Картина Леонардо Да Винчи "Мона Лиза"

Это полотно до сих пор называют самой знаменитой картиной мира, над ее загадкой бьются художники и философы, каждый год ученые объявляют, что они, наконец, разгадали загадку улыбки этой женщины, тысячи людей отправляются в Лувр, чтобы увидеть ее собственными глазами. Японцы вообще объявили, что на основе картины воссоздали реальный голос женщины, изображенной на картине. Что мы, собственно, знаем о Моне Лизе? Решила вот заняться ликвидацией собственной безграмотности – потому что читала о картине километры строк, но все знания какие-то малоупорядоченные. Может, кому-то тоже будет интересно почитать то, что нашла.

Итак, начнем с чистых фактов: полное название картины – Портре́т госпожи́ Ли́зы Джоко́ндо, итал. Ritratto di Monna Lisa del Giocondo.
Giocondo по-итальянски также имеет прямое значение и переводится как «весёлый, играющий» и соответственно la Gioconda — “весёлая, играющая”.
Впервые название «La Joconda» упоминается в 1525 году в списке наследства художника Салаи, наследника и ученика да Винчи, который оставил картину своим сёстрам в Милане. Надпись описывает её как портрет дамы по имени Ла Джоконда.

Салаи, кстати, весьма и весьма интересный персонаж. Salai, Il Salaino — «дьяволёнок», настоящее имя Джан Джакомо Капротти да Орено (Gian Giacomo Caprotti da Oreno) — ученик Леонардо да Винчи, второй из двух юношей, помимо Франческо Мельци, с которым художника связывали длительные — более 25 лет — и, возможно, интимные отношения.

Этот юноша послужил моделью для изображения Иоанна Крестителя, искусствоведы предположили в картине гомоэротизм и начали выводить из этого предположение об интимных отношениях художника и модели.
Интересен нам этот паренек не его возможными сексуальными предпочтениями, а тем, что есть предположения, что именно он, переодетый в женское платье, и был той моделью, которую изобразил Леонардо под именем Моны Лизы.

Это копия самого Салаи с оригинала Леонардо. Не находите, что в версии о том, что Моной Лизой мог быть именно он, нет ничего дурацкого? Ведь сходство проследить можно.

Однако в искусствоведении главной версией того, кто же изображен на портрете, считается версия Джорджио Вазари, биографа многих художников эпохи Возрождения. Вазари писал 31 год спустя после смерти Да Винчи, что Мона Лиза (сокр. от мадонна Лиза) была женой флорентийца по имени Франческо дель Джокондо (итал. Francesco del Giocondo), на чей портрет Леонардо потратил 4 года, всё же оставив его неоконченным.

Это изображение всякому, кто хотел бы видеть, до какой степени искусство может подражать природе, дает возможность постичь это наилегчайшим образом, ибо в нем воспроизведены все мельчайшие подробности, какие только может передать тонкость живописи. Поэтому глаза имеют тот блеск и ту влажность, какие обычно видны у живого человека, а вокруг них переданы все те красноватые отсветы и волоски, которые поддаются изображению лишь при величайшей тонкости мастерства. Ресницы, сделанные наподобие того как действительно растут на теле волосы, где гуще, а где реже, и расположенные соответственно порам кожи, не могли бы быть изображены с большей естественностью. Нос со своими прелестными отверстиями, розоватыми и нежными, кажется живым. Рот, слегка приоткрытый, с краями, соединенными алостью губ, с телесностью своего вида, кажется не красками, а настоящей плотью. В углублении шеи при внимательном взгляде можно видеть биение пульса. И поистине можно сказать, что это произведение было написано так, что повергает в смятение и страх любого самонадеянного художника, кто бы он ни был.

Между прочим, Леонардо прибег к следующему приему: так как мона Лиза была очень красива, то во время писания портрета он держал людей, которые играли на лире или пели, и тут постоянно были шуты, поддерживавшие в ней веселость и удалявшие меланхолию, которую обычно сообщает живопись выполняемым портретам. У Леонардо же в этом произведении улыбка дана столь приятной, что кажется, будто бы созерцаешь скорее божественное, нежели человеческое существо; самый же портрет почитается произведением необычайным, ибо и сама жизнь не могла бы быть иной»

Эта легенда о шутах и музыкантах удивительно прижилась, хотя нет никаких оснований считать, что все так и было на самом деле. На картине у Моны Лизы нет бровей, но судя по всему, они были. Куда они делись в последствие – неясно, то ли множественные реставрации повредили их, то ли Леонардо сам после многих доработок убрал их.

Известно, что портрет Джоконды – единственная картина, которую Да Винчи постоянно дорабатывал и нанес последний мазок незадолго до своей смерти в 1519 году.

