Полина Осетинская. В ад и обратно

Она и сейчас потрясающе красива, но другое потрясает больше – опустившись на дно ада, она смогла не только сбежать из него, но и сохранить жизнь, психику и любовь к музыке. Вот это и есть настоящее чудо. Но давайте с самого начала.

Олег Осетинский был звездой советской богемы 70-80 годов, красавец, интеллектуал, умница, сценарист популярнейших фильмов “Звезда пленительного счастья” и “Взлет”, состоявшийся журналист, друживший практически со всеми музыкантами и актерами поколения. Но была у Олега Осетинского тайная боль: в юности он мечтал стать известным пианистом, но травма руки навсегда закрыла перед ним перспективу стать профессиональным музыкантом, и тогда он дал себе клятву, что сделает звездой своего будущего ребенка.

Женившись на красавице Елене Мантуровой, утонченнейшей ценительнице классической музыки и постоянной зрительнице всех музыкальных и театральных премьер, Осетинский начал посещать театр и консерваторию уже с супругой; в своей биографии Полина шутит, что начала получать музыкальное образование еще в утробе матери. В доме тоже постоянно звучала классика, несмотря на дружбу с известными рок-музыкантами того времени, родители их записи дома не слушали, опасаясь испортить вкус детей.

Сначала целью отцовских амбиций стала старшая дочка Наташа, которая, к своему счастью, оказалась психологически сильной личностью – и умудрилась сбежать из дома как только к ней начали применять “передовые педагогические методики”. Наташа навсегда получила ярлык “беглянки”, в попытке вернуть девочку домой, папаша в присутствие двух сестер наорал на нее, не слишком заботясь о литературности выражений, и тогда Наташа ушла из дома навсегда, отец запретил матери и сестрам общаться с ней. Средняя дочь Маша особенных талантов в музыке не проявила и это спасло ей психику и здоровье, а вот Полине повезло меньше. Девочка оказалась музыкально одарена – и папенька решили, что звезду будут делать именно из нее.

Как только Полине исполнилось пять лет, ее привели в музыкальную школу. Девочка настолько не хотела туда ходить, что, как она пишет в своей биографии, она стала посреди дороги и заявила, что не сдвинется с места, пока ее не задавит машина. Папа был великим психологом, потому сказал, что ничуть не будет этому мешать (мы помним, на дворе стояли 80-е и Москва еще не могла похвастаться забитыми полосами шоссе). Как только вдали появилась машина и Полина поняла, что никто и не думает хватать ее за руку и уводить с дороги, она убежала сама – и сдалась.

«Далее класс, выкрашенный по традиции масляной краской в невнятный зеленый цвет. Клавиши. Ноты. Длительности. Полый кружочек и черный кружочек, завитушки и хвостики, крючочки и точечки. Ощущение беспомощности и безысходности. Черное пианино и линейка, которой бьют по рукам при каждой неминуемой ошибке. В это время я уже довольно долго жила с матерью, и она сидела со мной неотлучно, следя за выполнением упражнений, данных отцом», — вспоминает Полина.

Напоминаю, ребенку пять лет и в это время еще не все способны научиться читать, мозг еще не развит настолько, чтобы понимать соотношение звука и буквы… у нас тут – требование отца в пять лет понять соотношение знака и звука, а за малейшую ошибку – родная мать бьет по пальцам линейкой. Педагогическая дрессура началась – и никто из дражайших родителей так и не понял, что не всем в пять лет быть Моцартом.

В шесть лет Полину привели в Центральную Музыкальную Школу (ЦМШ), это как Вагановка – только для музыкантов. Экзамен девочка провалила и папа пошел разбираться с педагогом, который, по его мнению, завалил дитятку. Что происходило между этими двоими, осталось неизвестным, известен только результат – неотложка педагогу и больница после разборок. Олег Осетинский понял, что под руководством матери Полине не сдать даже вступительных экзаменов в музыкальную школу, поэтому он взял отпуск и отвез ребенка в деревню, заниматься. Он гнал Полину все быстрее и быстрее, и тогда девочка открыла для себя нечто подобное игре: она стала воспринимать происходящее как проверку на прочность, и включилась в испытание – сможет она победить саму себя или нет.

