Елена Костюченко и ее интревью Дудю

Героически потратила 3 часа жизни и посмотрела в три этапа интервью Елены Костюченко Юрию Дудю

Буквально сегодня говорила с родителями и сказала им, что Елена все время производила на меня впечатление контуженой, в прямом смысле слова, не в переносном. Во взгляде, в движениях, в манере говорить, в произносимых текстах все говорило о том, что с человеком не все в порядке на чисто физиологическом уровне. В голове все время крутилось, что я еще что-то о ней знаю, что не дает мне проникнуться к говоримому ей хотя бы элементарным пониманием.

И только сейчас осенило. Дело в том, что я ознакомилась с первой ее статьей не тогда, когда она писала о политике. Нет, на Снобе несколько лет назад появилась статья журналистки, которая проникла в секту “Роза мира”, причем тайком, несанкционированно и без оповещения своей редакции, чтобы расследовать тайну гибели русской модели Русланы Коршуновой (вы должны помнить эту девушку немыслимой красоты по рекламе духов Гуччи). И я ее прочитала, поразившись написанному. Так вот, это была статья Костюченко.

Для журналистки дело закончилось более чем мрачно – у нее в прямом смысле обрушилась психика и ее с большим трудом вернули в реальность психиатры и таблетки. С тех пор у Елены и началась тяга к экстремальной журналистике, она взяла в себе в кумиры Анну Политковскую и начала писать то о Чечне, то о трассовых проститутках, то о цапках, то о коррупции в полиции.

Разумеется, с началом горячей войны на Украине журналистка поехала туда – ну и все закончилось тяжелым отравлением, которое сейчас расследуется Гроздевым и его бюро расследований как часть серии отравлений русских журналистов зарубежом.

И вот только тогда, когда я соединила оборванные нити в своей памяти, стало понятным, отчего после этого интервью мне все время хотелось помыть глаза и уши с мылом.

Речь даже не о том, что Елена говорит крайне коряво, очень неуместно и неумело употребляя мат: у пишущих людей есть такой феномен, они могут ваять прекрасные связные и очень интересные письменные тексты, но когда начинаешь с ними говорить, оказывается, они порой они не могу соединить три слова в простое предложение. И наоборот, те, кто красиво и витиевато говорят устно, могут писать так, что на второй строчке хочется плюнуть и больше не мараться о написанное.

Нет, в случае с Еленой дело даже не в том, что она говорит скучно, нудно и с крайне скудным словарным запасом. Дело все в том, ЧТО она говорит.

Скажем, самым запредельным лично для меня стало рассуждение о психоневрологических интернатах. Никто не спорит о том, что это – филиалы ада на земле. Да, это действительно дома скорби, где совершенно бесправно и в чудовищных условиях живут люди, им мало кто помогает, а с уходом многих благотворительных фондов все стало еще мрачнее. Да, туда направляются дети из домов ребенка, у которых имеются неврологические и психиатрические проблемы – и это приговор на существование в аду в течение всей их жизни. Да, система российского психиатрического надзора такова, что эти люди за людей не считаются, персонал получает мало, сама специфика работы такова, что будит в людях самые скотские черты.

Но речи Елены, которая, прожив в таком интернате 2 недели в качестве журналистки-наблюдателя, тут же выносит вердикт: все сделано неправильно, надобно все сломать и построить по-новой? Что же предлагает Елена? Да выпустить этих людей домой, к семьям, дать им право жить так, как они хотят, а помощь им должны оказывать волонтеры и родственники…

Тут-то у меня челюсть и покатилась под стол. То есть Елена всерьез считает, что пациентов психиатрических клиник срочно надо выпустить на улицы и по домам? Нуаче, Елене можно приехать к нам в Ванкувер, где после ковида так и поступили. Узреть, что такое психи, толкающие под автобусы людей, психи или наркоманы, толпами стоящие в странных позах на улицах, пугая даже пуганых санитаров-скоропомощников, что такое психи, атакующие людей в доме и на улице; а еще я могу рассказать Елене, что такое жизнь по соседству с двумя шизофреничками, которых милосердная советская власть забирала в дурку исключительно в периоды обострений, и то, когда мы уже всем подъездом умоляли горисполкомы, больнички и саму психиатрию сделать хоть что-то с тем, что по ночам они воют и орут, днем отсыпаются, а разводят тараканов круглогодично, ну и забивают канализацию своими тряпками тоже круглый год, отчего дерьмо течет по подъезду летом и зимой (самое томное, конечно, происходило летом, чего уж греха таить).

А можно повезти Елену в Данию и показать ей, как великие датские психиатры решили быть добренькими и разрешили психиатрическим больным принимать лекарства только по желанию и не курсами, а ежели захочется. Даже в закрытых психиатрических заведениях у пациентов теперь больше прав, чем у врачей – и мне как всегда очень хочется всех принимавших этот закон как раз и запереть вместе с облагодетельствованными пациентами в одну больничку – пусть на своей шкуре испытывают плоды своей доброты.

Можно заставить Елену побеседовать с семьями психиатрических пациентов, где один неблагополучный ребенок может изводить всех, угрожая убить младших, и доводя родителей до нервных срывов. Можно показать ей, как внешне вполне благообразный дедушка может внезапно взять вилку и воткнуть ее в руку внуку только потому, что тот произнес, скажем, слово “семь”. А это слово дедушку триггерит настолько, что он убивает любого, кто его вслух произносит. Можно пригласить Елену потаскать на себе сына с ДЦП, только не которому 2 года, а которому 22.