Официальная датировка картины тоже может быть ошибочной, потому что если известно, когда был нанесен последний мазок, то с первыми как раз не все так ясно. Одни исследователи считают, что картина была написана между 1501 и 1505 годами. Другие возражают, что техника написания такова, что Леонардо не мог еще писать так в те годы. Что он был слишком занят фреской “Битва Ангиари”, чтобы уделять большое внимание новой картине (известно, что он отказался от нескольких заказов в то время, хотя заказчиками были особы королевской крови).

Официальная модель – супруга торговца тканями Франческо Джоконды тоже сплошная загадка для исследователей. Одни предполагают, что она умерла очень молодой, 28 лет от роду. Другие – что она прожила довольно долгую жизнь, была третьей супругой Джоконды, происходила из весьма знатного рода и ее полным именем было Лиза ди Антонио Мариа ди Нольдо Герардини (15 июня 1479 — 15 июля 1542, или около 1551). Во всяком случае последняя версия сейчас принята как официальная, потому что в архивах нашли записи о том, что Леонардо Да Винчи работал над портретом Лизы Герардини в честь рождения ею второго ребенка, сына Андреа.

Кроме Лизы Герардини моделями для портрета предположительно выступили:

Уже упомянутый нами Салаи, сам Леонардо или предложенная Фрейдом версия о том, что это – мать Леонардо Катарина.

Картина, которую мы видим сейчас, немного не полна. Предполагается, что с обоих сторон от фигуры Моны Лизы были колонны. Они есть на ранних копиях картины.
Есть также версия, что у Моны Лизы в руках должна была быть пышная ветвь. Вот приписываемый Леонардо этюд:

Описывать картину словесно нужды нет – каждому известно, что это поясный портрет на фоне пейзажа. А дальше – идет полнейший разнобой критиков. Кто-то видит в женщине большую модницу, одетую и причесанную по последней моде Квадроченто. Кто-то наоборот считает, что ее наряд и прическа – вневременные и внемодные. Кто-то считает, что пейзаж едва ли не лунный, лишенный индивидуальности, так сказать, воплощение идеи пейзажа. Кто-то утверждает, что знает это место и приводит сонм доказательств. Скажем, исследователь Карла Глори (Carla Glori) высказала гипотезу, что на фоне картины изображены окрестности городка Боббио, располагающегося на сервере Италии. Долгое время считалось, что мост и дорога, которые видны над плечом Моны Лизы – лишь плод воображения Леонардо, однако теперь ситуация изменилась. «Петляющую дорогу, так же, как и мост с арками, изображенные на картине, Леонардо мог видеть из окон городского замка», – говорит Глори.

Как писалась сама картина? Работа делалась на тонкой тополиной доске, которая со временем стала хрупкой. Именно поэтому картина хранится при тщательно выверенных температуре и влажности.
Леонардо выполнял картину в технике многослойной живописи: после подготовки деревянной панели с несколькими уровнями покрытия (уже в то время было множество способов грунтования дерева), он прежде всего рисовал общую композицию, фон, после чего наносил тонкие слои (масло с добавлением скипидара давало ему возможность работать на уровнях прозрачного цвета). Эта техника позволяла бесконечно слой за слоем реконструировать лицо, да к тому же в определенных местах умело усиливать, либо уменьшать эффекты света, прозрачности и оттенков на лице. Леонардо называл этот метод сфумато (“sfumato”), есть иное название – лессировка. Лессировкой называются тонкие, прозрачные и полупрозрачные слои масляных и иных красок, наносимые на другие, хорошо уже просохшие такие же краски, для придания последним желаемого интенсивного и прозрачного тона. Сколько было нанесено лессировок, определить просто не возможно. Эта методика позволила достигнуть невероятной имитации плоти.

Цитата: Мак-Маллен прежде всего подчеркивает интеллектуальную выстроенность картины. Это не портретное изображение реальной модели, а плод воображения, порождающего одновременно контраст, аналогию и двусмысленность. Улыбающаяся женщина сидит в кресле, в лоджии, над пропастью; сразу за ее спиной, без пространственного перехода, начинается далекий и странный пейзаж. Первая ведута воспринимается как настоящее время; вторая ведута – как прошлое, как воспоминание. Мона Лиза – округлая, живая. Панорама же мертва. Это пустынным ландшафт без будущего. Мона Лиза лишена, как и многие фигуры Леонардо, полной определенности пола, она, скорее, воплощает совершенный пол, она – человек вообще, все человечество. Контраст двух ведут Мак-Маллен неудачно резюмирует как столкновение жизни и смерти, человека и космоса.

