Мы говорили о романтично-циничных шестидесятых и актерах этой эпохи. На очереди – добротный застой. Итак – актеры брежневской эпохи СССР.
И поскольку хозяин-барин, начну с актера, которого считаю гипер-талантливым, но, к сожалению, совершенно неоцененным его временем.
Это – Владислав Дворжецкий.
Он родился в Омске, в 1939 году. Название города должно говорить за себя – там жили многие освободившиеся из мясорубки сталинских лагерей. В 1937 году Вацлав Янович Дворжецкий, отец актера, тоже актер, освободился после отсидки за “контрреволюционную деятельность” и женился на вольнонаемной женщине, ставшей матерью Владислава. В 1941 году отец пошел в тюрьму снова – КР была статьей серьезной, и по ней очень многие шли “досиживать” снова и снова. Во время этой отсидки Вацлав Дворжецкий познакомился с вольнонаемной служащей, и на свет появилась девочка, которую назвали Татьяной. Так у Владислава появилась сестра.
Между тем Таисия Владимировна не смогла простить мужу измены и в 1946 году, когда Вацлава Яновича освободили, подала на развод. Однако чинить препятствия в общении отца и сына не стала. Когда в самом начале 50-х Вацлав Янович женился в третий раз – на актрисе и режиссере Риве Яковлевне Левите – 11-летний Владислав подружился с ней и стал называть “моя любимая мачеха”.
В конце того же десятилетия Вацлав Янович и Рива Яковлевна переехали в Саратов, где устроились на работу в местный драматический театр. Вместе с ними переехал на волжские берега и Владислав. Однако он недолго жил в родительском доме. Однажды Владислав исчез, не сказав никому ни слова. Отец с мачехой не на шутку перепугались, думая, что он уехал от них в сильной обиде на что-то. Однако вскоре ситуация прояснилась. Владислав прислал письмо, в котором сообщал, что он уехал в Омск и там поступил в Омское военно-медицинское училище, которое окончил в 1959 году.
Вскоре военная служба занесла Дворжецкого на Курильские острова. Там он честно отдал армии два года, а когда пришла пора увольняться, решил никуда не уезжать – остался на Курилах. Устроился работать заведующим аптекой, женился (в этом браке у него родился сын Александр). Семейная жизнь не складывалась и молодые люди расстались. Владислав вернулся к матери в Омск. Определенных планов относительно своей дальнейшей судьбы у него не было, и Владислав стоял на распутье – куда податься. И тут ему на помощь пришла мать, которая посоветовала пойти в только что открывшуюся студию при Омском детском театре. Так Владислав Дворжецкий впервые всерьез соприкоснулся с театром.
Между тем, в 1960 году у Вацлава Дворжецкого родился второй сын – Евгений Дворжецкий, который впоследствии тоже стал известным актером.
В 1965 году Владислава распределили в детский театр, туда же пошла работать его супруга Светлана. Но ролей обоим не давали, все шло из рук вон плохо, и если бы в дело не вмешался случай, неизвестно, чем бы такая жизнь молодой семьи кончилась.
В 1968 году в Омский детский театр приехала ассистент режиссера с “Мосфильма” Наталья Коренева – по просьбе режиссера Самсона Самсонова она искала актеров для фильма “Каждый вечер в одиннадцать”. Дворжецкий показался ей пучеглазым и смешным, но она на всякий случай попросила дать ей свои любительские фотографии. Тот дал, в душе почти не надеясь на успех. Так оно, собственно, и получилось – в фильм Самсонова его не взяли. Однако прошло всего лишь несколько месяцев, и фотографии Дворжецкого случайно оказались в руках у режиссеров А. Алова и В. Наумова, которые приступали к съемкам фильма “Бег” по М. Булгакову. Лицо актера им показалось интересным, и они вызвали его на пробы. В. Дворжецкий так вспоминал об этом: “Получив телеграмму с приглашением на кинопробу, я ринулся перечитывать пьесу Булгакова. Стали гадать с женой, кого бы я мог там сыграть. Светлана сказала: “Может, Хлудова?” Она всегда преувеличивает мои возможности. А я, конечно, на эту роль и не замахивался”.