После летнего загона Осетинский отвез Полину в Вильнюс, пособирал по сусекам всех знакомых музыкантов, профессоров, преподавателей музыки – и устроил ей концерт. Костюм исполнительницы был продуман до мелочей – как бы дачница, на секундочку забежавшая дать концерт в перерывах между грядками и прогулкой на речку: маечка и короткие шортики, разве что панамку сняли. В программе был “Романс” Моцарта и несколько прелюдий Скрябина – в конце вся публика устроила девочке натуральную овацию, но Полина писала, что она так и не поняла, восприняли ее как обезьянку из цирка – или как одаренного ребенка, однако папенька Осетинский считал происходящее однозначно: это прорыв.

Семья оплачивает Полине частные уроки с преподавателями ЦМШ – и она, наконец, становится ученицей желанного учебного заведения. Родители к тому времени уже окончательно расстались, поэтому Олег забирает Полину у матери, чтобы всегда быть рядом и “помогать во всем”. Для начала Олег Осетинский решает подойти к воспитанию “гениальной дочери” комплексно – помешанный на модных тогда “системах питания” и “оздоровительных методиках”, он составляет дочери следующее меню. Завтрак – стакан яблочного уксуса напополам с водой, пять поливитаминок, 20 таблеток аскорбиновой кислоты. Обед – кусок сыра (не обязательно свежего) и ложка меда. Ужин – либо отсутствует, либо корка хлеба, либо стакан кефира. Чуть позже растущему организму с барского плеча на обед перепадал кусок полусырого антрекота, Полина вспоминала, как вырывала у отца этот антрекот с кровью и рыча глотала его почти не жуя, зная, что у нее совсем мало времени между занятиями за фоно. На прием пищи Олег выделял 2-3 минуты времени. Вот отрывок из его интервью:

«Я перечитал горы литературы, разобрал несколько старых фортепьяно и роялей, чтобы понять тайну их работы. Я изучил устройство руки ребенка как врач, устройство тела и физиологию — как спортивный тренер, устройство рояля — как настройщик. Кроме того, я с детства имел уникальный слух и память и уже в самом раннем детстве не пропускал ни одного интересного концерта в БЗК. Опытные педагоги с ненавистью бросали мне:

— Вы дилетант! Она никогда не будет играть на рояле. Вы ничего не знаете о постановке руки, о методике, о правилах, о контрапункте.

Но я презирал их — и презираю сейчас».

С определенного момента Олег начинает присутствовать на всех занятиях Полины с педагогами школы, чем вызывает страшное раздражение: он вмешивался в занятия, исправлял учителей и подобное безобразие привело к тому, что от Полины начали отказываться все профессора и наставники. Она меняла учителей, а Олег тем временем вычитал “новое слово в воспитании гениев” – так называемую “дубль-стресс методу”. Смысл этого идиотизма заключался в очень живучем (весьма розовощеком и на сегодняшний день) мифе о том, что наш мозг использует только 10 процентов своей мощности, но если дать ему как следует пинка – то его можно разогнать на 20, 30 и даже 50 процентов.

Теперь у Полины времени не было совсем. Занятия проводились так: два часа игры на фоно (гаммы, этюды, разучивание новых произведений), затем 25 прыжков с высоко поднятыми коленями. Еще два часа игры, затем сто поднимания рук вверх. Расслабляться было нельзя, на еду отводилось, как я уже писала, 2-3 минуты. Воду можно было пить только под Четвертую инвенцию Баха, есть можно было только через несколько часов подобных занятий.

Иногда отец устраивал Полине “заслуженные праздники”, когда не нужно было ничего делать, а можно было пойти в зоопарк или кино, но праздники нужно было еще заработать. Порой Полине было разрешено навестить мать – и программа навещения представляла из себя следующее: (я цитирую одну из записок отца матери)

«Бег с высоко поднятыми коленками — спасение Полины! Следи за ее осанкой и животом. Давай ей больше любви и ласки! Сильней люби доченьку и старайся не утерять ничего из того драгоценного, что дал ей Бог и воспитание. Не давай ей себя бояться и врать. Развивай в ней драгоценный дар сочувствия, сияния и внимательности. Четко следи за ее обязанностями, сделай их железно контролируемыми, но не утеряй справедливости. Апеллируй к ее чувству справедливости! Борись с эгоизмом и вялостью — дорого заплатим! И — железно выполняй расписание».

