Обычно человеком героической профессии называют летчика, космонавта, пожарного. Но я считаю, что неонатолог – это человек высочайшего героизма. Нашла рассказ об одном из дней работы Полины Дудченко, многодетной мамы, педиатра, неонатолога и православной матушки.
Может быть, я бы и не запомнила так четко тот случай, события могли смешаться в памяти с десятками похожих историй, если бы не день, в который все произошло. Это была Страстная Среда.
По средам работал наш доктор Стасик. Ему было уже за 50, но он так и оставался Стасиком. Ехал он со своей другой работы и менял меня ближе к 9 вечера. Но сегодня Стасичек ожидался раньше. Он уже позвонил мне, и мы договорились, что к семи он точно приедет, потому что мне нужно было еще успеть посмотреть ребенка вне роддома.
Постные дни на работе достаточно напряженные. Половина персонала постится, и к Страстной неделе отношения с окружающим миром становятся напряженными. Аккурат до Пасхи. Так было и на этот раз. День был каким-то суетливым, все бегали, переводили детей из ПИТа (палаты интенсивной терапии) на второй этап выхаживания, какие-то мелкие дела, длинная пятиминутка, масса людей, вопросов, младенцев — и все это мелькает, и ничего не успеваешь, и все время бежишь куда-то.
Сделаны обходы, и все младенцы переведены. Собрались в ординаторской попить кофе-чай. Стоим у окна. Нежная, пробивающаяся зелень. Золотые купола храма. Погода – не пойми какая. Внизу под окнами старой ординаторской – побитые ступеньки центрального входа. Ну почему их никак не приведут в порядок вместе с прилегающей территорией?
На автомобильной стоянке роддома стоит рефрежиратор. Вернее, только “голова” от машины. Она вся украшена шариками. Мы еще такого не видели… Вот идут к машине мужчина, женщина и украшенный бантами сверток с новым человеком. Интересно, как женщина туда залезет? Вполне быстро так залезла. Видимо, это их привычный семейный транспорт. И не страшно везти новорожденного на такой машине.
Необычный транспорт из роддома привлек не только наше внимание. Народ повысовывался из окон и наблюдает. “Да уж, роддом-колхозник,” – говорит заведущая Галя. Звонок. Ну да, роды, пошла я туда.
Спускаюсь в родзал. По дороге звонит знакомая и говорит, что привезли на роды ее сотрудницу. Да, конечно, сейчас я подойду и уделю внимание. Первые роды. Это всегда неизвестность.
Обсушиваю орущего толстого новорожденного. Его маме делают ручное под наркозом. Что-то мама маловата для тебя, или ты великоват. Пойдем, дружок, в кювезе полежим немножко. Вот тебе палатка пока что с кислородом, в обиходе называемая “кастрюлькой”. Звоню в ПИТ, хорошо, что успели помыть кювезы.
Ребенок кладется в подогретый кювез, чтобы сохранить тепловую цепочку. Надо не дать новорожденному замерзнуть, и это простое действие может уберечь его от массы неприятностей. Пишу историю. Спускается детская медсестра. Заворачиваем детку в одеяло.
Вес 4800. Кто ж тебя пустил в роды? У мамы что-то явно не так. Повезли в операционную. Ну и денек. Ну ладно, дорогой, сейчас мы тебя согреем, полюбим и понаблюдаем. И я уверена, что к тому времени, когда твоя мама приедет в палату, ты тоже приедешь сразу к ней.
В ПИТе всегда тепло, светло и громко от работающих аппаратов. Вот тебе памперс и датчик на ножку. Сатурация хорошая. Только голова у тебя очень синяя. Лежи и грейся. А там посмотрим.
Иду опять в родзал. Ага, вот они звонят. Девочка пришла рожать со своей мамой. Партнерские роды вошли в мою жизнь сразу. А потом почти сразу были тренинги, проводимые экспертами ВОЗ по перинатальным технологиям. А потом появилось все больше партнерских родов и даже те, кому они и не очень пришлись по душе, смирились и приняли новых участников процесса в родзале.