Актера попробовали на одну-другую роль, но режиссеры были все время не довольны. Дворжецкий метался в Омске, куда вернулся после проб, не зная, что его ждет. И тут приходит телеграмма – его действительно утвердили на роль Хлудова.
Работа над ролью началась с невероятно сложной сцены в салоне поезда: Хлудов в бреду, его преследует призрак повешенного солдата, осмелившегося сказать Хлудову о его зверствах… Дворжецкий писал: “Было ужасно страшно. Пережил и это. И потекли дни работы, изнурительной и радостной…”
Едва были завершены съемки в “Беге”, как Дворжецкого пригласили в еще одну мосфильмовскую ленту-детектив “Возвращение “Святого Луки” режиссера Анатолия Бобровского. И вновь актеру досталась отрицательная роль – вор-рецидивист Карабанов по кличке Граф. Первоначально на эту роль предполагалось пригласить Георгия Жженова, однако мосфильмовское руководство, считая его актером глубоко положительным, запретило ему играть бандита. “Пусть этого Графа сыграет кто-нибудь из молодых” – таков был вердикт начальства. И на роль пригласили никому еще не известного Владислава Дворжецкого, которого для пущего эффекта даже не гримировали (среди членов съемочного коллектива Дворжецкого за его лысину прозвали Черепом).
“Бег” и “Возвращение “Святого Луки” вышли на широкий экран в один год- 1971-й. С этого момента имя Владислава Дворжецкого стало известно миллионам.
В 1971 году Андрей Тарковский пригласил Дворжецкого на эпизодическую роль пилота Бертона в картину “Солярис”. И я вам скажу совершенно честно и откровенно – в талант этого актера я влюбилась именно в этом фильме. Я до сих пор не понимаю, как на роль Криса Тарковский не выбрал Дворжецкого, а поставил играть главную роль тормознутого и плохо говорящего по-русски Баниониса. Я не против актера Баниониса, я против его трактовки роли Криса (нет, знаю, что нахалка и критикую мэтра Тарковского, но не могу удержаться, прошу покорно прощения).
Дворжецкий не играет – он живет на экране. Из маленькой роли он сделал настоящий шедевр – и во многом я пересматриваю “Солярис” только из-за него.
Весной 1972 года Дворжецкий приступил к работе над очередной картиной – в фильме режиссеров Альберта Мкртчяна и Леонида Попова “Земля Санникова” он должен был сыграть роль политического ссыльного Александра Ильина, организатора похода к недосягаемой, легендарной земле Санникова. К работе над этой ролью Дворжецкий приступал с огромным воодушевлением, надеясь на то, что она станет одной из лучших в его, тогда еще коротком послужном списке. Однако этим надеждам не суждено было сбыться. В ходе съемок Дворжецкий настолько разошелся во взглядах на свою роль с режиссерами, что дело дошло до скандала – актер собирался даже покинуть съемочный коллектив (в этом с ним полностью солидаризировался и другой исполнитель главной роли – Олег Даль). Какими-то неведомыми усилиями режиссерам все же удалось удержать актеров на площадке и завершить работу над фильмом.
Параллельно со съемками в “Земле Санникова” Дворжецкий снимался еще в двух картинах: “Зарубки на память” и “Нам некогда ждать”. И вновь, как и роль Ильина, обе они не принесли актеру большого удовлетворения. То же самое можно сказать и про другую работу Дворжецкого – роль коммуниста Ярослава Галана в фильме Валерия Исакова “До последней минуты” (1974). Дворжецкий был недоволен образовывавшимся креном – его все чаще звали играть героев, коммунистов, положительных во всем. Критика хвалила фильмы с этими героями, да вот зрители на них не ходили… Среди ролей Дворжецкого, которые можно смело записать в его положительный актив, стоит назвать следующие: летчик-испытатель в фильме “За облаками небо” (1973), комбат Никитин в “Возврата нет” (1974), капитан Немо в одноименном телефильме (1975).