В 8 лет из 24 часов Полина занималась музыкой 10, с возрастом она научилась “облегчать себе жизнь” беря крайние ноты в октавах и не играя “начинку” аккорда, отец ничего не слышал, а учителя… ну что учителя, в погоне за мировой славой Олег Евгеньевич снова разошелся с ними во мнениях и забрал дочку из музыкальной школы. Он заставлял ее “преодолевать застенчивость”, принуждая звонить всем известным музыкантам и предлагать концерты с собой, практиковал “голое исполнение”, когда девочка должна была играть знакомым отца полностью обнаженной или в трусиках, общение с матерью ограничивалось все больше и больше – из-за нехватки времени. Учителя ЦМШ не могли внушить Осетинскому, что он неправильно воспитывает дочь, и Осетинский перевел Полину в ближайшую музыкальную школу по месту жительства, одновременно он устраивал ее гастроли по Прибалтике и Грузии, все больше превращаясь в импресарио.

Падение железного занавеса приоткрыло перед Осетинским шанс дотащить дочь до действительно мировой славы – в 1987 году о ней написал Вашингтон Пост и в 1988 году ее пригласили на гастроли по всей Америке. К тому времени девочка получала концертную ставку взрослого исполнителя, 18 рублей, и американские гастроли обещали пополнить семейный бюджет уже ставкой за гастроли зарубежом. Полине пришлось заниматься еще более интенсивно.

Папенькины труды не пропали зря – в 11 лет девочка попала по скорой в больницу, где ей диагностировали 25 !!!!!!! хронических заболеваний желудочно-кишечного тракта в стадии обострения.

«Позади остались времена, когда я тайком съедала суп из собачьей миски, предназначенный̆ нашей собаке Джульке, от которого та воротила нос. И еще мама в свои поневоле редкие визиты жарила котлеты и перед уходом тайком заносила мне парочку в спальню — иначе мне бы не досталось. Теперь меня кормили по расписанию, пареным и вареным. На гастролях в каждой гостинице по утрам заказывалась каша, а днем какая-нибудь специально поставленная на службу советской культуре сердобольная женщина либо приносила кастрюльку из дома, либо водила меня к себе на плановый покорм. Ведь на кону была мировая слава и миллионы и нельзя было допустить сбоя системы», — это еще одна цитата из воспоминаний Полины.

Ляйсан Утяшева тоже делилась подобными воспоминаниями – она ела из собачьей миски здоровенной псины, и та делилась с девочкой своими обедами, собачьим своим сердцем понимая то, чего не понимали сердца человеческие: пытка голодом – одна из самых страшных пыток для человека, особенно для растущего организма. Из Ляйсан тоже делали чемпиона – и чего ей это стоило, можно узнать из ее интервью.

Хорошо представляя масштабы жизни Америки – и чем это ему светит, папенька Осетинский решил выжать из дочери максимум: он заставлял ее по приезде в Штаты заявить устроителям гастролей, что она не выйдет на сцену и не будет играть, пока им не удвоят гонорар. Полине уже миновало 13 лет и девочка начинала понимать, что происходит что-то не то, она понимала, что пойдет на обман, если послушается отца, кроме того, она ужасающе себя чувствовала, у нее болели руки и она играла все хуже и хуже.

Наконец, когда до гастролей оставалось три недели, Полина собрала кое-какие вещи, немного денег, собаку и убежала на квартиру знакомой матери недалеко от метро “Рижская”. Отец был в ярости – на тот момент вокруг него уже собралось некоторое количество поклонников и почитателей его методики преподавания, образовавших нечто вроде секты, и побег дочери подрывал его репутацию. Он расставил преданных соглядатаев в тех местах, где, как он подозревал, могла появиться Полина, и любые вылазки из квартиры на “Рижской” становились опасным предприятием – Осетинский в гневе был совершенно неконтролируемым.

