Несколько дней назад умер друг моего детства.
Знаете, когда я смотрела фильмы, где кому-то из персонажей сообщали о смерти или несчастном случае с близким человеком, чаще всего по сценарию слышались слова: “Нет, этого не может быть!” Кабы вы знали, каким кинематографически-дурацким штампом казались эти слова. Как я каждый раз раздражалась, слыша из уст героев эту фразу и кривясь от ее неправдивости. Кажущейся неправдивости.
Потому что когда мне написал по сути незнакомый мне человек, оказавшийся сослужившем Сергея, и сообщил, что Сережи больше нет, первой реакцией было: “Нет, этого не может быть, это дурацкий розыгрыш”. Это неправда. Это ему так надо по работе – исчезнуть. Это его с кем-то перепутали. Любые самые идиотские мысли носились во внезапно опустевшей голове, кроме одной: “Сережа умер”.
Мы дружили с первого класса, как-то у нас подобралась компашка оторв, которые маялись дурью на уроках, могли сорваться куда-то толпой гулять или играть в снежки, причем это была большая разнополая группа одноклассников, где никто ни в кого не был влюблен – нам просто было весело и интересно вместе. Потом я перешла в другую школу – Сережка со своим другом тоже перешли через год и оказались в нашем классе. И была прекрасная история любви с моей лучшей подругой, такая история, о которой снимают фильмы вроде “Вам и не снилось”, были совместные побеги с уроков – это моя подруга была прилежной ученицей и ответственным человеком, который потом давал нам с Серегой списать конспекты – пока мы сваливали с уроков поесть мороженного в кафе за углом. А мы – безответственно обменивали получение знаний на порцию пломбира с шоколадной крошкой и сиропом. И подруге в голову не приходило ревновать – потому что, кажется, я была единственной девочкой в классе, которая никогда не была влюблена в красавчика Серегу с сумасшедшей атлетической фигурой и глазами того редкостного цвета, в существование которых не веришь, пока не увидишь их сам. Молодая зелень, свежая трава – на фоне золотисто-смуглой кожи и медового цвета волос, выгоравших летом до истошного блонда, – эти глаза сводили с ума не только львиную долю девчонок вокруг, но и молодых практиканток и пионервожатых.
А Сережка любил свою малышку, мою подругу – а мне был кем-то вроде двоюродного брата, с которым весело дурниной ржать и не “краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами”.
Какой же хренью мы с подругой страдали на уроках, сколько карикатур и пародий было накатано на всех одноклассников и учителей – мы всегда были неприкасаемыми, потому что с одной стороны был Серега, здоровущий бугай с косой саженью в плечах, с другой – его друг Леха, с которым я ходила еще в детский сад, поэтому служила ему либо жилеткой, либо “для разговоров про умное”, второй школьный секс-символ, охранявший нашу с подругой безопасность, ежели жертвы нашего остроумия пожелали бы “нашей мордой в ейную харю потыкать”.
Мы не пропадали и после школы – нельзя сказать, что мы часто виделись: жизнь нас развела – не сложились отношения у Сергея с подругой, каждый учился на своем факультете в разных вузах, каждого захлестнула студенческая, потом взрослая жизнь. Но при встрече мы были неизменно рады друг другу – а потом, когда пришла пора разъехаться, мы все равно передавали друг другу приветы и поклоны через родителей.
А потом я уехала – и из-за определенного типа достаточно жестких и независящих от нас обстоятельств мы с Сергеем не могли больше общаться. Очень редко, только в соцсетях или через общих знакомых мы узнавали о главных событиях – наши с ним дети родились с разницей в несколько дней, мы поздравили друг друга, обменялись какими-то фотками. И снова – провал на целые годы с редкими “ну передавай привет”.
И вдруг – сообщение от сослуживца…
Ребята, я сутки не верила – пока не позвонил еще один друг Сергея, которому о смерти сообщила его мама. И тогда все стало до скрежета зубов ясно: “Его больше нет”.
