Знаете, с тех пор, как муж Маргариты Симоньян впал в кому после очередного сердечного приступа, разверзлись хляби сетевые. Оттуда льется такое, что, в общем-то ко всему уже привыкшая я которые сутки сижу с бровями на затылке.
Я даже не возьмусь цитировать, настолько злобно народ комментирует состояние Кеосаяна и сколько по этому поводу отпускает шуток. Не буду сейчас в сотый раз повторять простую истину о том, что неправильно, категорически аморально оттаптываться на ком бы то ни было, уже мертвом или стоящем одной ногой в могиле, потому что это в первую очередь расчеловечивает именно нас, а не того, кто мог быть каким угодно чудовищем при жизни.
Остаться человеком и не злорадствовать, наблюдая мучения или смерть твоего врага, – это высшее проявление гуманности, признак здоровья души и сердца, тут не важно, верующий человек или нет, главное – не опускаться туда, где пляшут на костях.
Я же сейчас хочу подумать над другим вопросом – а отчего же столь мощную народную ненависть снискала именно эта пара – Симоньян и Кеосаян, а не тот же Соловьев или другая парочка – Скабеева и Попов. Мы можем насчитать с десяток пропагандистских рыл, несущих с экранов телевизоров дичайшую трэшанину и бесчеловечную мерзость, но я уверена, что если бы что-то произошло со “стариком Скабеевым” или “соловьиным пометом”, реакция была бы острой, но не такой яростной.
Не претендую на истину в последней инстанции, просто попробую поразмышлять.
Тигран Кеосаян – это ребенок, родившийся с золотой ложкой во рту. Старая советская интеллигенция, его отец Эдмон – создал самый любимый фильм всех подростков СССР, “Неуловимых мстителей”. Отсвет этой поистине массовой, независящей от пола, любви к четверке бравых молодых вояк, обводящих вокруг пальца красивенных и жеманных белоофицеров и отсыпающих люлей сексапильным бандитам, к этим песням и шуткам, растащенным на цитаты, которыми мы разговаривали в школе, к этим погоням на конях и летающим над пропастью паровозам, – этот отсвет лежал и на самом Тигране, который тоже стал в свое время режиссером и даже снял смотрибельное кино “Ландыш серебристый”.
Тигран был женат на одной из самых красивых актрис советского кино Алене Хмельницкой, вместе они смотрелись как Деми Мур с Брюсом Уиллисом, красавица и брутал с мощной челюстью, они выглядели счастливыми, любящими и освещенными ярким светом софитов, воплощающих для многих огненные всполохи идеального, нафантазированного счастья из серии “ну вот бывает же так”.
Кеосаян в меру критиковал режим, появлялся во всяких околополитических шоу, отметился в “Прожектор Пэрисхилтон”, где вполне живенько проходился по недостаткам системы, – в общем, был социально близким любому интеллигенту страны.
Симоньян же ужасала с самого начала, с тех самых кровавых сентябрьских дней Беслана, где молоденькая девочка с кукольным личиком и ясными глазками твердо, четко и без дрожи в голосе врала о количестве заложников – по сути став триггером для озлобления террористов и лицом кошмара, начавшегося после. Этот дикий контраст – молоденького милого личика, возраста, который оказался совсем немного старше тех, кто принимали мученическую смерть, – и масштаба содеянного зла, после которого и матерые солдаты спиваются и старчиваются от мук совести… этот контраст зашиб меня еще тогда, когда все мы наблюдали за этим развергающимся адом с экранов телевизоров.
А потом, когда карьера Симоньян поперла вверх, как ракета, когда она в свои сопливые 25 стала важным начальником, когда вокруг нее закрутились огромные деньги, не знаю, как вы, но я просто приняла правила игры. Ну заключил человек сделку с отцом лжи, ну получил за это все на свете и коньки впридачу, но ей с этим жить и ей с этим в свое время помирать.
