Почему мне все равно, “что сказала Талызина”

Мою мордокнижную ленту которые сутки рвет поток возмущения. “Талызина сказала то, Талызина сошла с ума, Талызина ярая антисемитка, что сказал бы Рязанов”.

Честно? Мне даже из любопытства не хотелось идти и выслушивать/вычитывать, что сказала престарелая актриса.

Я понимаю, что прислушивание/присматривание к тому, что вещают говорящие головы разной степени важности, – это тяжелое наследие нашего стадного существования, когда среднестатистическому члену племени или общины важно было знать, что думают старейшины о том, можно ли начинать сев или кочевать вместе со стадами бизонов. Вот как седобородые отмашку дадут, или объяснят, шо вот эта конкретная рыжеволосая – она не ведьма, а вот та – она точно ведьма, топи ее в омуте, проклятую, а то снова на рожь залом наведет, так всем племенем или общиной и поступим.
Эту рыжую замуж отдадим за кузнеца, а ту – каменюку на шею и нехай плывэ, якщо зможе.

Но мы-то уже в племенах и не живем, а потребность послушать условных аксакалов – жива и розовощека.

Еще и милый нюанс вырисовывается: лицедей никогда не воспринимается почтеннейшей публикой как носитель имени-фамилии и отчества, нет, он воспринимается токмо через призму собственных ролей, именно поэтому Михаил Боярский для целой страны советских женщин являл собой квинтэссенцию мужественной безбашенности и благородства истинного гасконца; Дмитрий Харатьян разбил сердца тысяч девушек как милый и ранимый Алешенька Корсаков, носитель французской родинки над губой и горячего гардемаринского сердца; Николай Еременко был смельчаком и королем единоборств из “Пиратов 20 века”, а бедный Леонид Филатов после “Экипажа” приобрел статус плейбоя и бабника.

И народу в общем-то и недосуг подумать над тем, что роль и артист – могут быть диаметрально противоположными и увязывать их между собой – это грубейшая когнитивная ошибка. Но даже если махать этим флагом перед глазами людей по сто раз на дню, убеждая, что роль и артист – это, как говорят в Одессе, две большие разницы, они будут кивать: дадада, ну конечно, мы не увязываем, но потом будут снова и снова прислушиваться к тому, шо там у нас условный Хабенский или Хаматова думают по поводу главных и насущных вопросов современности.

И знаете, ладно бы в носители особо ценных мнений брали бы кого-то действительно талантливого – композиторов, писателей, ученых, классических артистов, которые хотя бы близостью к исполнению произведений гениев обтесаны и вынуждены быть культуртрегерами. Но нет – самые главные светочи у нас – актеры. Лицедеи, скоморохи.

С ними носятся, будто их дар действительно представляет из себя что-то ужасно редкое и трудное, требующее гигантского труда и самодисциплины.

Самый гениальный артист, самый одаренный и поцелованный музами в макушку – это человек с врожденной очень специфической организацией нервной системы и психики. По воспоминаниям, гениальная Вивьен Ли могла не просто заплакать перед камерой нужное количество раз, она могла по желанию пустить слезу из любого глаза на выбор, причем количество слез тоже могло зависеть от желания режиссера.

Когда-то в юности мне попались мемуары какого-то известного советского журналиста, который в юности брал интервью у мхатовских стариков еще Яблочкинского поколения. Как любому из обывателей, журналисту было любопытно, сложно ли “плакать по заданию”. Старик снисходительно посмотрел на любопытствующего, а потом вдруг без всяких предисловий и концентраций зарыдал так, что журналист испугался. Мемуары он писал через много лет, я запамятовала, о каком из стариков шла речь, но шок от того, что вот перед тобой сидит эдакий барственный аксакал с седым нимбом волос и снисходительно что-то тебе вещает хорошо поставленным голосом, а потом тут же он рыдает так, словно хоронит сына, – и все это без перерыва и хоть какого-то перехода… вот этот шок журналиста не оставлял много лет.