Вот первый родзал. Захожу. Включен свет. Целый день – то тучи, то дождь, то ветер, то все вместе. Мама и дочка в палате. Обе похожие. Высокие, темноволосые, с крупными чертами лица. Улыбаются. Просят, чтобы я осталась на роды. И тут я понимаю, кто это. Это Лена, сотрудница Наташи. Они звонили мне достаточно давно и просили контакты врача. А потом звонили еще раз, что 40 недель уже, но это тоже было явно не вчера. Интересуюсь сроком. 43 недели. Мама дорогая! Ну ладно, что уже поделаешь.
Выхожу пообщаться с доктором и посмотреть обменную карту. Доктор тоже несколько удивлен сроком. Но на УЗИ все ОК, КТГ хорошее, сердце у плода хорошее. Схватки начались несколько часов назад. Смотрю на график: ответственный дежурный — Людмила Николаевна. Эта всех построит.
Еще одни роды. Все нормально. Мама улыбается. Папа фотографирует, как я осматриваю ребенка. Оставляю их одних и иду писать историю. На тебе 9/9 по Апгар, получай. Ты меня порадовал, парень. Будь счастлив и пусть все знают, что когда ты родился, ты прекрасно себя вел, ну, по нашим роддомовским меркам.
– У кого первая группа плюс? – из операционной вышел ответственный за переливание крови доктор.
– У меня, – поднимаю левую руку, правой пишу дальше.
– Еще у кого первая плюс?
Ого. Значит в операционной что-то не так.
– Дато, что там было, не знаешь?
– Истинное приращение плаценты. Она крованула сильно, пока довезли до операционной.
Да уж, денек. Такое бывает раз на 20-30 тысяч родов. То есть даже в нашем роддоме такое видели всего пару-тройку раз. Хорошо, что с ребенком все более–менее ничего, потому что больше детей у этой мамы не будет.
Спускается заведущая из переливания крови.
– Кто-то есть с первой плюс?
– Да, это я.
– Еще идет акушерка из обсервации, – доктор явно волнуется, потому что крови в достаточном количестве в роддоме не оказалось.
– Девочки, идите ко мне наверх, только быстро давайте.
Мы идем наверх в отделение переливания крови. Звоню заведущей, сообщаю, что меня какое-то время не будет. Когда-нибудь я получу за это отгул, но сегодня я доработаю весь свой день, потому что знаю, что после сдачи пол-литра крови у меня даже голова не будет кружиться.
Пьем сок после сдачи крови. Я спускаюсь к себе в отделение. Девочки сделали мне чай и взяли тушеную картошку на обеде в столовой. Я вообще-то люблю роддомовскую еду. Дома такое никогда не получится.
Спускаюсь к своей женщине в родзал. Уже поставили капельницу. Процесс как-то не очень движется. Ее мама — медсестра, и все время вмешивается. Присаживаюсь на мячик. Мы разговариваем. Лена рассказывает, как ей страшно рожать и что мама в родзале – это очень хорошо. Беременность протекала хорошо. Она даже летала на самолете отдыхать на теплые моря. Ну вот только роды никак не начинались, а приходить двумя неделями раньше, как советовал им доктор, они не стали. Звонит Стасичек, он уже пришел на работу. Предупреждаю их, что отъеду ненадолго, а потом вернусь к ним.
Из операционной вывозят каталку. Это слышно в родзале, и я иду в сторону реанимации.
Точно. Капает в капельнице кровь. На кровати очень бледная женщина. Возле нее два анестезиолога.
– Ну как она? – спрашиваю у заведущей.
Ольга Константиновна прямая и нелицеприятная. Повидавшая всякого разного за жизнь.
– Та нормально все будет с ней. Только матки нет.
