Мы говорили о том, что нельзя быть христианином “в душе”; без церкви – быть христианином невозможно просто потому, что церковь – Тело Христово, и как капля крови вне нашего тела – уже не часть его, так и человек, называющий себя христианином, но отвергающий церковь – по сути не есть частица Тела Христа. Сегодня мы поговорим о том, почему христиане кажутся людям внешним фанатиками.
Христианство открывает нам некие факты – о Боге, о человеке, о мире… Если эти факты лживы, то ни один честный и порядочный человек не должен им верить, даже если эти факты помогают ему в жизни. Но если эти факты – верны, истинны, то всякий честный человек должен в них верить, даже если от них нет никакой помощи. Тут уже действительно – или-или.
Христианин, как мы уже говорили, не только познает Истину и становится свободным. Истина – отвечает человеку. Потому что Истина – это Христос, а Христос – это Личность. И значит личность может вступать в общение с Личностью – и получить ответ.
Человек задуман Богом сомневающимся в себе, но сомневаться в истине – нельзя. Это извращение. Которое нашими современниками извращением не считается. Я уже говорила о том, что догматы – это предохранительные столбы, которые ограждают нас от многого, в том числе – и от самоуничтожения разума. Отвергающий догматизм в мышлении (заметьте, не христианский догматизм, а догмат как границу вообще) – ступает на самоубийственный путь. В наше время торжества свободомыслия на любом углу можно встретить человека, который допускает, что его взгляды неверны. Снова акцентирую внимание: не знания о чем-то, а именно взгляды, воззрения на те проблемы, которые от знания зависят не полностью, а лишь частично.
Но наши ВЗГЛЯДЫ должны быть верны, иначе – это не наши взгляды. Если мы будем сомневаться в них, мы можем дойти и до того, что усомнимся в существовании математики.
Христианин не может сомневаться в истине, потому что иначе истина – это не истина.
Снова немного оглядимся вокруг – нашему разуму просто необходимы некие истины-аксиомы, чтобы начать работать в нормальном режиме. Например, аксиома о существовании самого разума. О существовании самого мыслящего. О существовании мира, который можно осмыслить. О том, что этот мир – благ, иначе как можно осмысливать очевидное зло. Ни одну из этих аксиом невозможно доказать – их мы принимаем на веру. И только если они приняты на веру, веру без сомнений – разум начинает работу.
Если же в этих аксиомах допустимо сомнение – то разум неизбежно становится на путь самоубийства. Разум сомневается в собственном существовании? Все, рассуждения окончены. Разум сомневается в существовании мыслящего? Добро пожаловать в мир дурной бесконечности и учения, которое по сути своей бесчеловечное и анти-жизненное, враждебное жизни (догадались, о чьем учении говорило так даже не христианство, а школа индуса Шанкары?). Разум сомневается в благости мира? Добро пожаловать в мир, где наука абортирована на стадии зародыша, ибо нельзя осмысливать то, что зло по сути и считать это осмысление – благом.
То есть мы смотрим в сторону от непосредственно христианских догматов – и тоже обнаруживаем, что сомнение в истине является самоубийственным.
Найденная нами истина – тоже является тем, в чем сомневаться нельзя. Не получается. Как здоровый и счастливый человек считает самоубийство – невозможным, извращенным, кошмарным, абсурдным; так и христианин считает сомнение в истине – подобным самоубийству. Как здоровый человек не может стать извращенцем, это против его природы – так и христианин не может сомневаться в обретенной истине. Это против нашей природы. Наше естество противится этому – как противится пути в пропасть.
Эта твердость воззрений в наш век тотальной расплывчатости и растворенности взглядов – кажется многим, склонным к этой расплывчатости, фанатизмом. Твердая уверенность человека в том, что он думает – и способность аргументированно это доказать, считается заскорузлостью и зашоренностью.