В личной жизни у Дворжецкого были сплошные шторма – он развелся, потом женился еще раз. Денег все время не хватало – у звезды советского экрана деньги стали появляться только к середине 70-х годов. До этого – он еще был должен студиям, потому что платил алименты. Только в конце 70-х, когда Дворжецкий женился в очередной раз, когда его взяли в труппу Театра киноактера, и когда у него появилась возможность разъезжать с концертами по стране от Бюро кинопропаганды, его жизнь стала понемногу налаживаться. Осенью 1977 года он, наконец, сумел купить себе трехкомнатную кооперативную квартиру в одном из спальных районов Москвы. Вызвал туда из Омска свою мать, старшего сына Александра. Однако насладиться покоем и счастьем в кругу близких Дворжецкому было уже не суждено.
Первый инфаркт свалил его накануне нового, 1978 года. Через два месяца его выписали из больницы и приказали лежать спокойно еще несколько месяцев дома. Кстати, Дворжецкий обожал вязать и у него получались шедевральные вещи. Но на вязание его не хватило, через месяц он снова включился в работу – надо было зарабатывать деньги и он поехал на гастроли.
Родные ожидали увидеть его дома не ранее июня. Но он внезапно объявился 24 мая. На удивленный вопрос сына “Что случилось?” Дворжецкий коротко ответил: “Просто соскучился”. Это была последняя встреча Дворжецкого с близкими, когда те видели его живым.
Через два дня он уехал в Гомель продолжать выступления перед зрителями. По дороге туда прозвенел “второй звонок”. Дворжецкий с приятелем мчались по ночному шоссе на машине и километров за 30 от города не заметили стоявший на обочине неосвещенный трейлер. Удар был настолько сильным, что крышу автомобиля срезало как бритвой. Однако находившиеся в салоне Дворжецкий и его пассажир не пострадали. И все же пережитый ужас дал о себе знать два дня спустя: 28 мая Владислав Дворжецкий скончался в номере гомельской гостиницы от второго инфаркта.
Похоронили Владислава Дворжецкого в Москве, на Кунцевском кладбище.
Анатолий Папанов
Анатолий Дмитриевич Папанов родился в г. Вязьме Смоленской области 30 октября 1922 г. в рабочей семье. Отец – Дмитрий Филиппович, мать – Елена Болеславовна, полька и католичка, тайно приняла православную веру, выйдя замуж за русского. Мать приучила сына, а позднее и младшую дочь Нину, обращаться к отцу только на “вы” и воспитала в них веру в Бога. В 30-е годы семья перебралась в Москву, в дом, который стоял рядом с хлебозаводом. Местность эта называлась Малые Кочки (в районе нынешних Лужников). В столице Елена Болеславовна устроилась работать шляпницей-модисткой в ателье, Дмитрий Филиппович – завскладом.
Толик в детстве был хулиганом, и родители отдали его в драмкружок. Успехи на сцене напрочь отбили у мальчишки желание хулиганить, и он сутками напролет пропадал в кружке. После школы Папанов пришел прослушиваться к вахтанговскому актеру В. Куза – и тот отметил ряд недостатков в его голосе. Но Папанов ничего не стал исправлять – и сделал “белый звук” своей визитной карточкой, за которую его вскоре стали хвалить как за индивидуальность.
Получив аттестат, он пошёл работать литейщиком в ремонтные мастерские 2-го Московского шарикоподшипникового завода, одновременно посещая театральную студию в заводском клубе. Естественно, мечтой Папанова тогда было попасться однажды на глаза какому-нибудь маститому режиссёру и сыграть пусть крохотный, но эпизод в его картине. Ведь столько было случаев, когда безвестные участники массовки именно так становились затем знаменитыми актёрами. Но, увы, этой мечте Анатолия Дмитриевича тогда не суждено было сбыться. На него никто не обратил внимания. А потом случилось происшествие, которое едва не сломало жизнь Папанову. Случилось это в 1941 году.
В то время он работал на “Шарикоподшипнике”, и в один из дней кто-то из рабочих его бригады совершил кражу: вынес с территории завода несколько строительных деталей. В те времена подобное преступление каралось жестоко. Поэтому, как только обнаружилась кража, на завод приехала милиция и арестовала всю бригаду, в том числе и Папанова. Всех их посадили в Бутырку. Допросы вёл умудренный опытом следователь, который не отличался чрезмерной кровожадностью. Вызвав на допрос Папанова, он, видимо, сразу понял, что этот наивный юноша вряд ли причастен к краже. Поэтому на девятые сутки он распорядился отпустить его из-под ареста.
