Ответ Докинзу: человек как иллюзия

Мне очень нравится читать Сергея Худиева. Он публицист и богослов, который удивительно просто рассказывает об очень сложных вещах. Сергей Худиев написал статью-отклик на дискуссию проф. Докинза с Архиепископом Кентерберийским Роуэном Уильямсом. Блестящая статья, где автор наголову громит все материалистические воззрения Докинза.

Привожу текст.

Докинзу довелось довольно много говорить о биологии — и тут оказался несомненен его талант как популяризатора науки. Когда он говорит о предмете, который он знает и любит, он говорит интересно, глубоко и в то же время понятно. Когда он переходит к предметам, в которых не разбирается и которые не любит — к философии и богословию — то, увы, делает очевидные ошибки.

Ничего удивительного и позорного в этом нет — мы все в чем-то не разбираемся, современная наука требует узкой специализации, чем лучшим специалистом человек является в одной области, тем хуже он разбирается во всех остальных.

Я ни в коем случае не стал бы спорить с Докинзом в области биологии — тут он специалист, а я — нет, но вот в области философии, где мы оба не специалисты, но я хотя бы любитель, я решусь напомнить о паре очевидных ошибок, причем это не случайные ошибки лично Докинза — это проблемы того мировоззрения, которое он представляет.

Диалог с материалистом: Человек как иллюзия

Иллюзия, страдающая от иллюзии

С точки зрения Докинза (а здесь он просто выступает как последовательный материалист): “Будучи материалистом, я придерживаюсь того взгляда, что сознание – это нечто, что возникает из мозга, внутри мозга. И я думаю, что компьютеры не наделены свободной волей в том смысле, что я совершенно уверен, что все, происходящее в компьютере, предопределено другими событиями во внешнем мире и – в большей степени – внутри самого компьютера. Так что в этом смысле, у компьютеров нет свободной воли. Но в этом смысле ее, скорее всего, нет и у нас…

Проводились эксперименты в области неврологии, когда люди принимали решения, например, протянуть руку за стаканом воды. В какой-то момент я протягиваю руку, и я думаю, что я принимаю решение сейчас, но экспериментальные результаты показывают, что, на самом деле, решение было принято на несколько секунд раньше, потому что по состоянию мозга можно определить, что это происходит.

Я не могу с точностью сказать, что это значит, но думаю, что это означает или может означать, что когда я думаю, что принимаю решение, когда иллюзорная сущность внутри меня, которую я считаю «мной», принимает решение, оно уже принято”.

Действительно, в рамках материализма все, что происходит в мире, — в том числе наши акты мышления и произволения — полностью определяется движением материи, которое в свою очередь определяется предыдущими состояниями системы и неизменными законами природы. Материализм не оставляет места не только для Бога, но и для человека; остается только “иллюзорная сущность внутри меня, которую я считаю «мной»”.

Многие люди — в том числе, относящие себя к материалистам — не задумываются об этой проблеме, но она неизбежно возникает. Как пишет другой материалист, нейрофизиолог Френсис Крик, “Вы, Ваши радости и скорби, Ваши воспоминания и устремления, Ваше чувство личной идентичности и свободной воли на самом деле не более, чем определенное поведение огромного скопления нервных клеток и связанных с ними молекул. Вы — не более чем набор нейронов… хотя и кажется, что мы обладаем свободной волей, наши решения уже предопределены для нас, и мы не можем этого изменить”.

С ним согласен и Стивен Хокинг, который написал в своей недавней книге: “Хотя мы думаем, что способны делать осознанный выбор, наши познания в области молекулярных основ биологии свидетельствуют, что биологические процессы подчиняются законам физики и химии, а потому столь же детерминированы, как и орбита планет…. Трудно себе представить, как может проявляться свобода воли, если наше поведение определяется физическими законами. Поэтому, похоже, мы представляем собой не что иное, как биологические машины, а свобода воли просто иллюзия”.

Иллюзорность свободной воли — неизбежное следствие материализма. Это мировоззрение, которое требует от Вас объявить иллюзией не только мистический опыт молитвы и богообщения, но и самый повседневный опыт свободной воли. Но хуже того, кто в таком случае страдает от иллюзии? Докинз прекрасно это сформулировал: “Иллюзорная сущность внутри меня, которую я считаю «мной»”. Но кто этот “я”, который ошибочно считает “себя” “собой”? Иллюзия, которая страдает от иллюзии?

Последовательный материализм вынуждает нас признать бессмысленными не только теологические суждения, но и нравственные – глупо же предъявлять моральные претензии законам физики и химии. Об этом и Докинз пишет в одной из своих статей, где он объясняет, что негодовать на злодея (действия которого детерминированы законами природы) так же глупо, как в гневе колотить по машине, которая отказывается заводиться.

Правда, это не мешает ему (и другим материалистам) предъявлять нравственные претензии и бурно негодовать на грехи верующих. Неувязка? Но как можно предъявлять упреки в логических неувязках процессу, который полностью определяется законами физики и химии? Как можно вести осмысленную дискуссию с таким процессом?

Но самое интересное, что в таком случае иллюзорными оказываются любые суждения вообще, в том числе суждение, приведенное выше, – ведь автор пришел к нему, используя свое мышление и свободную волю, но воля иллюзорна, а мышление полностью детерминировано законами природы.

Забавное противоречие материализма состоит в том, что люди используют свою способность к рациональному рассуждению для того, чтобы продвигать картину мира, в которой все наши акты мышления и произволения полностью определяются внерациональными и внеличностными причинами, так что само мышление и произволение оказывается иллюзией.

Что же эксперименты, “доказывающие” иллюзорность свободной воли? Парадокс в том, что если бы они ее “доказывали”, никому ничего вообще нельзя было бы доказать — ведь чтобы принять доказательство и пересмотреть свои убеждения, Вы должны совершить акт мышления (который полностью детерменируется материальной причинностью) и свободной воли, которой у Вас нет!

Это как доказывать человеку, что его не существует — кому в таком случае Вы это доказываете? Как вы можете обращаться к разуму и воле Вашего оппонента, если то и другое — иллюзия, порожденная очень сложными, но чисто материальными процессами в коре его головного мозга — хуже того, Ваше собственное мышление и воля столь же иллюзорны?

Что же показывают эксперименты? В лучшем случае — если в них нет никаких других ошибок — что мы реагируем на стимулы. Разумеется, стимул может вызвать желание — запах еды, когда я голоден, может вызвать желание покушать, грамотная реклама — желание купить товар, можно даже более примитивно — летящий в меня предмет может вызвать желание увернуться. Только это никак не доказывает, что человеческие решения определяются стимулами — я могу решить не есть, не покупать и даже не уворачиваться.

Мы можем поставить эксперимент и без дорогого оборудования — допустим, я иду мимо ларька с пирожками и чувствую запах выпечки. В моем мозгу автоматически возникает соответствующая реакция — купить пирожок и перекусить, причем эта реакция на стимул возникает до того, как я ее осознаю. Я иду и покупаю пирожок.

«Ура! — восклицают британские ученые, подглядывающие в бинокль. — Мы доказали, что свободной воли не существует! Состояние мозга предшествует сознательному решению!» Неужели? А что вы скажете, если я приму решение не покупать пирожок? Ведь возникновение автоматической реакции на запах еды никак не доказывает автоматизма моего решения — я могу, например, решить, что пирожок — нездоровая еда, и мне лучше потерпеть до дома

Научный метод, красота и изящество

Однако бросимся с головой в омут дуалистической иллюзии — признаем, что мы подлинно существуем как личности, способные к неиллюзорному мышлению и произволению. Рассмотрим довод против бытия Божия, который выдвигает Докинз — и который многим кажется убедительным: «зачем вы портите красивое и изящное теоретическое построение, описывающее видимый нам материальный мир, непонятным Богом, когда все и так объясняется принципами детерминизма, существованием параллельных вселенных и т.д.”

В чем же тут ошибка? Чтобы понять любое высказывание — и оценить его истинность — мы должны рассмотреть употребляемые в нем термины (что означают те или иные слова) и предпосылки — что в нем подразумевается по умолчанию. Предпосылки очень важны, как об этом напоминает старый анекдот:

«Ночью в избу стучат.

Спрашивают: » — Хозяева, вам дрова не нужны?»

— хозяева отвечают — «Нет — не нужны»

…просыпаются утром — во дворе дров нет»

Хозяева исходят из предпосылки, что им пытаются продать дрова. Их ночные посетители — из того, можно ли им забрать дрова.

Из каких предпосылок исходит тут Докинз (и те, кто находят его аргумент убедительным)?

Начнем со слова “зачем” — что оно подразумевает? Докинз упрекает своих оппонентов в том, что они делают что-то, что незачем делать. Но любое “зачем” подразумевает какую-то цель. Риторический вопрос “Да зачем тут томограф?” предполагает какой-то контекст — “тут” это где? Для каких целей?

Любое рассуждение о том, что что-то “нужно” или “не нужно” всегда исходит из какого-то “для чего”. Какую цель имеет в виду Докинз? Судя по его высказыванию, его цель — “описание видимого нам материального мира, объяснение всего”.

Но давайте уточним значение терминов — что такое “описание” и “объяснение”? Приведу пример. Мы можем описать человека с точки зрения химии — и тут, увы, даже очень содержательный человек на семьдесят процентов состоит из воды. Мы можем описать его с точки зрения его внешности — рост, цвет кожи, волос, глаз, особые приметы. Мы можем описать его с точки зрения медицины — он страдает такими-то болезнями, желудок хламит, а вот сердце — в порядке.

Мы можем описать его биографию и личные достижения. Мы можем описать тот опыт, который остался от общения с ним у других людей — он честный человек или, напротив, жулик и т.д. Наше описание зависит от того, какие цели мы перед собой ставим — что мы хотим делать с этим человеком? Найти и арестовать? Лечить? Нанять на работу? Какое теоретическое построение тут будет “достаточно” для описания этого человека? Это определяется нашими целями.

Химик и искусствовед по-разному опишут картину — химик расскажет нам о составе красок, искусствовед — о том, что хотел сказать художник, что повлияло на его манеру письма и т.д. Какое описание будет достаточным? Смотря что Вы хотите делать с этой картиной — понять ее или разработать бокс для ее сохранения.

Точно так же наше описание материального мира зависит от того, какие цели мы перед собой ставим. Если мы ставим вопрос “как материя переходит из одного состояния в другое согласно известным нам законам природы” — то такое описание, действительно, может обойтись без упоминания Бога. Точно так же, как описание химического состава красок на картине вполне может обойтись без упоминания художника и содержания его картины.

Но химик, который заявит — “тут ничего нет, кроме химии, и нечего портить мое прекрасное химическое описание разговорами про “художника”, “стиль Высокого Возрождения” и прочие бессмысленные с точки зрения химии вещи” — явно ошибется. Так же ошибается и Докинз (и иже с ним) когда исходит из того, что описание материи с точки зрения того, как она движется, как-то снимает вопросы о цели и направлении этого движения.

Что такое “объяснение”? Объяснить — значит указать причины, по которым те или иные элементы реальности являются такими, а не другими. Например, теория Эволюции объясняет, почему у жирафов длинная шея. Может ли она объяснить, например, почему Пушкин написал стихотворение “Я помню чудное мгновенье”? Нет? Почему же, вполне может.

С точки зрения биологии Пушкин — самец млекопитающего, который хотел привлечь внимание самки репродуктивного возраста; павлины и макаки ведут себя аналогично, только вместо поэзии у них перья и хвосты. Правильно ли это объяснение? Да, Пушкин действительно самец млекопитающего, с этим трудно спорить. Испытывал ли он половое влечение к Анне Керн, вложенное в него миллионами лет дарвиновской эволюции? Да похоже на то, что испытывал. Млекопитающие — они такие.

Зачем нам портить красивое и изящное теоретическое построение, описывающее поведение Пушкина, непонятной “русской и мировой литературой”, “личной историей Пушкина” “его личными отношениями с Анной Керн”, когда мы можем прекрасно объяснить все в рамках биологии?

Ну, наверное потому, что сведение “чудного мгновенья” к биологии оставляет нас с катастрофически неполным описанием — оно оставляет за кадром весьма значительную часть реальности. Точно так же естественнонаучное описание развития вселенной может быть верным — но оно никоим образом не является достаточным.

В рамках научного метода мы не говорим о Боге — точно так же, как в рамках химии мы не говорим о живописи. Но это вопрос рамок метода, а не бытия или небытия Божия.

Если же попробовать описать эту ошибку одной фразой, то ее можно обозначить как смешение между методологическими и онтологическими утверждениями. Методологические утверждения относятся, как явствует из самого слова, к методу, к тому, как мы решаем те или иные задачи.

Научный метод не требует, чтобы мы постоянно призывали Бога — он требует веры в упорядоченность вселенной, но практиковать его может и атеист. Научный метод рассматривает природу как замкнутую систему причинно-следственных связей, управляемую безличными законами. То, что лежит за пределами этой системы — лежит за пределами метода.