Этой женщине 24 года. Первая беременность, первые роды. Плацента приросла слишком плотно и слишком глубоко пустила свои корни в матку. Странно, что такой большой ребенок у нее родился. Надо посмотреть, нет ли гестационного диабета. Она открывает глаза. Спекшиеся губы. Мутный взгляд. Ей явно нелегко.
– Просыпайся, Оля, вот детский доктор, сейчас расскажет про ребенка.
– С ребенком все хорошо! – я вступаю быстро, опережая ее вопросы. – Я сейчас ребенка принесу.
Бегу в ПИТ. Там Стасик. Рассказываю ему, как обстановка. Вот истории детей, которые нуждаются в наблюдении. Родов немного было. Утром несколько кесаревых, ну и вот эта история с ампутированной маткой.
Ура! Дальше работа Стасика. Отнесу этого младенца маме и быстро уеду. Медсестры уже переложили его в кроватку и покормили. Мама какое-то время не сможет кормить его сама. Красавец мой, пошли в одеяло. Пройдемся с тобой. Смотрит на меня, насупившись. Вот принесу сейчас тебя к маме и смотри на нее как угодно. В реанимации возле материнской кровати стоит молодой папа. Кладу малыша к маме. Диктую папе, что нужно оставить для ребенка и что купить.
Мама со своим малышом в обнимку. Слабенькая еще, просит показать папе и забрать ребенка в отделение. Ей хочется спать. Уходим назад. Дадим им отдохнуть.
Дорога по Газопроводной улице узкая и раздолбанная. Асфальт сошел вместе со снегом, образовав ямы, которые грозят оторванными колесами. Туман. Еду не быстро. Почему на этой улице так часто туман? Слева от меня стена старого берковецкого кладбища. В воздухе много воды, пахнет холодной весной. Может быть, ветер разгонит туман. Что-то плохое у меня предчувствие. Пытаюсь загнать его куда подальше. Осмотр ребенка занимает немного времени. Ничего серьезного.
Дорога назад. Опять туман. Опять что-то внутри подкрадывается. Какой-то внутренний страх и предчувствие. Звоню в роддом. Нет, все тихо. Минут через 20 будут пересматривать на кресле. Еду. Из динамиков в машине Владимир Семенович поет про созвездие Тау Кита. Ветер и дождь. Паркуюсь. На акушерском пропускнике пусто. Переодеваюсь. Волосы влажные какие-то, хотя я почти не была на улице. По дороге в родзал захожу посмотреть в ПИТ (Палата интенсивной терапии). Тут все хорошо. Папа уже принес все необходимое малышу, нескольких женщин подняли в палаты, и к ним пошли дети. Мой, который 4800, поел еще раз. Пришли его анализы – все нормально. С ним все будет хорошо.
У Лены в родзале все движется медленнее, чем хотелось бы. Сердце хорошее, поэтому еще немного будут ждать. Людмила Николаевна уже заходила к ним и рассказала все, что она думает по поводу срока и того, что мама-медработник не привела дочку на роды в 40 недель.
– Не думала, что моя дочка будет вот так рожать, – мама Лены вздыхает.
– Я вообще не представляю, как все это будет происходить, – дочка смотрит в потолок.
Лена явно расстроена и начинает уставать. Как-то напрягла меня ее фраза. В родах она уже достаточно долго.
В коридоре Дато что-то говорит ответственному дежурному. Говорит спокойно, хотя ответ получает очень эмоциональный. Людмила Николаевна заходит в палату и садится на кровать. Сердце хорошее. Смотрит Лену.
– Нет, тут ничего не будет. Давайте в операционную. Нет динамики открытия.
Ленина мама пытается вставить свое мнение. Но тут ничего не получится. Эта доктор в Афганистане служила. Ей сложно что-то говорить поперек.
Звоню, чтобы включали кювез. Давид удивленно на меня смотрит. Не смотри даже, у меня предчувствие. Лучше я перестрахуюсь.