А потом началась война… Анатолий попадает на передовую – чудом остается жив. В 1942 году рядом с ним разрывается снаряд – каким образом его не убило осколками – одному Богу известно. Все, что могло попасть в его тело – попало в ногу. Ранение было настолько тяжелым, что полгода провалявшись в госпиталях, Папанова комиссовали по инвалидности. Вернувшись в Москву в октябре 1942 года, Папанов подал документы в Государственный институт театрального искусства им. А. Луначарского. Художественным руководителем института в те годы был народный артист СССР Михаил Тарханов, который и решил судьбу Анатолия Дмитриевича. Прежде чем принять Папанова в институт, М. Тарханов сказал: “Я бы взял тебя, ты парень одаренный. Но как с ногой-то? Будешь ходить без палки? Сможешь? Ведь актёр не должен хромать”. Папанов ответил: “Смогу”. Да так уверенно, что сомнений в честности его ответа ни у кого не возникло. Его приняли на актёрский факультет ГИТИСа, в мастерскую артистов и режиссёров МХАТа Марии Николаевны Орловой и Василия Александровича Орлова.
В ГИТИСе Папанов женится на однокурснице Надежде Каратаевой, 9 мая 1945 года праздновали Победу, а 20 мая Надежда и Анатолий поженились. Осенью 1945 года Папанов и Каратаева закончили ГИТИС. Выпускной экзамен у Анатолия Дмитриевича состоялся 11 ноября. В спектакле “Дети Ванюшина” он играл Константина, который по возрасту был моложе артиста, а в комедии Тирсо де Молины “Дон Хиль – Зелёные Штаны” – глубокого старика. Экзамен Папанов сдал на “отлично”. После этого его пригласили сразу в три прославленных столичных театра: в Малый (туда он даже целый месяц ходил на репетиции к режиссёру Алексею Денисовичу Дикому, ставившему в тот сезон “Ревизора”), в Театр имени Вахтангова и МХАТ. Однако он от этих предложений вынужден был отказаться. Дело в том, что его жену распределили в Клайпеду и он предпочел поехать с ней.
Русский драматический театр в Клайпеде просуществовал недолго, несмотря на увлечённость и на самые благородные стремления его создателей. Летом 1948 г. Анатолий Папанов вместе с женой отправился в Москву навестить своих родителей. Неожиданная встреча на Тверском бульваре с режиссёром Андреем Александровичем Гончаровым круто изменила его судьбу. В бытность Папанова студентом ГИТИСа, Гончаров был самым молодым режиссёром в институте, а теперь работал в Театре сатиры. Увидев Папанова, Андрей Александрович обрадовался, они проговорили более получаса, после чего режиссёр сделал ему неожиданное предложение: “Переходи ко мне в театр”. И Папанов согласился.
Но не все было так просто – супруга его стала очень востребованной актрисой, а Папанова держали на ролях “кушать подано”. Это его очень угнетало – и он стал пить. Перелом в судьбе Папанова наступил в середине 50-х. Причин было две.
Во-первых, в 1954 г. родилась дочка Лена, во-вторых, в 1955 г. Папанов сыграл свою первую значительную роль – в спектакле “Поцелуй феи”. После этого столичные театралы впервые заговорили о Папанове как о талантливом актёре, о том, что у него прекрасные перспективы на будущее. Именно в то время он прекратил свои пьяные застолья. Причем не просто прекратил – он просто однажды сказал: “Все, больше не пью”, – и хоть вокруг все в хлам упитые валяются, Папанов пил только минеральную воду.
В кинематографе у Папанова долго не складывалось, но зато в театре он стал играть ведущие роли. И именно это помогло разглядеть его серьезным режиссерам. Но у актера уже сложился комплекс “некиногеничности”, да такой, что его буквально умоляли прийти на пробы. Он же очень боялся не справиться с ролью.
В 1961 г. Папанов снялся в фильме режиссёров А. Митты и А. Салтыкова “Бей, барабан” в роли поэта Безлошадных и в картине Татьяны Лукашевич “Ход конём” – в роли Фонарёва. Однако обе эти роли не принесли актёру творческого удовлетворения.