Карл Ясперс писал о моне Лизе: “Леонардо увидел становление женщины, в котором родовое понятие утверждается в одномоментности”.

Н. Я. Берковский, отметив, что у Леонардо вообще “образы с задатками бесконечного развертывания”, далее пишет: “В “Джоконде” неустойчив, подвержен внутренним колебаниям самый жанр живописи”. Идет спор портрета и картины, где мысль художника, его идеал не стеснены характерностью модели. Примерное равенство между пространством первой ведуты, заполненной человеческим изображением, и пространством пейзажной ведуты ведет к “непортретной композиции”, к жанровому развдоению. Фантастический, всемирный пейзаж “глушит” все “местное” в облике героине, все отмеченное бытом и нравами, особым социальным положение и пр. “Свободно задуманная картина”, “по происхождению портрет”, вступает в “борьбу с портретностью”. “Безграничный, туманно-прекрасный пейзаж не поощряет в Джоконде, обесценивает все ее бытовые черты, персональные и сословные, а между тем они выписаны весьма тщательно.

Как видите, картина вдохновляла критиков на всяческие словесные извивы, порой противоречащие друг другу.

Алпатов добавляет, что «в мягко тающей дымке, окутывающей лицо и фигуру, Леонардо удалось дать почувствовать беспредельную изменчивость человеческой мимики. Хотя глаза Джоконды внимательно и спокойно смотрят на зрителя, благодаря затененности её глазных впадин можно подумать, будто они чуть хмурятся; губы её сжаты, но около их уголков намечаются едва уловимые тени, которые заставляют поверить, что каждую минуту они разомкнутся, улыбнутся, заговорят. Самый контраст между пристальным взглядом и полуулыбкой на устах дает понятие о противоречивости её переживаний. Леонардо трудился над ней несколько лет, добиваясь того, чтобы в картине не осталось ни одного резкого мазка, ни одного угловатого контура; и хотя края предметов в ней ясно ощутимы, все они растворяются в тончайших переходах от полутеней к полусветам»

Виппер считает пейзаж вторым средством, которое создаёт одухотворённость картины: «Второе средство — это отношение между фигурой и фоном. Фантастический, скалистый, словно увиденный сквозь морскую воду пейзаж на портрете Моны Лизы обладает какой-то другой реальностью, чем сама ее фигура. У Моны Лизы — реальность жизни, у пейзажа — реальность сна. Благодаря этому контрасту Мона Лиза кажется такой невероятно близкой и ощутимой, а пейзаж мы воспринимаем как излучение ее собственной мечты»

Прочитав море критических статей о портрете Моны Лизы, я соглашусь, пожалуй, с искусствоведом Лазаревым: «Вряд ли существует на свете какая-либо другая картина, о которой художественные критики написали бы такую бездну глупостей, как это прославленное произведение леонардовской кисти. Если бы Лиза ди Антонио Мариа ди Нольдо Герардини, добродетельная матрона и жена одного из наиболее уважаемых флорентийских граждан, все это услышала, она была бы, без сомнения, искренне удивлена. И ещё более был бы удивлен Леонардо, поставивший себе здесь гораздо более скромную и, одновре­менно, гораздо более трудную задачу — дать такое изображение человеческого лица, которое окончательно растворило бы в себе последние пережитки кваттрочентистской статики и психологической неподвижности. И поэтому тысячу раз прав был тот художественный критик, который указал на бесполезность расшифровки этой улыбки. Её сущность заключается в том, что здесь дается одна из первых в итальянском искусстве попыток изобразить естественное психическое состояние ради него самого, как самоцель, без каких-либо привходящих религиозно-этических мотивировок. Тем самым Леонардо сумел настолько оживить свою модель, что в сравнении с ней все более старые портреты кажутся как бы застывшими мумиями»

Вся эта выспренная истерия вокруг картины началась однако не сразу после ее написания, а уже в 19 веке. Как только символисты занялись вечной женственностью, они вспомнили о Моне Лизе и подняли ее портрет как флаг своего движения. Мону Лизу называли идеалом “вечной жены”, которая старше пейзажа, на фоне которого сидит. Ее называли великой прозрительницей тайн загробного мира – в общем, символисты и положили начало тем самым словесным кружевам, которых наплели тонны вокруг портрета Леонардо.

Похищение картины в 1911 году сделало последний мазок на полотне мифа, который существует вокруг “Моны Лизы”. Газеты раздули из истории с кражей целый детектив, весь мир с упоением следил за поисками – пострадал французский художник Гийом Апполинер, которого подозревали в краже и даже арестовывали. Под подозрением ходил и Пабло Пикассо, весь мир сходил с ума целых два года, пока вся история не закончилась фарсом: похититель сам обратился в газету с предложением продать ворованную картину директору галереи Уфицци. Вора Винченцо Перуджио схватили, он выдал версию, что украл картину из патриотических побуждений – вернуть ее на родину от французов, которые ее, дескать, присвоили. Вору дали смехотворный срок – около 5 лет тюрьмы, картину повесили на место – но триггер был спущен. С 1914 года “Джоконда” больше не сходит с полос газет и журналов.