Но больше всего мне у Елены понравился тезис о том, что “в психиатриях женщин стерилизуют как кошек”. Елене, вероятно, это выражение очень нравится, потому что в интервью она его употребила несколько раз. Наверное, дева кажется себе очень доброй (тем более, что у любимых женщинах у нее сейчас значится дама с церебральным параличом), но будучи доброй к “сестрам по несчастью”, Елена ни единой мыслью не обращается к тому, а что ж будет с плодами ее доброты при отсутствии стерилизации.

Дело в том, что в психиатрических отделениях мне бывать доводилось несколько раз – это тяжелейший опыт. Но у меня еще имеется приятельница, ставшая психиатром, а так же несколько знакомых, служивших в таких отделениях медсестрами и санитарками (причем в разных странах, включая Канаду). Так вот, я и своими глазами видела кое-что, и еще больше наслушалась рассказов. Дело в том, что у психиатрических пациентов не просто гиперразвитая сексуальность (вы поспрошайте, поспрошайте мам взрослых сыновей с диагнозами, чем они любят заниматься на досуге, причем необязательно наедине с собой). Женщины от мужчин не отстают, поверьте. Так вот, помимо гиперсексуальности у них еще имеется гиперплодовитость. Пока современные горожанки бегают по ЭКО и жрут килограммы таблеток, чтоб родить хотя бы одного, пациентки психиатрий плодоносят так, что любое применяемое мной сравнение все равно будет мало описывающим реальность.

Более того, в Луганском психдиспансере случилось нечто, о чем я слушала несколько друзей медиков, потому что это стало в некотором смысле сенсацией и мадам взяли на обследование сразу несколько отделений.

Дело в том, что в Луганске стерилизовали просто – резали трубы. И вот у одной такой с перерезанными трубами (не перевязанными, повторяю, а с перерезанными), образовался живот. Думали, что опухоль. Потом обнаружился приличнейший срок беременности – и сраженные врачи, которые были уверены, что с перерезанными трубами не беременеют никогда, вынуждены были констатировать, что перерезанные трубы не просто как-то срослись, а еще и образовали просвет, через который яйцеклетка нашла свой путь к сперматозоиду. В общем, тетку долго крутили, о ней потом рассказывали в лекциях, но что с того, что это медицинское чудо. Ребенок все равно родился мертвым с чудовищными патологиями, и я не могу сказать, что этот плохо.

Так вот, добрейшей души Елена очень сильно печалится, что женщин из психиатрических отделений “кастрируют”, им же нужно давать рожать, а то их права что-то сильно ущемлены. О правах ребенка Елена, которая, кстати, собирается стать матерью “от своего друга”, журналистке думать недосуг. Кто родится у двух людей, чья психика необратимо разрушена, а тело существует на тяжелейших медикаментах, как насчет его прав не быть зачатым – думать Елене некогда, да и зачем, правда же? Тут же главное защитить тех “кого кастрируют как кошек”, ведь они на самом деле не сумасшедшие, а “альтернативно разумные”, согласно Елениной табели о ценностях.

В общем, три часа подобных рассуждений “о жизни и о себе” – и у меня закрался только один вопрос: деточка, а зачем тебя сейчас внезапно стало так много на интернет-пространстве? Из тебя делают новую Политковскую, но это просто невозможно, это настолько невозможно, как сделать из какого-нибудь, прости Господи, актера Зеленского Иннокентия Смоктуновского.

Политковская была талантливейшей журналисткой, но она четко знала, куда и зачем едет, не лезла в авантюры с проникновениями в секты и работала с очень трезвой головой, всегда давая редакции понять, где она и зачем. Ты же, с и так нестабильной психикой, полезла туда, где и опытные психиатры могут не суметь защититься, потом с порушенной психикой полезла в самоубийственные места, получила там еще контузию, потом была отравлена – и вместо того, чтобы тихо лечиться и тихо жить со своей выбранной сердцем партнершей, ты зачем-то водружаешься аки флаг с хрен знает какими целями на баррикады, не понимая, не осознавая, что медных труб твоя головушка может и не выдержать. Это огонь с водой еще куда ни шло, а на стадии труб такие головы рвало на запчасти, что тебе на тех высотах даже в собственных фантазиях не полетать.

Знаете, я чем больше смотрю и слушаю всех этих трендсеттеров и новых этиконосцев, тем больше я поражаюсь тому, что все эти паскудные Соловьевы и Симоньяны, на которых клейма ставить некуда, были хотя бы хорошо обученными и образованными профессионалами. Они и остаются ими – с поставленной правильной речью, с умением говорить четко, твердо и с учетом времени. На носителей новой нравственности – смотреть больно. Я не увидела в новых изданиях ни одного человека с хотя бы мало-мальски выставленной речью, с нормальным русским произношением, со способностью внятно и четко излагать тексты хотя бы по телесуфлеру.

Все эти набранные хрен знает откуда мальчики и девочки, с убогим словарным запасом и полным неумением вести себя перед камерой, пытаются стать альтернативой мастодонтам вроде Киселева – и в результате делают только хуже. Киселева невозможно слушать и невозможно на него смотреть, но от его речей хотя бы не тошнит, а при взгляде на этих ньюсмейкеров хочется позвать Иеронимуса Босха, ибо столько моделей для картин пропадает зря.

В общем, лишний раз убедилась в том, что отрицательная селекция – не миф, а чистая правда. Есть что-то очень характерное в том, что старая система представлена подлецами, которые хотя бы профессионализм свой не просрали, а новая система представлена сборищем сирых и убогих, среди которых самые яркие – оказываются остро нуждающимися в психиатрической помощи.

Так что кто как, а я продолжаю существовать в системе координат “чума на оба ваших дома”.