В 1962 г. на Папанова обратили внимание три режиссёра – Евгений Ташков, работавший тогда на Одесской киностудии, Владимир Венгеров и Михаил Ершов (оба – с “Ленфильма”). Первый предложил нашему герою исполнить положительную роль скульптора в своём фильме “Приходите завтра” (в нём Папанова озвучивал другой актёр, так как голос Анатолия Дмитриевича считался некиногеничным), второй в картине “Порожний рейс” – отрицательную роль директора леспромхоза и третий – в фильме “Родная кровь” – эпизодическую роль бывшего мужа главной героини картины (её играла Вия Артмане). Все три фильма вышли в прокат в 1963-64 гг. и имели разный успех у зрителей: “Приходите завтра” собрал 15,4 млн. зрителей, “Порожний рейс” – 23 млн. и приз на Московском кинофестивале, “Родная кровь” – 34,94 млн. (занял 4-е место). Критика отметила прекрасную игру Папанова во всех этих картинах, однако попасть в первую шеренгу тогдашних советских кинозвёзд актёру так и не удалось. Зрители его знали, но о всенародной любви тогда говорить было ещё рано.
В 1964 г., после выхода фильма “Живые и мёртвые” по роману Константина Симонова, к Папанову пришла всесоюзная слава. Роль генерала Серпилина опрокинула довольно прочно устоявшееся мнение о Папанове как об актёре комедийно-сатирического направления с некоторыми драматическими задатками. В прокате 1964 г. “Живые и мёртвые” заняли 1-е место, собрав на своих просмотрах 41,5 млн. зрителей. В том же году картина получила призы на фестивалях в Москве, Карловых Варах и Акапулько.
В 60-е годы кинематографическая судьба Папанова была насыщена ролями самого различного плана. Среди фильмов с его участием: “Дайте жалобную книгу” (1964, метрдотель Кутайцев),”Иду на грозу” (1965, профессор Аникеев), “В городе С.” (1966, Ионыч), “Золотой телёнок” (1968, Васисуалий Лоханкин, причём роль была порезана цензурой), “Служили два товарища” (1968, командир полка), “Виринея” (1968, поп Магара), “Адъютант Его Превосходительства” (1969, батька Ангел), “Бриллиантовая рука” (1969, Лёлик), “Возмездие” (1969, генерал Серпилин) и др.
В 1967 г. Папанов впервые озвучил Волка в знаменитом мультфильме Вячеслава Котёночкина “Ну, погоди!” и с тех пор стал кумиром миллионов советских детишек. Эта его слава была настолько огромной, что вскоре люди иначе, как Волком актёра уже не называл.
В 70-е годы актёрская слава Папанова достигла своей наивысшей точки. На всей территории тогдашнего СССР не было человека, кто бы не знал этого актёра. Но звездной болезни актер так и не нажил – все те, кто хорошо знал Папанова в один голос твердят, что более скромного и интеллигентного человека они не знали. В 70-е годы на экраны страны вышли 15 фильмов с участием Папанова. Среди них: “Белорусский вокзал” (1970), “Одиножды один” (1974), “Страх высоты” (1975), “Двенадцать стульев” (т/ф, 1977), “Инкогнито из Петербурга” (1977), “Пена” (1979) и др.
В 1973 г. А. Папанову было присвоено звание народного артиста СССР.
За рубеж его выпустили только в 1979 году.
Между тем в 80-е годы Папанов практически не снимался в кино. С 1980 по 1987 год на его счету были роли только в трёх фильмах: “Отцы и деды” (1982), “Время желаний” (1984) и “Холодное лето пятьдесят третьего” (1987).