Но потом эти двое сошлись – совершенно ожабившаяся к тому времени Симоньян (вы вспомните, на кого она была похожа во времена интервью со свидетелями солсберийского шпиля) и Кеосаян, бросивший ради “вот этого”- свою красавицу жену (мы с подругами именно после этого постановили, что мужиков понимать невозможно, это не поддавалось никакому осмыслению, как можно от подтянутой и улыбчивой Хмельницкой уйти к ждуну-устрице в пиджаке имени дивана Эллочки Людоедки).
Но думаю, Кеосаян с наследственно больным сердцем и представить не мог, чем это на самом деле для него обернется.
Тут я перехожу к туманной области совершеннейших домыслов и догадок, так что строго не судите, тут доморощенный психолог попробует порассуждать со стороны на основании видимой картинки и слышимых интервью.
Понимаете, пока он жил с Хмельницкой, он принадлежал богеме. Актерская братия, где-то интрижки и адюльтеры, где-то покаянные приползания на коленках к жене, выпивосики, капустнички, театрики, киношечки, привольная и веселая жизнь старых советских денег, нажитых богемным трудом, мелкие по сути радости и мелкие же пакости. А потом случилась в жизни мастера, как говорится, Маргарита, и вот тут уже про мелкие пакости речи не шло.
Знаете, еще во время сбора фольклора с доктором Пиндершлосс мы как-то услышали от одной бабульки, что вот имеются мелкие наговоры, зубную боль заговорить там, или ячмень с глаза свести. А имеются дела и посерьезней, но чтоб, так сказать, на тебя обратили внимание, нужно и сделать что-то очень большое и очень страшное. Я потом много об этом читала и слышала во времена, так сказать, исканий знаний на свою голову. Суть процесса не меняется – чтобы бездна на тебя обратила внимание, недостаточно просто смотреть на нее, туда нужно еще кое-что (а лучше кое-кого) определить, причем “своими руками” тут – весьма условное понятие.
Так вот, после Беслана, как мне кажется, Маргарита не просто обратила на себя внимание, она и получила очень многое. Да, я понимаю, что главная кровь не на ее руках, но и с тем, что она сотворила, очень не каждый человек сумеет жить, а уж жить спокойно – так вообще способны единицы. Для этого нужно полностью, подчистую, в ноль сжечь свою совесть, а для человека такое самостоятельно и в короткий срок совершить, сдается мне, невозможно. Невозможно смотреть в глаза своего ребенка, если твоя совесть жива, – и не видеть других глаз, навсегда закрывшихся потому, что ты, конкретно ты, лгала перед камерами и террористы озверели и начали творить жуть. Невозможно оставаться наедине с собой, и не слышать криков и стонов умирающих детей и звериный рев их матерей, которым оставалось только смотреть на этот ад, в то время как ты, именно ты, озвучивала не правду, а чудовищную ложь, которая даже и статистикой не стала со временем, потому что остается ложью и останется ею, если что-то не поменяется (а оно не поменяется, время тому свидетель). Невозможно нормально жить дальше, радуясь карьерному росту и большим деньгам, понимая, какова цена этому благополучию.
Но Маргарита все сумела и все смогла. Она адаптировалась, обосновалась на своем месте и развила еще более жгучую деятельность по транслированию новой повестки, новой этики и нового типа новостей. И вот именно с этим нравственным чудовищем и связал свою жизнь Тигран Кеосаян, до этого имевший дело с развеселой и беззаботной богемной жизнью, чьи грешки, конечно, душу с совестью отягощали, но сами понимаете, шо та пьяненькая случка с молоденькой начинающей актрисулькой – по сравнению с расстреливаемой школой, полной детьми, о которой говорится “это боевики сами начали”.
Да, со своей Маргаритой Тигран познал не только великую любовь “с женщиной своей крови”, я верю, что у них прекрасный щедрый и хлебосольный дом, где тусуются не только все друзья, но и бывшие мужья и жены со своими новыми половинками, общие и нажитые в предыдущих браках дети и многочисленные дядюшки, тетушки, внучатые племянники и троюродные сестры двоюродных зятьев. Что жареные бобры и вареные бараньи головы – мечутся на стол и заливаются кавказскими винами, что все пьют, едят, поют, танцуют и наслаждаются жизнью. Что денег столько – что хватает всем, и поток этот не останавливается. Что появились новые знакомства совсем другого уровня, связи совсем другого характера – и выходы на совсем другие бюджеты. Весь этот неиссякающий ручей даров из рога Амалфеи – даже не думает прекращаться и обещает быть только полнее и еще ярче.
Да вот только куда деваться от того, что мальчик Тигран – родился в творческой семье, сам стал творческим человеком, а значит, и организация психики у него – тоньше и хрупче, чем у нас, обычных смертных. У него слишком хорошее воспитание и слишком интеллигентный бэкграунд, чтобы просто “забить” и получать кайф от бабла, как получилось у выходицы из краснодарского зажопья, которую не сумело обтесать ни образование, ни стажировка в Америке. Все попытки снять “чудесные фильмы”, обслуживающие режим, как это получалось у его отца Эдмона, запредельно романтизировавшего чудовищную Гражданскую войну и сделавшего фильм, в котором распевались песни, плясались танцы и все четыре героя сопровождались непременной любовью всех подростков СССР – у Тиграна не получилось. Его фильмы – а он хотя бы подсознательно, но не мог этого не понимать, – были запредельны по пошлости, бездарности и тупости, а отказать любимой женщине, мечтающей стать писательницей и пишущей сногсшибательные по степени графоманистости тексты, в том, чтобы она поработала на этих фильмах сценаристкой, он не мог. Да и денюшка в семью упадет, куда ж без этого.
Тогда к фильмам просто пристегнулась вся семья – кто там играл, кто работал оператором, кто – даже бухгалтером – и вся диаспора была счастлива и весела, но я не сомневаюсь, что сын режиссера и сам режиссер догадывался, какую пакостную туфту и халтуру они все делают. И деньги – не могли скрасить это осознание. А потом еще подключился тот самый недавно доказанный наукой факт из повести Гоголя “Портрет”. Чем жаднее творческий человек, тем импотентней он как художник, потому что в нашем мозге отделы, отвечающие за жадность, напрочь глушат отделы, отвечающие за творчество, причем физиологически, на уровне нейронов. Старинная народная мудрость о том, что художник должен быть голоден – родилась не просто так, а путем многовековых наблюдений.
О “Международной пилораме” я даже и говорить не хочу. То, что Кеосаян там нес, не поддается никакому осмыслению, и даже если жадность застила ему все глаза и мозги, где-то очень глубоко внутри он не мог не понимать, насколько его шутки были плоскими, несмешными, неуместными, а иногда – и совершенно бесчеловечными.
Даже если на уровне сознания Кеосаян ничего подобного не рефлексировал, никуда ж не деть нашу подкорку, и никуда не деть нашу психику, которая всегда нас настигнет, и соматика – главный и самый близкий ее инструмент.
Полученные за годы жизни с Маргаритой инфаркты – это не просто следствие слабого сердца и возможного нездорового образа жизни. С нынешней медициной – сердечко латать можно бессчетное количество раз, а медикаменты нынче таковы, что жить можно вполне неплохо с разными патологиями. Да только кажется мне, что тут не просто слабое сердце всему виной – а еще и то, что жизнь мужчины, ее качество и даже длина, очень во многом зависят от женщины, которая находится рядом с ним.
А какую жизнь может предложить та, у которой одно из главных определяющих человечности, совесть, отсутствует как класс, – можно только догадываться.
В общем, ребята, пусть Тигран выкарабкивается, хотя бы ради своей матери, уже пережившей одного своего ребенка. Пусть выкарабкивается ради своих малолетних детей, которые не заслужили жить сиротами. Но боюсь, даже если он выкарабкается, окружающая его действительность шансов измениться не имеет. Бросить все и жить на нажитое непосильным трудом он не сможет – тут, как говорится, вход копейка, выход – рубль. Брак у него – еще более сложная конструкция, из которой выхода, кроме как вперед ногами, вообще не существует. А значит…
Ну значит, будем дальше смотреть. Тут главное – самим оставаться людьми и не сгорать в пламени ненависти.