В 1956 году картину пришлось взять под стекло из-за акта вандализма – ее облил кислотой боливийский студент. В 1974 году в Токио картину облила краской женщина, протестующая против нарушения прав инвалидов, а в 2009 году в стекло была запущена чашка – россиянка, которой отказали во французском гражданстве, решила таким образом сорвать злость на ни в чем не повинной Джоконде.

Ну и, наконец, квинтэссенция загадочности, вокруг которой не стихают исследовательские бои – улыбка Моны Лизы.

Особенно завораживает зрителя демоническая обворожительность этой улыбки. Сотни поэтов и писателей писали об этой женщине, которая кажется то обольстительно улыбающейся, то застывшей, холодно и бездушно смотрящей в пространство, и никто не разгадал ее улыбку, никто не истолковал ее мысли. Все, даже пейзаж, таинственны, подобно сновидению, трепетны, как предгрозовое марево чувственности(Мутер).

Исследователи находили ее то гипнотической, то приписывали ее нервному тику, то считали, что Леонардо писал ее, глядя в глаза натуре – и тогда человеческий глаз видит остальные черты лица в тумане, думке.

Вот Фрейд: «Кто представляет картины Леонардо, у того всплывает воспоминание о странной, пленительной и загадочной улыбке, затаившейся на губах его женских образов. Улыбка, застывшая на вытянутых, трепетных губах, стала характерной для него и чаще всего называется „леонардовской“. В своеобразно прекрасном облике флорентийки Моны Лизы дель Джоконды она сильнее всего захватывает и повергает в замешательство зрителя. Эта улыбка требовала одного толкования, а нашла самые разнообразные, из которых ни одно не удовлетворяет. Догадка, что в улыбке Моны Лизы соединились два различных элемента, рождалась у многих критиков. Поэтому в выражении лица прекрасной флорентийки они усматривали самое совершенное изображение антагонизма, управляющего любовной жизнью женщины, сдержанности и обольщения, жертвенной нежности и безоглядно-требовательной чувственности, поглощающей мужчину как нечто постороннее. Леонардо в лице Моны Лизы удалось воспроизвести двоякий смысл её улыбки, обещание безграничной нежности и зловещей угрозы»

Философ А. Ф. Лосев пишет о ней резко негативно: “Мона Лиза” с её «бесовской улыбочкой». «Ведь стоит только всмотреться в глаза Джоконды, как можно без труда заметить, что она, собственно говоря, совсем не улыбается. Это не улыбка, но хищная физиономия с холодными глазами и отчетливым знанием беспомощности той жертвы, которой Джоконда хочет овладеть и в которой кроме слабости она рассчитывает еще на бессилие перед овладевшим ею скверным чувством»

Психологи видят в ней “флиртующую улыбку”, а искусствоведы – видят в ней средство оживления лица.

Оккультисты считают эту картину зловещей и способной свести человека с ума.

Я же могу сказать одно: в мире не существуют одинаковых репродукций “Моны Лизы”. Все они – разные и не имеют ничего общего с оригиналом. Я не была в “Лувре”, но допрашивала подругу, которая была и которая отзывалась о картине странно: она сказала, что не могла от нее уйти и ее все время тянуло назад, чтобы просто стоять и смотреть. Подруга не замечена в мистической мистике или чрезмерно тонкой организации души. Вполне адекватный человек без всяких художественных извивов и витания в облаках.

Наверное, все же есть что-то такое, что завораживает человека в этой картине. Это и порождает бесчисленные фантазии на тему того, что она полна шифров, что в ее зрачках есть какое-то секретное послание, что позади нее есть зашифрованные цифры или буквы, в которых едва ли не все секреты бытия. “Мона Лиза” не самая моя любимая картина Леонардо, мне гораздо ближе “Мадонна Литта”.

Потому что Мона Лиза оказывает влияние и на меня – и не могу сказать, что оно положительное. Даже репродукции заставляют смотреть на них не отводя глаз – картина словно втягивает в себя, парализует волю и приходится сбрасывать с себя наваждение. Поэтому я сразу же поверила подруге, которая сказала то же самое, не зная, что я тоже чувствую по этому поводу нечто сходное.

Так или иначе – вот краткая история картины без особого акцента на чувствах и словесных переплетениях.