую радость, а тело забудется в новой работе. Тогда и займетесь, господа русские интеллигенты, своим любимым делом — рефлексией прошлых грехов. Это ведь главное guilty pleasure русского интеллектуала. Его страсть. Его нега. Его сексуальная девиация. Рассматривать свое “позади”.
• …Русский интеллигент — пьяница с глазами кролика. И хотя дорогое вино ему недоступно, если только не угостили в богатом доме, ему доступны иные вина, которые он потребляет неумеренно. Хранит он эти вина в своих винных погребах, полны они самых разнообразных вин. Вот вина перед “оккупированными” Советским Союзом народами, вот вина перед малыми народами внутри страны, вот вина перед репрессированными, вот вина перед замученными, вот вина перед невинными… И ведь правда виновны. Но потягивать эту вину со сладострастным наслаждением — это именно русско-интеллигентское изобретение. Вот об этой потайной части русской души говорил Федор Михайлович, когда называл иных героев “сладострастниками”. Русский интеллигент — именно что сладострастник. Он спускается в свой погреб и здесь — среди сокровищ своих — чувствует себя нравственным Бахусом. Он упивается вином виновности. И поит им русский народ. Он бьет себя по заднице лозой, испытывает боль, и сладость этой душевной некрофилии — она выше сладости деторождения.

Ну что, заценили словесные виньетки? Оказывается, рефлексия прошлого – сладострастная сексуальная девиация, нравственный садомазохизм, душевная некрофилия.

Константин призывает Господа-Бога проучить “этих идиотов” и делает вывод, что когда “все закончится”, нужно взять и начать строить “новую жизнь без возврата к старому”.

• А в настоящем есть смысл и цель. И правда, и дух. И подлинность. Надо только суметь выйти из “особняка”, засучить рукава — и работать, и жить, и верить. Надо отбросить презрение к своей стране и своему народу и услышать гул истории и голос людей. Потому что их мнение имеет значение.

Полностью статью можно прочитать где угодно, я вытащила наиболее цветистые места – думаю, они дадут полное представление о том, что Константин думает о русской интеллигенции.

Для начала скажу вот что: все же правы те психологи, которые говорят о том, что дедушка Зигмунд – совсем не устарел, а вовсе даже и наоборот: кое-какие типы личности можно анализировать исключительно по его методам и отличный пример этому – господин Богомолов. Я как бы не буду сейчас про сексуальность, но кое-что в его статье натолкнуло меня на мысли, что мадам Собчак, похоже, в браке получила все, кроме нормально функционирующего в нижнем плечевом поясе мужа, но я сейчас не об этом. А о том, что данный текст – просто идеальный пример того, что в психологии называется проекцией, дедушка Фрейд бы прослезился от факта, что сто лет уж прошло, а его идеи цветут и пахнут.

Это “они” у Константина – подлизывают богатым и властным, это “они” – стенают и рыдают по прошлому, это “они” – считают народ холопами и презирают его. Это все “о них” – интеллигенто-интеллектуалах ” с глазами кроликов”, которым недоступны дорогие вина, зато доступно чувство вины. Это “они” – обрушили страну в задницу, потому что никак не могли расстаться со своими идеями “народного просвещения”, вообще во всем виноваты только “они”, а по-правильному надо “засучить рукава и работать”, забыв о прошлом и думая только о настоящем.

Ребята, вы понимаете, я этот текст несколько раз перечитывала, настолько не могла поверить своим глазам – пока, наконец, не вспомнила фрейдовскую идею проекций и не поняла, что рассматривать написанное можно и нужно только с этой лупой перед глазами.

Я такого смешения всего со всем в одной конкретно взятой голове действительно не видела еще никогда.

Вернусь к началу своей статьи – с попыток объяснить канадскому корешу понятие интеллигентности. Помните, был такой фильм “Чужие письма”? Он о том, как учительница противостояла ученице, молодой и напористой “трезвой реалистке”. Там в фильме есть эпизод, когда учительница говорит о том, что “чужие письма читать нельзя” и “трезвая реалистка” смотрит на нее как на умалишенную.

Так вот, чтобы быть интеллигентом, необязательно иметь ученую степень или длинный список предков в дворянских столбовых книгах, но обязательно понимать, что учительница из того фильма – не просто права, а знать – в чем именно. Я не знаю, как у вас, но у меня до сих пор золотым стандартом интеллигентности являются академики Лихачев, Капица, Сахаров. Речь не о том, насколько образованы были эти люди, но то, КАК они говорили, О ЧЕМ они говорили, КАК они думали – и это дает очень четкое представление о том, каким именно должен быть интеллигент.

Вот вы посмотрите на нашу современную жизнь, особенно на пространство бывшего СССР, где “интеллигент” очень долго имел перед собой прилагательное “проклятый” (что поделать, в гегемоны были записаны другие классы), и где аристократия была выкошена практически в ноль. После перестройки и нулевых в аристократию и высший класс были записаны (вернее, они сами себя назначили) те, кто имели деньги. Тот самый типаж “трезвых реалистов” из “Чужих писем”, малообразованные гугнивые пэтэушники, выжившие в классовой борьбе 90-х, сменившие красные пиджаки на итальянские костюмы и “меринов” на “бентли”, почувствовавшие себя хозяевами жизни. Но поверьте – даже они при встрече с Сахаровым или Лихачевым сильно стушевались бы.

Потому что в подлинной интеллигентности имеется нечто, что действует, условно говоря, “и на шута, и на короля”, что ставит настоящего интеллигента на недосягаемую ступень, подходя к которой и современные образованцы, и новые “хозяева жизни” вынуждены поднимать голову и смотреть снизу вверх при том при всем, что интеллигент будет смотреть на них глаза в глаза с уважением, и в общении не будет делать никакой разницы между президентом и уборщицей. Это и есть то, что вызывало такое раздражение в пролетариате, бросавшем на кухнях и в очередях бешеное “ишь, интеллигент проклятый”, то, что так сложно выразить словами и объяснить человеку далекому от русской культуры.

Я могу назвать это нечто разными словами – совестливость, чистоплюйство, деликатность, но от перемены слов суть не меняется. Интеллигентность, как я уже сказала, – не только в образованности и широте взглядов, культуре мысли и языка, а в том, что человеку “стыдно делать гадости”. Прочитать чужие письма, пройти к цели по головам, подсидеть коллегу или украсть его идею, доносить и наушничать, лезть напролом, безапеляционно изрыгать истины в последней инстанции, считать людей рядом “быдлом и холопами”, пресмыкаться перед власть имущими и презирать нижестоящих. Органическая неспособность на то, что я перечислила, сильно осложняет человеку жизнь, но одновременно – окружает его неким полем, непонятным, страшащим тех самых “аристократов”, которые видят в нем как в очень чистом зеркале всю убожественность собственных душ.

Почему это “нельзя по головам”, когда “залог успеха – правильно себя подать и выживает сильнейший”? Почему это нельзя украсть, если “ничего личного – только бизнес”? Как это – нельзя копаться в грязном белье, если “кто владеет информацией – владеет миром”? Пока все эти “аристократы” вращаются среди себе подобных, мир кажется им очень гармоничным и правильным, “не я такой – жизнь такая”. А потом они встречают кого-то, кто, скажем, не хочет мараться и брать взятки, и делает он это не из страха “перед вышестоящими органами и разоблачением”, а потому что “деньги я проем, а стыд останется” – и эта мотивация, столь непонятная и нелепая с их точки зрения, вдруг оказывается настолько мощной и серьезной, что они, когда убедятся, что это не актерская игра, не выделывание, не набивание себе цены, а действительный принцип жизни, изменив которому человек перестанет уважать себя и не сможет жить дальше, – эта мотивация вызывает сначала искренний шок, а потом – раздражение. Потому что они же были уверены, что “все такие”, а тут внезапно – не все.

Интеллигентный человек – человек с сильно измененной душевной организацией, его принципы не облегчают ему жизнь, а осложняют: он не может не иметь твердых принципов, не может им изменить, и это изменение не делает из него морализатора и ханжу, отнюдь, интеллигенты обычно очень снисходительны к чужим слабостям и строги только к самим себе. Интеллигентный культурный человек постоянно сверяет себя с неким нравственным камертоном, он бесконечно задает себе “проклятые вопросы” и ищет на них ответы, ему обязательно рефлексировать жизнь, размышлять о ней, корректировать себя в соответствие с найденными ответами на свои вопросы. Интеллигент – это человек, которому будет стыдно не за расстегнутую ширинку, а за то, что он изменил дружбе или солгал.

Подобный стиль жизни для “аристократии” – чужд и презираем, им нужно, обязательно нужно не просто обесценить его, но и высмеять, обозначить “пережитком и извращением”. И это прекрасно доказывает программная статья господина Богомолова – просто образцовый текст о том, каким видит интеллигенцию тот, кто считает ее “интеллектуало-интеллигенцией”, моральным извращением, некрофилией.

Константин, залезший в карман к “новой аристократии” уже не по локоть, а по самый кадык, вылизывающий властьимущим уже даже не анусы, а тонкий кишечник, претендующий на то, что ему за это отвалят “цельный МХТ”, – просто феерически проецирует все свои грехи на тех, кто “дает Дудю”. Совершенно незнакомый с понятием рефлексии и саморефлексии, с чувством сострадания к собственному народу, со стремлением сделать жизнь немного светлее и лучше, не понимающий, что такое стыд и душевная деликатность, неспособность существовать там, где творится несправедливость и беззаконие, Константин списывает все эти незнакомые ему понятия на то, что “их не пустили к дорогим винам”, то есть “не дали допуска к кормушке, вот они и бесятся”, и вообще “все они девианты и извращенцы, раз размышляют о прошлом”.