Знаете, что самое страшное? Мы хороним одноклассников с 20 лет – увы, наш город располагался прямо на наркотрафике с югов на севера. С 20 лет мы знаем, что такое передозы, аресты друзей за распространение, потом смерти от последствий. С 20 лет мы сидим и тупо понимаем, что Маришка из нашей компании младших классов, оказалась той дежурной медсестрой, которая закрыла синие глаза нашему другу Сережке, который один из первых передознулся героином и ушел в ее смену, едва дожив до двадцати лет. Но когда ты хоронишь тех, кто выбрал путь саморазрушения от наркотиков или алкоголя, внутренне ты всегда готов к тому, что однажды наступит момент, когда человека не станет. Внутренне ты понимаешь, что человек всеми силами идет к смерти – и это его выбор.
Но когда умирает молодой и полный сил мужчина, чей сын-подросток едва стал старшеклассником… К этому невозможно быть готовым – в это невозможно поверить.
Только со смертью Сережи я сформулировала для себя, что же такое настоящая дружба и настоящая любовь. В топку все разговоры о том, что однолюбы – это такие маньяки, упивающиеся своими страданиями. Тот, кто так говорит, однолюбов в своей жизни не видел никогда, ему попадались сплошь невротики, торгующие направо и налево своими страданиями. Настоящий однолюб – это человек, который может жить с другим всю свою жизнь. У него может быть семья, и не одна. Могут быть дети. Внуки. И ему будет достаточно того, что где-то на белом свете есть тот, кого он будет любить до конца своих дней. С ним не надо встречаться, его не надо “отбивать” или “завоевывать”, все это не то. Достаточно того, что любимый человек просто есть.
Это же можно сказать и о настоящей дружбе. Соцсети и интернет оказались безусловным подарком нам, разбросанным эмиграциями по всем концам планеты. Но даже без них – мне достаточно знать, что мои любимые подруги и друзья – есть. Где-то там в России, на Украине, Америке они – есть. С ними все в порядке. Это главное – раз они есть, мироздание уравновешено, и я в нем тоже нахожусь в равновесии.
Мы не виделись с Сережкой с момента моего отъезда из Луганска – накануне мы простились, понимая, что жизнь нас разводит если не навсегда, то очень надолго. Оказалось все же навсегда. И как оказалось – мир до недавнего ноябрьского дня был уравновешен, потому что он – БЫЛ. Я знала, что где-то он есть, где-то он дышит воздухом, ездит на рыбалку, работает работу. Я могла не вспоминать о нем месяцами – но все это было неважно, потому что я знала, что он есть.
А теперь – его нет. И на месте, где он был, – зияющая пустота, ампутированная часть жизни – часть детства и юности. Там осталась живая рана, которая – я знаю – со временем заживет, оставив тупую боль. Я не знала, что это – так, и что это так больно.
Ребята, берегите себя и своих близких. Наверное, мы нечасто задумываемся, как это важно – чтобы мироздание было наполнено теми, кого мы любим, теми, о ком так важно говорить в настоящем времени – ТЫ ЕСТЬ. Потому что когда приходит время сказать ТЫ БЫЛ – ты понимаешь, что со временем эти зияющие пустоты будут только увеличиваться. Эти прорехи в мироздании больше не будут заполнены – пока и нам не придет пора уходить за окоем. Увы, только когда мы несем эти невосполнимые потери, мы понимаем, какое же это счастье было просто знать, что ТЫ ЕСТЬ.
П.С. Православные, кого будет возможность, помяните раба Божия Сергея.
Ирина, сочувствую вашей утрате!
Все чаще думаю, что жизнь слишком короткая и что самое главное в ней – близкие люди, семья. С возрастом хочется быть ближе, а так получилось, что мы все дальше территориально.
Царствие Небесное новопреставленному Сергию!
Пусть земля будем ему пухом. Очень сочувствую Вам.
Спасибо, ребята