Плюхнули коричневые воды. Извлечение. Не кричит. Павлович спешит мне на помощь. Не кричит. Отсос. Интубация. Отсос. Мешок Амбу. Сердце есть. Дышим. Отсос. Как такое могло случиться? Все было нормально. Сердце слушали, мониторили и за сутки в консультации сделали УЗИ. Передние воды были старые, но не такие ужасные, как задние. Вот, появился какой-то тонус. Розовеет. Самостоятельное дыхание так себе. Сердце хорошее.
– Звоните на ПИТ — пусть включают аппарат.
– Дорогу дайте!
Павлович по жизни большой молодец. Он никогда не бросит никого. Бабушка бледная, с прижатыми к лицу руками, сидит на кровати.
Яркий свет в ПИТе. Вроде бы все отсанировали, но сатурация еще плохая. Звоню заведущей. Блютус – великая вещь. Руки свободны, и можно говорить и делать одновременно. Все согласованно. Стасик ругается. Ему не дадут спать теперь. Адаптация к аппарату. Ребенок розовеет. Сатурация поднимается.
В коридоре сидят новоиспеченные бабушка и папа. Бабушка плачет. Ей говорили, что нужно идти в 40 недель в роддом, но она отвечала, что природа сама знает, когда надо. Теперь она наблюдает проявления естественного, или не очень, отбора. Хорошо, что уже изобрели аппараты ИВЛ. Ребенок адаптирован и стабилен. Он получает все необходимое лечение, включая два антибиотика. Дальше надо ждать. Завтра приедут консультанты.
Через два часа Лена в палате, бабушка успокоилась, а папа, поговорив с Павловичем и Акушерством, держится бодряком и надеется на хорошее.
***
Среда Светлой Седмицы. Солнце, куличи, крашеные яйца и везде слышится Христос Воскресе!
Выписывается Оля и Ванечка – 4800. К Оле приходил психолог и будет ходить дальше. Она красивая на выписке. В палате куча народу. Олины мама, папа и сестра.
– Полина Владимировна, спасибо Вам! Я знаю, что Вы были моим донором, – Оля протягивает большой букет роз и кулек.
Я улыбаюсь и целую ее в пахнущую косметикой щеку. Да всегда пожалуйста! Знаешь, ты не первая и не последняя такая.
– Счастливо вам, пусть Ванечка растет здоровый и радует вас! Христос Воскресе!
– Воистину воскресе! — в ответ хор голосов.
Из больницы, куда перевели Лену с малышом, пришли добрые известия. Ребенок с аппарата снят в понедельник. На лечение ответил хорошо. И если все будет хорошо и дальше, то в пятницу он уйдет домой.
Светлый и радостный день. Праздников праздник.
***
Я люблю сумерки. Когда горят фары и люди спешат домой к своему очагу, к своим любимым, к своим детям и родителям. Я люблю водить машину. Есть в этом что-то успокаивающее. Телефонный звонок.
– Полина, здравствуйте, это Вас Лена беспокоит, Вы меня помните?
Лена, конечно, самое редкое имя на свете. Поэтому я не угадываю сначала, кто это.
– Я рожала у Вас в прошлом году. Вы еще моего мальчика сразу на аппарат взяли.
– Да, Лена, я помню.
– Я звоню сказать Вам большое спасибо. Ребенку исполнился год, и мы хотим Вас поблагодарить за то, что Вы все вовремя сделали.
Я улыбаюсь и еду дальше в сгущающихся сумерках, освещенных фарами. Еду домой к своей семье. Еду и улыбаюсь. Муж, сидящий рядом, улыбается моей улыбке.
Господи, дай мне сил, чтобы радоваться и дальше тому, что есть в других домах дети, и что с ними все хорошо. Господи, дай мне еще такой радости, какая наступает на Пасху.
Но чтобы пришла Пасха, нужно прожить сначала Страстную Среду.
Взято отсюда: