Встреча

Народ, тут вот какое дело. Меня очень просили восстановить этот пост – чем-то он показался важным. Давайте так: все, кто знает меня лично, особенно родные, сюда не ходите…

Мы с мужем стояли на очень оживленной остановке, был час пик, люди ехали с работы. Рядом – вокзал, поэтому периодически толпу прорезали товарищи, катящие за собой чемоданы на колесиках, тянущие увесистые сумки или высокие походные рюкзаки.

До нашего трамвая было еще далеко – табло показывало, что придет он минут через десять. Поэтому мы отошли немного подальше от посадочной площадки, чтобы не быть затолканными выходящими и входящими в трамваи пассажирами.

Не помню, кто первый обратил внимание на старуху, медленно шедшую прямо к нам, стоявшим на невысокой площадке у дверей торгового центра. Но такого мы определенно не видели уже лет семь: с тех пор, как уехали с родины. Когда-то высокая, но уже согнутая возрастом старуха, одетая до крайности нелепо: короткие, едва по щиколотку, темно-синие классические брюки, по-моему, даже с наглаженными стрелками. Кофта явно с русского рынка, серая, крупной вязки с черным узором. На голове – синий простой платок, повязанный по-деревенски. В руках – палка и какая-то допотопная сумка. Она шла, переваливаясь по-утиному в черных туфлях на школьном каблуке, и мы немного посторонились, давая ей дорогу. Но лицо…

Она была даже не старая, она была ветхая, эта женщина. Причем у нее не было морщин – кожа была пергаментная и гладкая, лишь вокруг светлых глаз собранная в веер сухих складочек. Эти ее глаза были определенно мертвы – бледные, суховато-мутные, с желейной слезной капелькой в уголках (да, она прошла так близко, что мы увидели ее во всех подробностях). Они не смотрели на нас, они вообще уже ни на что не смотрели – потому что были устремлены внутрь, словно вглядывались в старухину душу. Эта печать смерти – глаза, которые перестают быть направлены на мир, а почти полностью сосредотачиваются на чем-то внутри личности человека – почти со стопроцентной точностью показывает, что остался год, может быть, немного больше.

Мы не сговариваясь прошептали друг другу: “Она же на смерть похожа!” А я еще увидела то, чего не заметил мой муж. Зубы. Таких зубов нет в Европе – да и в городах нашей родины их можно увидеть редко, разве что у бомжей или спивающихся людей. Кожа старухи уже настолько обтягивала череп, что ее зубы, коричневые, неровные, раскрошившиеся, не прятались за губами – придавая ее лицу еще большее сходство со Смертью, как ее рисуют в книжках.

Старуха медленно прошла мимо и затерялась в толпе. Мы оба стояли потрясенные этой встречей, сколько стариков встречено на нашем пути, дряхлых, больных, но ни один не производил на нас обоих одновременно такого страшного впечатления. От нее буквально веяло могильным холодом, какой-то пустой безнадежностью, смертным ужасом.

Но самое странное началось потом.

Трамвай пришел – мы сели в него. Проезжая остановку “Вокзал”, мы снова увидели эту старуху – она ковыляла со своей палкой прямо перед огромным зевом вокзала, принимавшим и выпускавшим толпы людей, и глаза безошибочно выхватили ее фигуру. Она была окружена пустотой, хотя люди спешили к поездам и к общественному транспорту через вокзальную площадь.

Муж поехал домой, а я должна была еще забрать дочь из садика. Другой конец города, мы стоим и ждем трамвая ехать домой, дочка прыгает от нетерпения, дожидаясь прихода транспорта. И вдруг я застываю – не от удивления; понимаете, я довольно скептична, но тут я по-настоящему испугалась. Медленно мимо нас проходил высокий старик. Ветхий, как воплощенная старость. Пергаментная кожа обтянула кости черепа, только вокруг светлых глаз собравшись в веер мелких складочек. Глаза его были определенно мертвы – сухие, мутные, с дрожащей желейной слезной капелькой…. устремленнеые внутрь, почти ничего не видящие, что там происходит снаружи. У него было практически одно лицо с поразившей нас еще час назад старухой. Он был одет странно – в едко-коричневого цвета старомодный костюм и белую бесформенную кепку, как носят у нас в русских деревнях дачники и деревенские мужчины. В руках – палка и странного кроя сумка. Я до сих пор помню, что на лысом его затылке морщины собрались в какую-то странную круглую сетку.

Он медленно прошел мимо нас дальше по остановке – и я не решилась посмотреть, куда он ушел.

Я не знаю, что значили эти встречи. Но на следующие день едва не погибла наша дочка – нелепо, страшно, споткнувшись в комнате на ровном месте и ударившись шеей об угол детского стола. Я готовила на кухне ужин и услышала дикий грохот и крик… На шее, ниже уха, бордовым наливалась страшная царапина. Схватив ребенка в охапку, ринулись к врачу, тот оказался на месте. И будучи совсем нехристианином, сказал, что надо благодарить ангела-хранителя, который спас, удержал… Шея – это и сонная артерия, и нервные узлы… Падение могло окончиться всем, чем угодно… А если бы немного выше – в висок…

Осознание, что могло случиться, пришло только через несколько часов. До сих пор холодеет сердце, при одной мысли о том, что могло бы случиться.

И хотя из меня никудышная суеверщица, хочется сказать голосом Принцессы из “Обыкновенного чуда”: “А к нам недавно Смерть приходила”…

И слава Богу, что ушла, не задержавшись…