За этот же период четыре новые роли он получил в Театре сатиры. В последний год своей жизни Папанов творчески был необычайно активен. Он наконец-то уговорил главного режиссёра Театра сатиры В. Плучека дать ему возможность поставить спектакль. В качестве материала для своей первой режиссёрской работы Папанов выбрал пьесу М. Горького “Последние”. Работал трепетно, дотошно, радуясь малейшему успеху актёров до слез и так же, до слёз, переживая их неудачи в репетициях. Они говорили: мы такого режиссёра никогда не видели, он к нам относился по-отцовски… До зрителя актёры довели “Последних” уже без Папанова…
Имя А. Папанова было неразрывно связано с Театром сатиры, в котором он проработал без малого 40 лет. Однако когда актёра не стало, театр находился на гастролях в Прибалтике и свою поездку не прервал. Он продолжал гастроли даже через неделю, когда ушёл из жизни ещё один прекрасный актёр этого же театра – Андрей Миронов. Лишь только несколько человек из труппы театра приехали в Москву, чтобы участвовать в похоронах.
Фильм “Холодное лето пятьдесят третьего” вышел на экраны страны в 1988 г. и сразу стал лидером проката: он занял 3-е место, собрав на своих сеансах 41,8 млн. зрителей. Роль А. Папанова в нем озвучивал другой актёр.
Иннокентий Смоктуновский
Оказывается, настоящая фамилия актера — Смоктунович.
Родился 28 марта 1925 года в селе Татьяновка (ныне Шегарский район, Томская область), став вторым из шестерых детей в семье Михаила Петровича (погиб в 1942 году) и Анны Акимовны (1902-1985) Смоктуновичей.
Год рождения говорит сам за себя – актер попал на фронт. Участвовал в самых страшных сражениях – на Курской дуге, в форсировании Днепра, освобождении Киева. Был в плену, бежал. Дошёл до Берлина.
Из воспоминаний актера: “Я ни разу не был ранен. Честное слово, самому странно – два года настоящей страшной фронтовой жизни: стоял под дулами немецких автоматов, дрался в окружении, бежал из плена… А вот ранен не был. Землей при бомбежке меня, правда, как-то засыпало – да так, что из торфа одни ботинки с обмотками торчали. Мне посчастливилось бежать, когда нас гнали в лагерь. Был и другой выход – желающим предлагали службу в РОА… Но меня он не устроил. Меня, восемнадцатилетнего, измученного мальчишку, вел инстинкт самосохранения. Я выведывал у крестьян, где побольше лесов и болот, где меньше шоссейных дорог, и шел туда. Фашистам там нечего было делать в отличие от партизан. Так добрел до поселка Дмитровка… Постучался в ближайшую дверь, и мне открыли. Я сделал шаг, попытался что-то сказать и впал в полузабытье. Меня подняли, отнесли на кровать, накормили, вымыли в бане. Меня мыли несколько девушек – и уж как они хохотали! А я живой скелет, с присохшим к позвоночнику животом, торчащими ребрами”. В этом поселке он прожил около месяца, потом случай помог добраться к партизанам, воевал в отряде, войну закончил юго-западнее Берлина. Вторую медаль “За отвагу” он получил в 1945 году, а первую, 1943 года, ему вручили сорок девять лет спустя, после войны, на мхатовском спектакле “Кабала святош” прямо в театре.
После войны Смоктуновский собирался стать лесничим – а поступил в театральный. Проучился, правда, недолго – за драку выгнали. А тут как раз приезжий директор театра набирал труппу. Получив аванс, Смоктуновский отправляется в Норильск. “Поехал потому, – пояснял впоследствии Иннокентий Михайлович, – что дальше него меня, бывшего военнопленного, никуда не могли сослать – разве что на Северный полюс… Вот я и решил затеряться в Норильске, девятом круге сталинского ада, среди ссыльных и лагерей. А потом, мне просто некуда было податься – по положению о паспортном режиме я не имел права жить в тридцати девяти городах. Меня в Красноярск-то пустили только потому, что родом оттуда. Но меня и из Норильска хотели выставить – непонятно, правда, куда. Так бы и сделали, да отмолил директор театра Дучман – низкий ему за это поклон”.
В своей добровольной ссылке он провел четыре года, подорвал здоровье. Но там же зато прошел прекрасную профессиональную школу. В Норильске работали бывшие заключенные актеры театров ГУЛАГа. Такое созвездие талантов раньше можно было встретить только в Малом и во МХАТе. (Здесь, кстати, Смоктуновский познакомился и подружился с Георгием Жженовым. У них и дни рождения почти рядом, только Жженов на десять лет старше.) “Во время моей дальнейшей одиссеи (я играл по всей России – от Крайнего Севера до Кавказского хребта) мне уже были по плечу ведущие роли”.
