Тема, которая никак меня не оставит
Вопрос в разговоре с читателем Антоном был поднят о фашизме и коммунизме, почему коммунизм кажется мне страшнее фашизма и нацизма, и начну как всегда сильно издалека – пояснением, почему мои рассуждения не связаны с тем, что я подданная британской короны.
Я канадка – и хоть мы и подданные короля и играемся с этой погремухой со страшной силой, но я именно что канадка, в моем паспорте написано – канадка, я ощущаю себя канадкой, и эта страна стала моей новой родиной. И тут очень важно понимать, что мы очень отличаемся от британского взгляда на мир. Мы – такая помесь американцев и европейцев с сильной примесью азиатской культуры (если говорить о Ванкувере), дополненная тем, что у нас очень красивая природа. А красивая природа делает людей мягче, сильно мягче. Это подтверждают и многочисленные исследования, и даже слышанные мной разговоры людей, приезжающих сюда из других стран… Если вокруг красиво и тепло, люди мягчеют, расслабляются и становятся менее агрессивными.
А общая мягкость порождает особый склад характера, который амерканцам кажется провинциальным расслабоном и пофигизмом, европейцам – полной деревенщиной без манер (я же видела, как офигевали от манер Маркл англичане, а между тем при всей моей нелюбви к ней все эти обнимашечки и прикосновения – это для нас норма, как рукопожатие для европейцев).
Так что при том при всем, что над нами имеется король, мы все-таки канадцы и очень отличаемся хоть от австралийцев, хоть от африканцев, хоть от новозеландцев. Ну никому же в голову не придет говорить, что чечены и камчадалы – одно и то же, хотя имеют паспорта одной страны. Так что империя не империя – а канадцы все же отдельное государство со своими очень отличающими нас от доминиона особенностями.
Но я продолжу… когда я уехала из страны и поняла, что в Европе жить не смогу, в Америку – не хочу ни при каких обстоятельствах (только не надо мне про 51 штат, меня эта перспектива пугает настолько, что я даже думать о ней пока не могу с моим набором хроней и чудесами тамошней медицины), я попала в Канаду и поняла, что искала всю свою жизнь – именно эту страну и именно этот склад характера. Адаптация в этой стране была для нас очень быстрой – я уже сто раз писала, что буквально при первом шаге с трапа самолета мы оба почувствовали себя дома, и мои истерики первых двух недель в стране, как я сейчас понимаю, происходили исключительно потому, что мы приехали именно в тот город, где живет отец Дена. Ну это как взять вас из Дрездена и поместить в самый забористый район вашего города. Это как для луганчанина попасть в глубины Камброда, для киевлянина – в Бровары, для москвича – в глубины Бутова. Шок-контент.
Но как только мы выбрались в более традиционные для Ванкувера места – все, я больше ни разу не пожалела о том, что мы уехали изо всех мест, где жили до этого. Да, нашу жизнь тут нельзя назвать безоблачной, мы очень много и тяжело работаем, как и все сталкиваемся с множеством проблем, но главное – мы дома и адаптировались мы к местности пугающе быстро, даже для самих себя.
Главное, что нам дал переезд, – это “выход из системы”. И не из одной, а из двух. Объясняю.
Когда мы живем в некой стране, мы являемся частью ее системы, мы понимаем, как в ней все работает, как все появилось и примерно куда может прийти. Мы понимаем людей вокруг и наша ментальность и поведение обусловлены этой системой и ее порядками. Но мы не можем взглянуть на нее со стороны – у нас просто нет точки отсчета, и любые временные поездки куда-то все-таки не могут дать нам полноценной возможности оценить нашу родную систему изнутри, потому что быть где-то туристом и жить там же на постоянке – это, как говорится, две большие разницы.
Но как только ты из системы выезжаешь в другую систему на ПМЖ, вот тут-то ты и начинаешь не просто встраиваться в новую: сам процесс встраивания порождает достаточно серьезное осмысление обеих систем, если, разумеется, вы вообще склонны рефлексировать свою жизнь и события в ней, потому что без этого попросту не получится разместить себя на новом месте.