Ну что ж, нам не впервой слышать о себе определение “фанатизм”. Слово fānum – «святыня, святилище, капище», и фанатик – это человек, защищающий свою святыню. Да вот только мы снова расходимся с людьми внешними в определениях. Мы, христиане, тоже знаем, что такое фанатизм, это – вера без любви и рассуждения. Фанатик – человек, который любит не святыню, а себя как защитника этой святыни; гордость толкает его на “ревность не по рассуждению”. И до 19 века, века, который начал пожинать плоды Века Просвещения, фанатизм определялся именно так, как его определяли христиане. После 19 века “свободомыслящие либералы” стали называть фанатиками тех, кто всерьез относился к своей вере, не был холодным исполнителем “традиций седой старины”, кто практически выражал веру всей жизнью. 20 век, век насаждения всяческой расплывчатости и туманности в суждениях, начал обзывать фанатизмом любую религиозную деятельность в противовес атеизму.
Век 21 – продолжает славную традицию туманности определений. И как любой век, воспевающий “всеобщность и плюрализм определений”, он упускает, что в кучу “фанатиков” бросает и убийц в “поясах шахида”, и православных, и бьющихся в исступлении “глаголания языками” сектантов, и правоверных мусульман, и индуистов, сжигающих католических пасторов вместе с сыновьями… И только буддисты – никогда не бывают фанатиками 🙂 Потому что мода века сего требует уважения к “мудрости Востока”, а наличие у буддистов школ боевых искусств – обозначается не как проявление фанатизма, а необходимость защищать идеалы своей веры. От кого – туманные свободомыслящие люди не особенно интересуются. А жаль… Много нового бы для себя открыли.
Определяющие христиан фанатиками (при вышеобозначенной двойственности стандартов) – упускают, что критикуют людей, которые пережили новое рождение. Если отбросить привычность клише и посмотреть, как ребенок, на это словосочетание: НОВОЕ РОЖДЕНИЕ – то можно понять, что рождение – изменяет рожденного. Рождение делает из плода – ребенка. Рождение меняет качество бытия. Рождение – выводит человека на новый уровень жизни.
У Федора Студита есть фраза: “Не таким, как вчера, явишься ты, и послезавтра, и не навсегда одинаковым пребудешь ты, возлюбленный, но придет к тебе благодать Божия”. Он говорил это о крещении, но мне кажется, что эту фразу можно применить и к тому, кто обрел веру.
Николай Гумилев писал: “Только змеи сбрасывают кожу, мы меняем души, не тела”. Человек, приходящий к вере, переживает новое рождение в ином качестве. Его душа полностью изменяется – и он просто не может быть таким, как прежде.
Мы потерялись с моей старинной подругой после окончания университета на почти десять лет. Когда мы встретились вновь, до этого слыша друг друга только в телефоне, через пару часов общения я услышала: “Ира, у меня странное впечатление, что тело у тебя осталось прежним, но живет в нем кто-то мне совсем незнакомый”. После моего воцерковления на тот момент прошло около года…
Это – не хвастовство, это констатация факта о том, что вера изменяет человека целиком и полностью. Изменение личности можно сравнить с переходом от геоцентрической к гелиоцентрической системе: вроде вселенная осталась вселенной, земля – землей, а солнце – солнцем; но картинка, досель бывшая геоцентрической (в случае с человеком – антропоцентрической, то есть делающей индивидуума мерой всего на свете), внезапно меняется – и центр мира оказывается в совершенно ином месте. Если раньше мы вращали мир вокруг самих себя, видя все на свете словно в кривом зеркале – то теперь все меняется, но при этом мы – остаемся самими собой, не теряем своей личности.
Эта качественная смена бытия влияет на все: даже мир становится иным, он расширяется настолько, насколько расширяется мир перед больным, который видел мир черно-белым, и который внезапно взрослым обрел цветное зрение.
Люди, не пережившие этого изменения качества бытия – никогда не смогут понять верующих, потому что интеллектом этого не постичь. Внезапно прозревший может сколько угодно пытаться объяснить своим друзьям, ЧТО он теперь воспринимает, но они не смогут его понять, потому что смотрят на те же предметы, воспринимают их форму, объем, но те оттенки черного, серого и белого, которые видят они, в глазах прозревшего оказываются настоящими цветами.
У людей, оставшихся с черно-белым зрением, на самом деле два пути. Сказать, что прозревший – находится во власти иллюзий, и его нежелание расставаться с новоприобретенным цветным зрением – это фанатизм. Либо признать, что они – больны, и искренне пожелать исцелиться. А если желания этого нет – то признать, что им и так хорошо, что черно-белый мир тоже имеет свои прелести.
Почему-то первый путь избирается людьми очень часто и они не желают даже понимать того, что познавший цвет – будет защищать свое новое состояние от тех, кто пытается ему сказать о том, что черно-белый мир – это единственно правильный мир. Вышедший на свет из тьмы – всегда будет спорить с теми, кто говорит о преимуществах темноты. И до тех пор, пока мы защищаем свет – мы верующие. Если мы начнем превозносить себя в этом свете – мы станем фанатиками. Согласитесь – разница есть.
Мы, верующие, познали одну вещь: уверовав, мы поняли, что в мире есть Бог и идолы. И там, где Бог и идол стоят рядом – ошибка невозможна.
Что хочу сказать в заключение.
Путь православия – путь нелегкий. “Царство Божие силой берется”, – предупреждают нас с самого начала. (“От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его” (Мф.11:12). Да, мы должны взять Небо ценой наших усилий – потому что любой путь вверх – путь трудный, и только в пропасть катиться – легко, а если склон пологий – то и приятно. Стремясь к Богу, мы должны в буквальном смысле узнать правду о себе и потерять все иллюзии в свой адрес: это будет горькая правда, но лучше узнать ее тогда, когда еще есть возможность измениться. Становясь православным, человек должен четко понять, что отныне – он будет всегда двигаться перпендикулярно: моде, общественному мнению, мирским ценностям, духу времени. Что успокоиться и почивать на лаврах – ему не придется никогда в земной жизни, что падать и вставать придется – всегда, до самой смерти. Что он отныне никогда не будет нравиться всем, а приобретет не только новых друзей и единомышленников, но и врагов, иногда – из числа бывших друзей.
Но одно нужно запомнить раз и навсегда – христианин никогда больше не будет один. Не молчанием будет отвечать ему Небо, когда он поднимет глаза; не беспомощный будет он лежать, упав под гнетом своих грехов – но всегда видеть протянутую ему руку; не одиночество в толпе его ждет – но радость братства людей во Христе, где “несть эллина и иудея, мужчины и женщины”, где возглас “Христос воскресе!” разносится на разных языках, не только по всей планете – но и с Небес, из Вечности, где ждут каждого из нас.
Да, будет тяжело – но дары, утешения, которые мы получим, ценнее самых больших земных ценностей. Узревшие Фаворский свет апостолы не хотели ничего, только бы остановилось время, только бы этот свет не исчезал. Мы не видели Фаворского света своими глазами, но свет, открывшийся человеку в момент обретения Истины – делает с нами то же самое: мы не хотим, чтобы этот свет исчезал. Мы познаем такую радость, которую не вызвать зельями или аскетическими упражнениями, потому что эта радость нам неподвластна, в отличие от удовольствий. Эта радость должна сама найти нас, а мы – как выражался Винни-Пух о вдохновении – должны стать туда, где нас найдут.
Написав эти строки, я вдруг поняла, что не в силах больше продолжать. Потому что есть время для слов – и есть для молчания. И молчание – будет лучшим продолжением.
Свете Тихий святыя славы, безсмертнаго Отца небеснаго, святаго блаженнаго, Иисусе Христе: пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, поем Отца, Сына, и Святаго Духа, Бога. Достоин еси во вся времена пет быти гласы преподобными, Сыне Божий, живот даяй: темже мир тя славит