В 1955 году никому не известный периферийный актер впервые попытался завоевать Москву, уговорили его на это приключение актеры Леонид и Римма Марковы, увидевшие его в спектаклях театра Махачкалы. Он обошел тогда в Москве театров восемь и всюду получил отказ. Не помогли и шапочные знакомства. Кончились деньги, жил впроголодь, продавал вещи, но из столицы не уезжал, пока не удалось получить работу “на разовых” в Театре Ленинского комсомола. Смоктуновский выходил в ролях без слов, ночевал у друзей. Потом кто-то предложил ему попытать счастья в Театре-студии киноактера.
В конце концов его все-таки приняли, правда, взяв честное слово, что он не будет проситься в кино. Слово он держал, надо сказать, до конца жизни: если ему роль не предлагали, сам он ее никогда не просил. Он молчал, жил рядом со звездами, наблюдал, набирался мастерства и ждал чуда, которое не замедлило явиться.
В 1956 году он сыграл лейтенанта Фарбера в фильме “Солдаты”, а затем князя Мышкина в БДТ у Георгия Товстоногова. Режиссер увидел его в каком-то фильме и никак не мог отделаться от впечатления, что у этого актера глаза Мышкина. Собственно, с этого и начался тот Смоктуновский, которого знают все. А легенда о том, что полжизни он прожил в безвестности, все же легенда, ведь прославился он, когда ему было всего тридцать два года.
Премьера “Идиота” состоялась 31 декабря 1957 года. “Не знаю, – писал спустя годы Смоктуновский, – как бы сложилась моя творческая жизнь и вообще моя жизнь, если б меня не столкнуло с наследием Достоевского”. Всех своих последующих героев он измерял по шкале Мышкина и так или иначе награждал чертами героя Достоевского. И Гамлета, после которого он получил двенадцать тысяч писем, и “наивного, чудаковатого честнягу” Деточкина, и даже Илью Куликова из “Девяти дней одного года”.
Кстати, только когда я подбирала материал к этой статье, я вдруг отчетливо поняла, за что так люблю Смоктуновского – он же и правда князь Мышкин! Вернее, его герои – они все что-то почерпнули от этого незабываемого персонажа Достоевского…
Смоктуновский был не только великим актером – он был способен на великую любовь, самую величайшую – “любовь-узнавание”. Свою супругу он увидел и полюбил с первого взгляда. Ее звали Суламифь и он звал ее ласково Соломкой. Иннокентий и Соломка жили всю жизнь вместе – пройдя огонь, воду и медные трубы.
О ролях Смоктуновского, наверное, говорить не стоит – это целая эпоха кино, которую все знают. Он был удивительно, невероятно талантлив – и так же удивительно скромен и интеллигентен.
О последнем годе жизни Иннокентия Михайловича рассказывает дочь Маша (у Смоктуновских был еще сын Филипп) рассказывает скупо: “В сущности, беды ничто не предвещало. В феврале 1994 года у папы случился микроинфаркт, но он быстро пошел на поправку. Даже попросил привезти к нему в больницу любимого Жанчика (собаку – И.А.). Мы с мамой уговорили врачей пропустить в больницу собаку, и как же он был счастлив, когда Жан прыгал с койки на койку. Но папа все же недолечился. – продолжались съемки сразу в двух картинах, “Притяжение солнца” режиссера Игоря Апасяна и “Белый праздник” Владимира Наумова. Кстати, 6 обеих картинах, папины герои – это старики, на излете жизни, один даже парализован, то есть работа была трудной. Но снимался он с увлечением. Очень волновался, что уходит зимняя натура. Когда закончились съемки, он все-таки поехал долечиваться в санаторий. А через несколько дней попросил его забрать, не понравилось ему как-то. Но мы не успели. Из санатория позвонили: второй инфаркт… Уход близкого человека – всегда страшная потеря для близких. Но когда ты успел попрощаться или побыть рядом, как-то легче. С другой стороны, если смерть моментальная, ее называют легкой. Но я не думаю, что она может вообще быть такой, тем более у моего отца”.