Да, тут совершенно не спасает образование, что блестяще доказывают и Константин, и его супруга, и их соратники и друзья – вроде ж историю учить должны были, а вот никак не удается постичь одну простую, как дважды два, истину: тот, кто забывает о своем прошлом, обречен его повторять. И разве вся нынешняя жизнь не является этому ярчайшей иллюстрацией?

Ну что с того, что сейчас “все засучат рукава и начнут работать”? Разве не случалось то же самое и в 20-х годах, и в 30-х, и в 40, 50, 60-х… И далее до нашего времени. Разве не забывали прошлого ради некоего прекрасного настоящего и более прекрасного будущего – и что из этого вышло? Кстати, а мне интересно, что Константин подразумевает под работой для себя и ему подобных? Ну вот у меня под понятием “засучить рукава и работать” понимается то, что мы с мистером Адамсом вот уж два года реально ни дня не сидели в офисе за битьем баклуш, а с утра до ночи в прямом смысле слова пашем, не покладая рук и выволакивая Топоним из занепада. Для тех, кто будет отстраивать Мариуполь и Белгород, Киев и Курск, – работа будет означать расчистку завалов, постройку новых домов, реставрацию разрушенной инфраструктуры. А Константин чего засучив рукава делать собрался? Снимать очередной опус о блядях? Делать из МХАТа помойку имени себя? Разражаться программными статьями “что такое правильный интеллигент и почему он такой нищий”?

Определенно, есть в этих всех “новых аристократах” то, что Ретт Баттлер из “Унесенных ветром” обозначал как “богатая дешевка” (слушайте, могу ошибаться насчет персонажа, выдавшего термин, но это точно из “Унесенных”). У них, казалось бы, есть все, что душе угодно – связи, доступ к любым бюджетам, они ухватили Бога за бороду и чувствуют великую свободу (особенно по насередке того, что из страны свалили те, кто “дает Дудю” и они теперь заняли место умов, честей и совестей), исчезли конкуренты и те, кто способны сказать им в лицо правду о них… Но при всем этом – они остаются теми самыми “богатыми дешевками”, они всякий раз ощущают себя таковыми, сталкиваясь с настоящими интеллигентами, потому что как бы они ни презирали “учителей, врачей, военных и прочих селян”, как бы они ни сетовали на то, что “какая-то нищебродская училка, обслуга, будет учить меня жизни”, как бы они ни смеялись над “сексуальными извращениями в виде рефлексии прошлого”, – сам тот факт, что на свете еще не издохло и не разложилось понятие “русская интеллигенция”, что этот великий нравственный ориентир, не до конца понятный всему миру, но вызывающий уважение и преклонение хотя бы потому, что какое столетие подряд он пытается разгадать этот феномен и называет его “загадкой русской души”, – не дает покоя и этим “орестократам”. Как бы они ни окружали себя правильными зеркалами и не внушали себе, “что все так живут”, стоит где-то на бэкграунде, вдалеке, промелькнуть настоящему интеллигенту, они тут же видят в этом зеркале самих себя в полном своем ничтожестве и постыдности. Как бы они ни фальшивили по жизни, чистый звук камертона тут же обнажает всю нелепую какофонию их “жизненных симфоний” – и звук этот является для них иерихонской трубой, разрушающей все напыщенные и бездарные построения, которые они выдают за культуру, искусство, творческую гениальность и вдохновенность.

Все, что им остается, – бессильно беситься и выставлять напоказ собственную убожественную незатейливость, для которой вполне подходит линейка имени дедушки Зигмунда, но которую они воспринимают как высокое философствование и открытие правды о мире.

Бедняги не догадываются, что наводняя сетку своими “глубокими и широкими мыслями”, они лишний раз дают нам понять, что НЕ является интеллигенцией – и что смотреть в их сторону можно только в одном случае: чтобы понять, куда не надо ходить.

Ну что ж… это тоже нужно, чтобы правильно понять, в чем различие настоящей интеллигенции от мимикрии под нее, ну и суметь ценить и восхищаться тем, что именно русские дали миру понятие, которое означает высочайшее соединение жизни души и духа, а интеллигентность – это именно об этом. Куда уж тут отменять язык и культуру… Как можно отменить то, в чем живет единственная надежда на то, что весь этот кошмар кончится – и залечивать раны будут не убогие бездари, конвертировавшие наглость в деньги, а те, кто понимает, что такое настоящие ценности и настоящая культура.