Онтологические утверждения относятся к реальности, к тому, что существует на самом деле. Из методологического тезиса “мы не обращаемся к сверхъестественным силам при построении научных теорий” никак не следует онтологический тезис “сверхъестественного не существует”.

Точно так же, как медицинский диагноз может быть превосходно точным — и при этом совершенно не упоминать, например, о семейном статусе пациента. Но это не значит, что семейного статуса у него нет! Из того, что нечто лежит за пределами метода, который мы употребляем для достижения таких-то наших целей, никак не следует, что это лежит за пределами реальности.

Если у меня есть очень хороший бинокль, в который я не вижу радиоволн — это не значит, что радиоволн не существует. Это просто значит, что бинокль не годится для их обнаружения.

Ценность красоты и истины

Но обратим внимание на другие слова, которые употребляет Докинз — “красивое” и “изящное”, более того, он подразумевает, что “красота” и “изящество” обладают ценностью, и портить их неправильно. Но говоря о “красивом” и “правильном” мы уже неизбежно выходим за рамки научного метода.

Наука ничего не может говорить о ценностях — только о фактах. На это обратил внимание еще Дэвид Юм в XVIII веке — и введенный им принцип до сих пор носит устрашающее название “гильотины Юма”. Из “есть” (эмпирических фактов о мире) никак не следует “должно быть” (каких-либо оценок или обязательств).

Надо сказать, Докинз широко использует ценностно-нагруженный язык. Приведу обширную цитату: “я думаю, что это прекрасно, настолько прекрасно, что в это почти невозможно поверить, что, как минимум, на нашей планете, а, возможно, и на миллиардах других планет, но на нашей планете точно – в какой-то момент законы физики сошлись таким образом, что из столкновения атомов возникло то, о чем не мог мечтать ни один физик – а именно, возникли существа, подобные нам, растения, деревья, кенгуру, насекомые и мы сами.

Возникли скопления материи, скопления атомов, которые не просто пассивно подчиняются законам Ньютона – они их, разумеется, не нарушают – но они им подчиняются не пассивно, то есть они двигаются, прыгают, скачут, охотятся, бегают, спариваются, думают – по крайней мере, это касается нас – и это совершенно потрясающе, что это случилось!”

Но что в мире Докинза могло бы обозначать “это прекрасно” и “это потрясающе”? Для того, кто верит в Создателя, мир создан Художником, Который предпочитает красоту, а не уродство, порядок, а не хаос, Тем, кто наделяет нас способностью видеть красоту и радоваться ей. Как говорит псалмопевец, “Ибо Ты возвеселил меня, Господи, творением Твоим: я восхищаюсь делами рук Твоих” (Пс.91:5). Говоря “это прекрасно”, мы оцениваем по достоинству эстетическую ценность, вложенную во вселенную ее Создателем; воздаем должное, признаем некую объективную реальность.

С точки зрения Докинза, никакого замысла во вселенной нет; как он пишет в своей книге “Слепой часовщик”: “Наша вселенная обладает именно такими качествами, какими она и должна обладать в том случае, если в ее основе нет никакого замысла или цели, нет ни добра, ни зла, ничего, кроме слепого, безжалостного безразличия”.

Но к чему тогда в такой вселенной могут относиться восклицания вроде “прекрасно” и “здорово”? Ведь тогда в ней просто нет ничего, что мы могли бы оценивать по достоинству — в ней могут быть только факты, но не ценности. Субъективное переживание восторга и восхищения, конечно, возможно — но оно иллюзорно в том смысле, что не имеет отношения к реальности.

Уточню, о чем идет речь: наше чувство восхищения и восторга может быть ложным, иллюзорным. Люди, отравленные наркотиком, могут переживать восторг — но это результат отравления, злая иллюзия. Но оно может быть и истинным — мы можем восхищаться тем, что достойно восхищения — великим произведением искусства, например.

В мире Докинза любое восхищение есть иллюзия — во вселенной просто нет ничего “прекрасного” и “здорового” — “никакого замысла или цели, ни добра, ни зла, ничего, кроме слепого, безжалостного безразличия”.

Произнося оценочные суждения, Докинз уже неизбежно выламывается за рамки своей картины мира — впрочем, упрекать его в этом трудно. Когда мы восхищаемся или негодуем, хвалим или порицаем, спорим или соглашаемся, просто когда мы мыслим — мы неизбежно выламываемся за рамки последовательного материализма.