Так получилось, что мы 8 лет прожили в Германии и именно этот период времени дал нам понять многие вещи, которые оставались вне зоны нашего понимания, пока мы жили на родине. Пока ты не ходишь по улицам города, не видишь его дома, не говоришь с людьми разных возрастов, не встраиваешься в его бюрократическую, медицинскую, образовательную и культурную систему, ты не поймешь, как это работает, а потом, когда все более-менее устаканивается и ты начинаешь обживать новое место, то рано или поздно (опять-таки при условии склонности к рефлексии) ты волей-неволей начинаешь вспоминать нашу общую историю и пытаться понять, как же так вышло, что несколько десятков лет назад наши страны были врагами и сошлись в одной из самых кровопролитных войн на планете. И в процессе этого узнавания ты начинаешь задавать вопросы, а потом получать на них ответы, которые порой вхлам, в полный раздрай раздалбывают все то, что вкладывали в мозги учителя.
Ты не оправдываешь (все эти вещи невозможно оправдать), но начинаешь понимать, отчего эта система пришла к тем или иным событиям, ты обнаруживаешь логику – а вместе с логикой к тебе приходит понимание тех или иных событий, и их неизбежности.
А потом мы переехали в Канаду и начали встраивание в совершенно иную систему, систему “мира за океаном”, мира, который отделен от европейских событий гигантскими километрами воды, что делает его находящимся в иной системе координат – и смогли оглянуться назад уже два раза, чтобы оценить уже обе системы – и лучше понять новую.
Этот опыт двойной эмиграции и повторного встраивания в новые общества дал мне возможность посмотреть на родину с двух углов зрения: сначала изнутри, потом из Европы, Старого Света, и из Америки, Света Нового, и когда я начала думать о том, что же творилось в первых двух местах в 20 веке, я поняла, что из всех чудовищ, порожденных оптимистическим 20 веком, коммунизм для меня все же является самым страшным – и не только по сути, а еще и по последствиям.
Для начала, призрак коммунизма бродил по Европе гораздо раньше призрака фашизма и нацизма как его немецкого извода. Более того, марксисты до сих пор считают его крайней степенью капиталистической реакции и определяют как острый антикоммунизм. То есть грубо и предельно просто выражаясь, мы определяем фашизм как реакцию на коммунизм – и это определение самих коммунистов, и мы можем предположить, что без первого не было бы второго.
Во-вторых, если фашизм – реакция на коммунизм, то давайте выделим самое ядро, сухой остаток, чтобы сравнить оба явления. У коммунистов целью является победа угнетенного класса пролетариев и построение общества нового типа, где все будут равны, не будет богатых и бедных. Фашисты и нацисты видели целью победу определенной нации над врагами и построение идеального государства, где эта нация будет доминировать и вести всех оставшихся к светлому будущему. То есть светлое будущее – цель обоих монстров, и будущее это будет принадлежать “своим”, но определение “своих” основывается у одних на классовой общности, а у других – на национальной.
Идем дальше. Коммунизм, как уже многие заметили, – очень многое взял у христианства, на это сходство обращали внимание многие историки и богословы, но взяв за модель “во Христе нет ни еллина, ни иудея”, коммунисты выбросили из нее самого Христа, оставив идею “меча”, пришедшего разделить супругов, родных и друзей, и в основе этого разделения стала близость по классу, а не братство во Христе, – и совершенно исключили идею того, что объединит всех со всеми: любовь к друг другу и Богу. Для христианина подобная подмена очень четко маркирует источник этой идеи – уж точно не небеса обетованные, а то количество крови, которое эту идею удобрило и сделало тучной и урожайной, только доказывает тот факт, что баламутово ведомство приложило к ней все свои силы.
Реакционная система фашизма и нацизма вынуждена была что-то противопоставить этому “всеобщему братству рабочих и крестьян”, и она противопоставила – идею “моя нация превыше всего”, и опирались эти идеи на самые древние архетипы человечества: мои ближние, мое племя, мой народ – это и есть самые важные и самые главные люди, они заслуживают самого лучшего, лучшей земли, лучшей судьбы, богатства и власти над врагами.
Коммунизм сломал вековую понятную цепочку понятий, чтобы насадить тот самый “интернационал”. “Своими” теперь стали не люди одной крови, а люди одного класса. Ты – русский рабочий, я – немецкий рабочий, мы – братья по классу, а не братья по крови, но давай объединимся и поубиваем врагов и с твоей стороны, и с моей, тогда как фашисты/нацисты выделяли неких врагов-унтерменшей, которые являлись препятствием на пути к построению светлого будущего, и эти недолюди и подлежали тотальной зачистке, а остальные – должны были превратиться в рабов и служить своим господам. И все было бы логично у каждой из сторон, но с таким подходом, как у коммунистов, понятие врага – перестало быть обнаруживаемым где-то там, за чертой оседлости, в другой деревне, за горами или за рекой, враги – они вот они, за соседней дверью, они – могут быть твоими друзьями, родными, близкими, а ведь “если враг не сдается, его уничтожают” (с). Врагом мог оказаться буквально каждый – если он принадлежит не к твоему классу. Враг – теперь не где-то там, он – повсюду, он может быть твоей матерью, братом или сыном.
Таким образом, если уже сравнивать эти два порождения инфернальных сил (а я в этом ничуть не сомневаюсь), то у фашистов хотя бы оставалась какая-то доля человечности по отношению к “своим”. Гитлер желал бросить к ногам немцев весь земной шар – именно к ногам его нации, его народа. Ленин-Сталин тоже мечтали бросить к ногам земной шар – вот только к чьим ногам? СССР был многонациональной державой, доминирующая нация в нем была, но ее постоянно шпыняли наравне (а иногда и сильно хуже) других наций, так что интернационал работал с весьма странными флуктуациями. Может, тогда мир следовало бросить к ногам “своего класса”? Но классовая борьба в СССР прекратилась сильно после войны, а до этого целые классы “снимали слоями”, причем ладно там помещики с капиталистами, которые первыми пошли под нож, так нет же – потом “слоями” пошли снимать своих же коммунистов, и процесс этот проделывался с огоньком и задором, по плану и с непременным перевыполнением заданного “родной партией”. То есть коммунисты в первую очередь развратили и превратили в палачей и жертв свой собственный народ, но ведь это еще не все.
По логике целей коммунизма, распространить построение светлого будущего следовало по всему миру, весь мир следователо научить убивать врага невзирая на то, кем этот враг тебе приходится, а это должно было привести к тому, что “слоями бы снимали” вообще всех врагов, понятие которых коммунисты всегда могли трактовать широко и вольготно, и иногда это были целые классы, а иногда, когда дело дошло до войны и большой крови, – то и целые нации.
Я не устану повторять, что фашисты и нацисты – полные чудовища, ничего и никогда не может оправдать концлагеря и лагеря смерти (особенно детские), холокост и истребление цыган, гомосексуалистов, слабоумных и инвалидов. Это полный адище и этому нет никакого объяснения. Но понимаете, при всем этом у них хватило ума не трогать главный и мощный архетип, который явился хотя бы какой-то сдерживающей силой – не трогай “своих”. Твоя кровь – неприкасаема, да, внутри этой крови могут быть враги, их нужно наказать, но “твои” в широком смысле – превыше всего.
Коммунисты отвергли и этот принцип и сделали возможным уничтожать своих, причем массово уничтожать, так, как мир еще не умел – и переступив закон родства и крови, они сделали возможным распахнуть ворота в ад на полную ширину. Мир до этого и так не был приятным местом для жизни, люди все время грызлись и воевали с друг другом, пойти чего-нибудь завоевать и поуничтожать ради территорий и богатств, – считалось делом чести, доблести и славы, как тот самый труд товарища Сталина. Внутренние войны тоже не были чем-то прям неизвестным – во времена французской революции французы не булками друг друга угощали, и гугеноты с католиками не цветочки вместе нюхали. Но тогда гуманитарные стандарты были везде примерно одинаковыми, а вот 20 век обещал быть веком добра, просвещения и установления какого-никакого мира, уже разделенного и устоявшегося после всех этих завоеваний и освободительных революций.
И тут приходят новые коммунистические идеи и объявляют, что своя кровь уже не так важна, внутри твоего народа можно найти не просто врагов, а массовых врагов – и уничтожать их без счета ради светлого будущего.
И что эти коммунистические идеи иделали с нашим народом – видно только со стороны. Я очень хорошо понимаю, что буквально у каждого из нас имеется “прекрасный человек, моя бабушка или дедушка, которые были коммунистами”. Но в том-то и дело, что в Германии у каждого имеются свои бабушки и дедушки, которые если и не были членами НСДАП, то целиком поддерживали эти идеи, и они тоже были не менее прекрасными людьми. В том-то и дело, что “сенат – чудовище, сенаторы по отдельности – прекрасные люди”. У нас в Канаде недавно похоронили милейшую старушку, жившую в крохотном городке. Ее обожал муж, любили соседи, она чудесно общалась с их детьми, часто сидела с ними, пока родители уезжали по делам, и не было человека, который бы сказал о ней хоть что-то плохое. А потом оказалось, что она бывшая надзирательница концлагеря, чудовище, которое еще поискать на белом свете. То, что кто-то был прекрасным человеком, не значит, что идеи, которые он поддерживает, так же прекрасны.