Гибкость психики и натренированность подглядывания за чужими эмоциями, вот что это такое. Актер не чувствует (как и у проституток, у них способность чувствовать является признаком профнепригодности, потому что “сгоришь и все”). Если про проституток хочется подробнее, читайте купринскую “Яму”, что там было с одной из героинь, которая оргазмировала после каждого коитуса, какова была ее судьба и чем все это закончилось. Так вот, актер не чувствует, он умеет изобразить чувство убедительнее того, кто действительно чувство испытывает. Он умеет изобразить вообще любое чувство и эмоцию лучше, чем те, кто их испытывает (это не значит, что актеры не чувствуют вообще, у них психика просто устроена иначе, чем у нас, они имитаторы в профессии, но как люди – чувствуют все то же, что и все остальные, другое дело, что подвижность психики такова, что они могут заигрываться и переставать отличать игру от реальности).

Они используют тело, голос, мимику, жесты для того, чтобы выразительнее и убедительнее изображать то, что не в силах изобразить простой человек. Парадоксально, но если один и тот же текст будет начитывать условный Чехов и условный Смоктуновский – поверим мы Смоктуновскому, потому что тот сумеет играть голосом, лицом так, как не в силах сыграть никто из малоодаренных в области лицедейства. Мы поверим Смоктуновскому – и поэтому в нужный момент не сможем отделить актера от его персонажа, не разделим человека и произносимый им текст.

Именно поэтому когда говорят все эти машковы и бероевы, мы слушаем их и верим им, они убедительно внушают нам некие идеи, которые никогда не захватили бы нас, если бы их произносили какие-нибудь гугнивые мальчики и девочки из журналистских команд Навального или Ходорковского.

Но если кто-то умеет убедительно мимикрировать, это не значит, что он сам такой. Это вообще ничего не значит. Я читала воспоминания о Любови Орловой. У нее всю жизнь была очень преданная поклонница, которая умела феноменально похоже имитировать ее голос. После смерти Любови Петровны она еще долго пугала родных звезды, периодически звоня им и говоря голосом Любочки какие-то странные вещи. Но если кто-то умеет копировать голос звезды – это не значит, что этот кто-то является звездой. Если кто-то умеет мастерски изобразить самые глубокие из человеческих чувств, то это не значит, что кто-то это чувство чувствует. И это значит, что принимать игру за чистую монету – по меньшей мере странно.

Именно поэтому меня абсолютно не волнует, что там сказала Талызина, Брыльска, Крючкова или Хаматова, потому что лично для меня есть их роли, и есть – конкретные персонажи по фамилии Талызина или Крючкова, и ассоциировать их с ролью Нади Шевелевой или доктора Лизы – это весьма странно. Ну мы же не связываем рояль Петрофф с музыкой Баха и не считаем, что скрипка Страдивари, этюды Паганини и пальцы Ойстраха являются одним и тем же явлением.

Актриса Талызина может сколько угодно изрыгать свои антисемитские лозунги и приветствовать войну, но это никаким образом не связано с тем, что ее голос, подаренный Наде Шевелевой – является голосом антисемитизма. Хороший голос, приятный, очень профессионально озвучивший игру другой актрисы. Рояль Петрофф тоже прекрасный рояль – на нем можно сыграть “Мурку”, а можно “Аппасионату”, но рояль останется тем же. И уж тем более не важно, стоит он в доме Рихтера, в колонном зале Дома Союзов или на яхте “Шахерезада”.

Так что оставьте в покое всех этих лицедеев, пусть говорят что угодно – это совершенно не помешает нам смотреть их в любимых ролях. И мнение они могут иметь какое угодно – как и любой из нас. И почему их мнение является более ценным, чем мнение какой-нибудь нашей соседки по лестничной площадке, – для меня загадка. Соседка может выращивать прекрасные розы, а Талызина может играть голосом лучше, чем мы, но ведь вообще любой из нас обладает хоть каким-то талантом, даже самый конченный подзаборный алкаш, и отчего это умение качественно притворяться – является чем-то особенно ценным и важным, я до сих пор не могу взять в толк.

Наоборот же – мнение профессионального притворщика может заставить задуматься, а настолько ли оно правильное… Но увы… все это всего лишь сотрясение ноосферы, а люди все так же будут прислушиваться и возмущаться… Ну надо же, такая талантливая артистка, а такое несет… Как будто если бы это несла талантливая доярка, это мнение стало бы менее отвратительным.