К счастью, соседом женщины, приютившей Полину, был православный священник, отец Владимир, он выслушал ее историю и предложил какое-то время пожить в его домике в селе под Москвой, там Полина хотя бы могла выйти подышать воздухом и немного пройтись с собакой.

В Москве и Подмосковье все равно оставаться было небезопасно, тогда Полина переехала в Ленинград, к знакомой семьи Кире Мержевской. Кира была матерью троих взрослых детей и с ужасом наблюдала, что Олег делает с ребенком, но никаких разговоров и попыток вмешаться тот не терпел – и Кире оставалось только помогать Полине по мере сил. Спокойной жизни в ленинградской квартире очень быстро пришел конец – кто-то позвонил и доложил Олегу о том, где Полина, тот примчался в Ленинград и устроил безобразный скандал, пытаясь вломиться в квартиру. Испуганные соседи вызвали милицию – и папенька Осетинский угомонился только после приезда наряда.

В сводках о происшествиях о Полине узнал журналист Невзоров, приехал и предложил ей сняться в его программе “600 секунд”. Эта передача имела необычайный общественный резонанс: Полина впервые открыто рассказала о своей жизни, Невзоров нашел заявление в милицию, которое замяли трудами батеньки Осетинского, где Полина жаловалась на побои и голод. Невзоров продемонстрировал копию заявления – и люди впервые поняли, в каких условиях жила “гениальная исполнительница” все эти годы.

Знаете, что меня потрясло до глубины души, когда я читала о Полине? Что после этой передачи нашлись те, кто считал девочку предательницей и посчитал своим долгом “мстить за учителя”. Находиться в Москве девочке и матери стало небезопасно, они было решили эмигрировать в Америку, но Осетинский заявил, что как только они сядут на самолет, он публично сожжет себя на Красной Площади. По идее – ему бы выдать флаг в руки и полный картбланш на сие публичное событие, но мать с девочкой уже были совершенно вымотаны эмоционально, поэтому затею с эмиграцией они отвергли.

Полине нужно было учиться, а жить им было совершенно негде, друзья помогли ей устроиться в интернат при музыкальной школе-десятилетке, но туда нельзя было вселиться с родителями, и тогда бывшая педагог Полины по ЦМШ М.Вольф лично пошла к директору и упросила его пойти на исключение – дать матери и дочери небольшую отдельную комнатку, где они бы могли жить вместе.

Самое потрясающее, что Полина продолжала любить музыку и хотела продолжить ею заниматься. Учителя девочку боялись – она была уже взрослой и безнадежно испорченной неправильным преподаванием фоно, руки уже были поставлены, браться за исправление – было страшно, тем более, что Осетинский объявил вендетту всем, кто станет заниматься с его ребенком. То, что папенька – дикий, знали все, поэтому многие педагоги девочке сразу отказали, кто-то взялся и отказался после угроз, кто-то понял, что ничего не сможет сделать с уже выученным неверно ребенком.

Наконец, Марина Вениаминовна Вольф, поучавствовавшая в жилищном вопросе Полины, решила взяться за практически непосильный труд – восполнять пробелы в знаниях и технике, переучивать то, что было закреплено годами буквальной дрессуры, а главное – реабилитировать психику Полины, которая не умела, не знала, как это – заниматься правильно и без давления.

Девочка оказалась благодарным учеником, она была рада открывать для себя игру на фоно с совершенно новой стороны, но отец не оставлял ее в покое. Он бесконечно то угрожал, то подкупал знакомых семьи, чтобы те уговорили дочку вернуться, а очаровывать он мог так же отменно, как и пугать. Однажды он уговорил Киру, знакомую семьи, вызвать дочь на разговор “на нейтральной территории”, Кира предложила встретиться у нее. Полина пришла, пришел и Олег. Первое, что он грубо предложил, – это выйти хозяевам квартиры. Затем подошел к Полине и приказал ей вернуться. Полина отказалась, тогда он обозвал ее мерзавкой, плюнул в лицо и проклял, попытавшись ударить. В квартире остался хозяйский бульдог, собака вцепилась в ногу Олегу, он страшно заорал и на крик влетел хозяин. Снова разыгралась безобразная сцена, Полина билась в истерике – и с тех пор с отцом больше встречаться не хотела.