Те, кто поддерживают нынешнюю войну, могут быть прекрасными людьми, но они поддерживают войну. С этим как быть? Война от этого не становится ни менее ужасным явлением, ни менее кровавым ужасом.
Наши прекрасные бабушки и дедушки не делают коммунизм чем-то лучшим, чем нацизм, они всего лишь побуждают нас впадать в когнитивное искажение, при котором нечто кажется нам лучшим просто на основании того, что оно – наше. Нам органически противно признать, что наши близкие могут быть причастны к чему-то страшному, и точно так же немцы отвергают идеи о том, что их бабушки и дедушки могли искренне поддерживать нацизм. Очень мало детей и внуков нацистских преступников сумели дистанцироваться от своих родителей или дедов-бабок, просто потому, что они для них не были нацистами, они для них были родней, самыми близкими людьми.
Но еще более страшным коммунизм становится оттого, что его никак не осудили. Нацизм прокляли (но, как видите, не забыли), Гитлер надолго стал именем нарицательным для кровавого чудовища и массового убийцы. Коммунизм не просто не проклинали: лишь какое-то время в распавшемся СССР (исчезающе короткое с исторической точки зрения) пытались рассказывать правду о том, что творилось в стране после революции, но теперь архивы не просто закрывают, их уничтожают – чтобы наверняка, навеки затереть память о том ужасе. А ведь вирус коммунизма не поразил одну Россию, он начал распространяться – и упав на очень специфическую почву азиатского национального характера – породил преступления еще более кровавые, чем сталинские лагеря. Коммунизм сформировал из русских (и других жителей республик) хомо-советикус, но одновременно столкнувшись с нашим национальным расп….ством – он все же мог дать жертве шанс спастись, сбежав с каким-нибудь табором или переехав совсем уж в далекие районы. Азиатский извод коммунизма породил совсем уж чудовищные примеры истребления людей – миллионами и десятками миллионов, если считать совокупные жертвы из числа неродившихся людей.
Но что там прошлое, то, что коммунизм не был осужден, бьет и по нам с вами. Он порождает и нынешних левацких чудовищ, чьими идеями теперь уже и мы давимся. Нравится жить в чудесатом мире, где с одной стороны восстанавливается совок 2.0, а с другой стороны – вся эта свистопляска со ста пятистами полами, инклюзиями и прочими кружавчиками, которая снова порождает качок политического маятника вправо, когда еще немножко – и Алоизыча будут вспоминать не как пример чудовища, а как пример спасителя? А отчего ж мы в этот мир попали? Да по насередке того, что как бы к Фатимскому пророчеству ни относиться, а слова о том, что если Россия не покается, то породит из себя такое ужасное учение, от которого столетиями мир не оправится, – больше не кажутся мне чем-то очень абстрактным и невозможным.
И ладно бы, не только русские могут похвастаться тем, что сумели кровушкой залить и себя, и весь мир. У всех наций рыло в перьях – хоть у бритов, хоть у немцев, хоть у французов, хоть у бельгийцев. Но одно дело – отрефлексировать и сказать “моя вина”, а другое – говорить, что “в этом все равно было нечто светлое”. Не было в этом ничего светлого для нашей несчастной родины, и если бы на Нюрнбергском процессе нацизм был осужден так же, как и коммунизм, жили бы мы с вами совсем в другом мире.
И это еще Гитлер успел первым ударить по СССР, а то ко всему бы к этому еще добавился вселенский позор стороны, начавшей мировую бойню первой. А уж как все эти коммунистические генералы умели воевать, чтобы победить нацизм. Уж сколько было загублено в мясных штурмах, а сколько мирных погибло от политики выжженной земли. Считают те миллионы, считают, никак не могут прийти к хотя бы приблизительной цифре, где погрешность исчисляется не тысячами, а сотнями тысяч. Тех самых сотен тысяч своих… И сколько русских и украинцев гибнут в этих штурмах сейчас – потому что ведут их в бои военные, учившиеся в одних командных училищах под красными флагами, где жизнь человеческая ни во что не ставилась, зато все знали, что когда-то наступит светлое коммунистическое завтра.
На этом основании я и делаю вывод о том, что коммунизм – хуже нацизма. Он не просто такая же дикая и кровавая идея, как и фашизм, он страшнее тем, что разрушает самую базовую, самую древнюю человеческую идею – идею близости по крови и родству. Он взял великую и прекрасную идею, принесенную на землю Самим Богом – что в Нем, в Христе, в Его божественной любви, нет ни эллина, ни иудея, ни мужа, ни жены, ни матери, ни ребенка, – а есть люди, дети Божьи, объединенные Его кровью и плотью, Его победой над смертью, Его жертвой и Его даром и любовью – и эту идею извратил с самой адской издевкой, разрушив самые древние человеческие связи ради некоего абстрактного “светлого будущего”, которое предлагалось выстраивать именно что на крови тех самых “бывших родных, а нынешних классовых врагов” под руководством квазибогов из членов Политбюро.