Полине было очень тяжело – у нее было имя и репутация вундеркинда, педагоги и публика очень внимательно на нее смотрели и оценивали с профессиональной точки зрения, а учиться ей было тяжело, любой из нас понимает, что учиться и переучиваться – две большие разницы, ведь Полина именно переучивалась. Она стала играть более спокойно, более технично – но гениальной исполнительницей так и не стала. Отец при всех проклятиях посетил несколько ее концертов и заявил, что без его “школы” дочь стала “посредственностью” и “потухла”, а Полина была счастлива, что жизнь ее течет по распорядку, где занятия чередовались с отдыхом – и в них не было “дубль-стрессов”.

Отец запретил “потухшей” дочери играть под фамилией Осетинская, гастролируя со своими ученицами, которых подписывал именно этим именем. Он продолжал интриговать, срывать гастроли Полины, ставить ее в неловкие ситуации (например, он мог проникнуть за сцену на ее концерте и “смотреть огненным взором, гипнотизируя ее на срыв”) – он так и не смог простить дочери то, что она убежала из-под его влияния. Осетинский скончался в 2020 году

Судьба, так жестоко относившаяся к Полине, словно решила реабилитироваться за все годы пыток. Полина счастливо замужем, воспитывает троих детей, к которым в жизни никогда не прикоснулась пальцем. Она продолжает концертную деятельность, сама имеет учеников. Она поклялась себе, что музыкой ее дети будут заниматься только если захотят сами – старшая дочь закончила музыкальную школу по классу фоно, средняя занималась арфой, но академконцерты давали такой стресс, что обучение пришлось прервать, младший ребенок пожелал заниматься боксом – и не иметь никакого отношения к музыке.

В общем-то у этой истории счастливый финал – но когда я думаю о том, через что пришлось пройти Полине, пока она не решилась на побег, мне становится дурно.

Знаете, что меня дико бесит во всех этих “воспитателях гениев”? И как педагога, и как мать… То, что они “все знают лучше невдалых учителей”. Ну хороший ты журналист и сценарист? Ну сиди ты на этой грядке и добивайся успеха на выделенном тебе жизнью пространстве, ты какого хрена лезешь исполнять свои несбывшиеся мечты на другом человеке? И если уже ты лезешь – может, доверишься профессионалам? Ты с какого перепуга решил, что знаешь лучше? Даже если ты “разобрал рояли” и “изучил строение кистей”… Если я расколочу пару статуй Давида и поприсутствую на вскрытии трупов бомжей, я что, Микельанджело стану? Но они лезут и лезут поучать профессионалов и доказывать им на примере собственных детей, “шо все можно”. Я не понимаю, на каких ресурсах Полина выживала все детство, как она вообще осталась живой при всех этих “аскорбинках и уксусах” с прыжками и бегом. Почему все эти папеньки-уроды на себе всех этих животворящих методик не испытывали, предпочитая сразу на детишках практиковаться? Что ж свои 90 процентов мозгов не подключали?

И как всегда особое место на пьедестале – у матерей, которые вместо того, чтобы глотку за ребенка зубами рвать, покорно исполняют особенно ценные указания по дрессировке и воспитанию “внутреннего света”.

Вот почему, ребята, чем больше я созерцаю все эти истории, тем больше понимаю, что ювенальная юстиция – не самое ужасающее изобретение человечества. Если матери не в состоянии оградить детей от таких воспитателей гениальности, то за дело должно браться государство. Думаю, если бы в СССР существовало нечто из этой области, мир бы не увидел вундеркинда Полину Осетинскую, но в нем бы жила нормальная спокойная девушка Полина, не хватающая с неба звезд, не ставшая звездой, а прожившую бы свою обычную жизнь педагога музыки. А так то, что в этой истории все же имеется свой счастливый конец, – заслуга исключительно самой Полины, не сломавшейся и нашедшей в себе силы сбежать из дома, заслуга тех, кто помогал им с матерью, давал кров, защищал, занимался и переучивал.

Жаль, что у Алисы Тепляковой, похоже, таких людей не имеется… На что угодно могу поспорить, что мы еще услышим от нее откровения о том, через что пришлось пройти ей с братьями и сестрами. Но это уже будет другая история.