Он разрушил русских людей, доведя ситуауцию до того, что когда мы читаем о России 19-го или 20-го века (не самое прекрасное и справедливое место на земле) – то не узнаем своих соотечественников, потому что речь идет о каких-то качественно иных людях, которых не квартирный вопрос испортил, а которых изломало то самое разрушение внутренних человеческих связей и которые превратились в массовых палачей, жертв и замерших в ужасе свидетелей происходящего. Подключите сюда эпигенетику – и сделайте выводы о том, кто мы такие. Я сознательно говорю МЫ, потому что я – такой же продукт той эпохи, и речь только о том, что я вышла из одной системы, перешла в другую, а теперь живу в третьей, имея возможность поглядеть на обе со стороны.
Недавно я наткнулась на старый фильм “Любить” студии Молдова-фильм. 1968 год. Я еще о нем напишу, потому что нахожусь до сих пор в глубинах сильнейшего удивления, как это дело могло сниматься в таком лохматом году, учитывая тематику.
Так вот, там было несколько новелл в исполнении профессиональных актеров, прерываемых хроникой опросов прохожих на улицах. Опрашивали в основном молодых, хотя и несколько пожилых людей отвечали на вопросы, что такое любовь. Интересно то, что рецензию на этот фильм написала какая-то блогерша из тех, которые постарше меня, помню, что она восхищалась модными девушками, стильными прическами, макияжем и так дале, меня же потрясло другое. При всех стрелочках и каблучках-рюмочках, при всех мини и бабеттах на голове – все, ВСЕ, ребята, люди, от стара до мала, были невероятно зажаты (речь не о респондентах, а о толпе, которая вообще не знала, что ее снимают), напряжены и никто не улыбался. А зубы… ребята, зубы – это отдельная история, даже у молодежи. И это уже тучные почти семидесятые, а не хмурый сталинский СССР, да еще летняя Москва, самый ее центр.
Это – тоже сделал с людьми коммунизм, его последствия. Он сломал все – и то, что появилось на удобренной им почве, невозможно назвать городом-садом при всем желании. Я не могу слышать все эти камлания про “прекрасные бесплатные квартиры и бесплатные кружки” – потому что даже если кровавейшие преступления коммунизма не были толком осуждены, то кому было какое дело, откуда брались все эти “бесплатные кружки и квартиры” с точки зрения экономики, сколько раз наши родители и бабки с дедами были ограблены и оболванены – чтобы еще и думать о том, что те крохи, которые им бросали с барского плеча “слуги партии и народа”, – это даже не минимум, который они заработали, а тень того минимума, который имели их коллеги в других странах.
Дважды, трижды обманутые, выжившие в течение вековой бойни и голодоморов, утратившие представление о том, что такое настоящая свобода, но научившиеся выживать в условиях бесконечной опасности, которая может прийти от любого, самого близкого человека, – наши предки передали эту травму и нам. А мы – передадим и своим детям, во всяком случае, я знаю, что в Насте, рожденной в Германии, все равно есть и тревожность, и кое-какие еще черты, переданные мной и мужем – невесть как больше, генетически или воспитанием. И если это так проходится по детям, рожденным уже не в нашей стране, как же это может бить по тем, кто будет переживать реставрацию СССР 2.0?
Я не знаю. Знаю только, что это зло не то, что не было покошено, залито дустом и засыпано солью, чтоб не прорасло, напротив – это зло сейчас объявляют не то, чтобы прям и злом, а скорее – добром. И вообще “в основе лежала светлая идея”. И жертв было не столько, сколько утверждают враги. И “вы вспомните ту страну, которую приняли с сохой, а оставили с атомной бомбой и космосом”…
Да все то добро, которое произросло на тех семенах зла, – это ни что иное, как рука Бога, которая делает добро из того, что у нее есть – из зла. Но это совершенно не значит, что если ростки добра произросли на почве зла, что в этой почве было что-то хорошее. Это просто Господь нас не оставляет по великому своему милосердию.
Опять история повторяется – вот только снова не как фарс. И реки крови, который льются прямо сейчас, – тому подтверждение.